Часть 7 (1/2)

Океан походил на бурлящий котёл. Бушующие волны сворачивали гребни и искрами оксигена рассыпались над головой Бэй Доу.

Шторм где-то там, наверху.

Его беспощадные оплеухи унесли всякие силы сопротивляться стихии.

Ниже, ниже…

Меж пальцев струился нежный флёр.

Капитан дрейфовала в тёмных глубинах. Тонкие нити смирения сковали тело, опустошённый взгляд уцепился за разбивающиеся белые вихри.

В голове гудящее, тяжёлое ничто. Слишком много Бэй Доу думала о том, как хотелось бы, чтобы это прекратилось. Мысли переполнили её, вышли наружу и лопнули. Как пузырь. Но их отголоски до сих пор кружились рядом и щекотали кожу.

Однажды море уже проглотило её. И матросы кричали с корабля. И чудовище…

Быть может, оно теперь там, в лоне студёного мрака. Притаилось и ждёт, когда она опустится до критического уровня. Когда проклятие найдёт своё отражение в червлёном глазу.

Волны пенились в толще воды,

На дне спокойно и тихо.

Душа не хочет исчезать,

Но ей жить в таком мире тоскливо.

Кажется, это он читал на одном из уроков поэзии. Рулевой тогда взглянул на него с неодобрением, возразил: «В каком ещё — таком? Это стишки у тебя «такие»!»

Каэдехара многозначительно смолчал. Не то чтобы кто-то хотел его слушать.

Ей почему-то запомнился отчаянный, печальный взгляд, с каким он впервые поднялся на «Алькор».

Чего он ожидал?

Бэй Доу совестно.

Она никогда не заступалась — возмещала тем, что многое спускала с рук. Это была единственная искренность, на которую капитан была способна.

Ей нравились его стихи. Не потому что понимала их или понимала Кