1. Большие надежды (2/2)

Она тоже кивнула, не отрицая, что есть способы борьбы с этим, но самый действенный — дожить до пика нервозности — встречи, выступления, урока, — а тогда сразу станет легче. Вот почему ожидание настолько ужасно?

Лампочка над лифтом загорелась красным. Тэхён обратил на это внимание, потому что давно ждал. Как только двери отворились, Мики выскочила наружу, стуча каблуками и тряся в воздухе бумажками. У неё был такой наигранно-счастливый вид, что он не сомневался в том, что она уже посмотрела результаты и они положительные.

— Как хорошо, что вы уже встретились, — нараспев произнесла она, заставляя вскочить как Тэхёна, так и его собеседницу.

Девушка принялась кланяться и искоса удивлённо пялиться на Тэхёна. Она и не догадывалась, что они оба такие красивые. У них наверняка родится ангел, а не ребёнок.

— Ким Тэхён, — начала представлять их друг другу Мики, — Ча Юни.

Им пришлось обменяться поклонами, хотя Тэхён не очень был к такому расположен. У него настроение испортилось от того, что встреча с суррогатной матерью таки состоялась, и она оказалась очень нервным человеком. Мики её живьём сожрёт. Теперь становилось понятно, насчёт чего она лепетала с подругами по телефону, заявляя, что ей нужен кто-то невинный и отчаянный. Юни производила именно такое впечатление, потому что не прекращала дрожать перед Мики и скреплёнными листами, что та держала.

— Надеюсь, вы простите меня. Я не удержалась и в лифте заглянула в анализы…

Безумная улыбка Мики значила лишь одно.

— И что там? — выпалила Юни.

Тэхён ещё до того, как жена в визжащем восторге сообщила, что оплодотворение прошло отлично, знал, что на этом его неспокойная жизнь закончится и начнётся тревожная.

Юни, наконец, отпустило. Она услышала, что беременна и ей стало легче. Это Тэхён напрягся.

— Нам нужно это отметить! — Мики кивнула на букет, а когда парень не понял, прошипела: — Тэхён, цветы.

Но он и не подумал дарить их Юни. Она ясно дала понять, что её вывернет, если эти лилии окажутся в опасной близости к её обонятельным рецепторам. Напротив, он убрал букет за спину, представая перед своей женой тугодумом.

— Да, вам стоит отметить, — сказал он, — а мне пора на церемонию…

Мики опять сделала это — схватила его за предплечье, беря в тиски и не позволяя уйти.

— Тэхён так шутит, — в её тоне не было и намёка на мягкость, — единственная церемония, которая ему сегодня грозит — церемония посвящения в будущие отцы.

***</p>

В кафе было так тепло, что Тэхёну хотелось снять пиджак и хоть немного ослабить узел на галстуке. Он большими глотками опустошал вторую чашку кофе, явно быстрорастворимого и залитого огромным количеством воды, потому что он чувствовал этот водянистый вкус дешевизны, и он ему очень нравился. Юни, похоже, тоже нравился её лимонад с лаймом и мятой и большая порция овощей на гриле. Она поглощала всё с сумасшедшей скоростью, невольно давясь, когда Мики пыталась отвлечь её от еды, чтобы спросить о самочувствии, о том, чем она питалась все две недели после ЭКО, ощущала ли она себя сразу беременной или это пришло только с получением результатов.

— Мне очень важно, чтобы ребёнок рос здоровым и не живодёром, — Мики даже не притронулась к своей порции салата. — Как было прописано в договоре, нельзя употреблять в пищу мясо, птицу, рыбу и морепродукты. Молоко и сыр можно иногда, как и яйца. Но яиц поменьше — в них много холестерина.

Юни кивала, жуя. Она пережила этот страшный момент, убедилась в том, что пути назад нет, и почувствовала себя необычайно голодной. Она доедала свой заказ и поглядывала на салат Мики, который та взяла себе чисто для вида, слишком возбуждённая, чтобы есть. Юни видела в меню, сколько стоила эта небольшая тарелка зелёных листьев и двух помидоров, и считала настоящим расточительством заказывать еду и не есть её.

— Мы с тобой много общались, — Мики сделала на этом акцент, поворачиваясь к мужу и одаривая его многозначительным взглядом, — но не могла бы ты немного рассказать о себе Тэхёну? Уверена, он даже не потрудился заглянуть в наш контракт и почитать о тебе.

У Юни кусок жареного баклажана поперёк горла встал. Она действительно ненавидела этот вопрос. Сама регулярно задавала его новым ученикам и была вынуждена рассказывать о себе, но представляться перед пятилетними детьми было вовсе не одно и то же, что перед тридцатилетним мужчиной. Юни от такого отвыкла.

— Да, — она рассеянно опустила вилку в тарелку, вытирая губы салфеткой и делая глубокий вдох, прежде чем начать быстро и чётко: — Я Ча Юни, мне двадцать пять лет. Не так давно я окончила обучение, поскольку брала академический отпуск, и теперь преподаю для дошкольников: учу хангылю, таблице умножения и английскому. У меня есть дочка. Ей почти два года.

Не зная, что ещё о себе рассказать, не вдаваясь в подробности об интересах и увлечениях, которые Тэхёну были до лампочки, она привстала со стула, чтобы поклониться.

— Что ж… Надеюсь, вы позаботитесь обо мне.

Звонкий смех Мики вогнал Юни в краску. Когда она смеялась, запрокидывала немного голову и беззвучно похлопывала ладонью по столу, но почему-то её смех был ни капельки не заразителен. Отсутствие как таковых эмоций на лице Тэхёна служило тому подтверждением.

— Ты слышал? Она хочет, чтобы ты позаботился о ней, — Мики сделала вид, что вытирает слёзы в уголках глаз, а левую руку опустила на крепкое плечо мужа. — Милая, он даже о себе позаботиться не в состоянии. Мужчины в наше время кошмарно несамостоятельные, потому за ними всегда должна стоять женщина. Такая как я, да, Тэхён?

Юни взглянула на вышеупомянутого, и тот быстро кивнул. Мики это очень порадовало, она даже ласково поправила воротник его рубашки, хотя в этом не было нужды, а после потрепала по щеке, долго и мучительно, чтобы потом остался красный след.

— Кушай, кушай, — сказала она, позволяя Юни вернуться к еде. — Хочешь заказать что-нибудь ещё? Нет? Тогда, как насчёт десерта?

Тэхён как никогда радовался тому, что кто-то так быстро ест и настолько скромный. Юни уплетала остатки овощей со скоростью света, а от десерта отказалась, как и от чего-либо ещё.

Она выглядела здорово со своими большими перепуганными глазами и румянцем на щеках, очень по-настоящему. Тэхёну хотелось на неё смотреть, но чтобы не сердить жену и не давать ей поводов полагать, что заинтересован, смотрел в свою чашку.

— Кстати, — Мики не умела молчать, — Тэхён так и не знает, как я тебя нашла. Я пыталась ему рассказать как-то перед сном, но он был настолько возбуждён, что было не до разговоров…

Юни снова подавилась, а Тэхён лишь крепче сжал чашку. Поскольку речь шла о нём, он точно знал, что это ложь. Никогда он не был возбуждён с Мики и никогда не лез к ней первым. А даже если она и говорила что-то о суррогатной маме в постели, он прослушал, потому что был в своих мыслях или попросту уснул.

— Ты вряд ли помнишь, но у меня в салоне есть постоянная клиентка — госпожа Бэ Ёнсун, — начала рассказывать Мики, — она большая фанатка ботокса и, по счастливой случайности, бывшая работодательница матери Юни. Она сказала, что сейчас у семьи Ча затруднительное положение из-за долгов за обучение и маленького ребёнка, а у Юни нет стабильности на работе. Мне хватило одного фото, чтобы понять, что эта девушка — то, что надо.

Тэхён не понимал, как Юни могла быть настолько неосмотрительной и так просто согласиться. У него в жизни тоже были моменты отчаяния… Он сам попал в ловушку господина Гото, женившись на Мики, и теперь заведомо жалел всех, кто по глупости связывался с его женой. Но даже в безденежном положении Юни следовало хорошенько всё изучить, присмотреться к паре, на которую планировала «работать» как минимум девять месяцев, и подумать, во что ввязывается.

— Госпожа Бэ с рождения Харам говорила мне подумать о суррогатном материнстве, — призналась Юни, отодвигая от себя пустую тарелку и берясь за покрывшийся крохотными капельками холодный стакан с лимонадом.

— Харам, — повторила Мики с абсолютно ненормальным восторгом, — это имя её дочери. Так забавно, что в шариате под понятием Харам подразумевается греховное и запрещённое деяние в исламе. Ребёнок ведь внебрачный.

Юни не считала это забавным, да и Тэхён тоже. Он посмотрел на жену более чем просто недовольно, но моментально стушевался под её немилосердным взглядом.

Юни пугало, что он был таким молчаливым и отстранённым. Он сначала ей понравился, показался чутким из-за разговоров в клинике, но чем дольше времени она проводила в его компании, тем более запутанной себя ощущала. Он наверняка из тех богатых мужчин, женатых скорее на своей работе, нежели на девушке, сидящей рядом. И ему совсем неинтересен ребёнок и пути его появления на свет. Судя по всему, ему вообще ничего, кроме работы и кофе, неинтересно.

— Покажешь ему фото малышки? — попросила Мики.

Юни растерялась, так как не очень любила делиться фотографиями своего ребёнка с кем-либо, но Тэхён впервые показался заинтригованным и даже немного придвинулся к столу.

— Да, конечно.

Схватив телефон, что лежал на столе, Юни стала быстро листать галерею, находя фото девочки с редкими чёрными волосами, довольно короткими, пухлым тельцем и щёчками. Она позволила Тэхёну взять телефон в свои руки, чтобы он смог приблизить фото, внимательно рассмотрев милое детское личико и жёлтое платьице в ромашку. Харам на фото стояла босиком на траве, а позади виднелся деревенский домик. Стояла она вполне уверено и наверняка топала очень хорошо в таком возрасте.

Тэхён засмотрелся на ребёнка, ненадолго забывая, что девушки на него смотрят в ожидании какой-либо реакции. Следовало натянуто улыбнуться и сказать, что девочка прелестная, или просто понимающе хмыкнуть, изучив достаточно, но Тэхён молча любовался.

Ему раньше нравились такие крохи. Обожал иметь с ними дело, когда был подростком, и если бы была возможность, сам пораньше завёл бы детей, но время шло, его кровь смешалась с дурной кровью, и ничего не получилось. Но теперь у них с Мики был шанс. Очень хороший шанс. Тэхён боялся надеяться, но если бы у них родился ребёнок, он бы приковал к себе внимание и стал эпицентром всего в их доме и в их жизнях. Больше не было бы этого тотального рушения мира вокруг, и они смогли бы двигаться дальше крохотными шагами по такой вот сочной зелёной траве.

У Юни, видимо, была привычка прочищать горло, потому что она вновь вырвала Тэхёна из размышлений.

— Да, — зачем-то сказал он, соглашаясь сперва с самим собой. — Очень милый ребёнок. Уже разговаривает?

— Немного, — у Юни на лице появилась широченная улыбка, — может потребовать повести её в магазин и купить игрушку.

Тэхён тоже слегка улыбнулся, запросто представляя себе, как Харам канючит из-за куклы на витрине.

— Так печально, что у меня болит голова от криков чужих детей, — без какого-либо сожаления вклинилась Мики, — иначе Харам тоже могла бы переехать к нам на время беременности. А так ограничимся одной Юни.

Улыбка быстро сползла с лица Тэхёна. Мир внезапно вновь окрасился в серый, ближе к чёрному.

— Что? — выпалил он, не сдержавшись.

— Хочу следить за тем, что ест мой ребёнок, находясь в утробе, за анализами, за самочувствием Юни, потому прописала в договоре переезд к нам до самых родов. Ты бы знал, если бы хоть немного слушал меня. Это частая практика, что обеспечивает наше спокойствие и комфорт беременной женщине.

За чем она хотела следить, так это за сменой эмоций на лице Тэхёна. Ей приносило огромное удовлетворение видеть шок и отрицание, а ещё отголоски ярости, ведь она не обсудила это с ним, пусть и лгала, что упоминала. Тэхён на пальцах мог сосчитать фразы, которыми они обменивались утром перед работой или вечером после неё. Он бы точно обратил внимание на такую мелочь, как сожительство с кем-то незнакомым.

Тэхён ненавидел всё новое, а особенно — людей. Из-за него у них практически никогда никто не оставался, и из-за него все родственники Мики на время похорон были отправлены куда угодно, только не в гостевые комнаты в их доме. Как бы плохо это ни звучало, но он привык к своей жене и только с ней чувствовал себя комфортно, а сживаться с кем-то ещё не был готов.

— К тому же, это отличный шанс пережить все прелести беременности, — Мики стала чуть менее осторожной, сглатывая с трудом. — Я хочу почувствовать себя матерью как можно раньше, если ты понимаешь, о чём я. Хочу проходить через всё это вместе.

У Тэхёна не было сил жалеть её, потому что он и так утопал в жалости к себе, а теперь и к Юни.

— Это плохая идея, — только и сказал он.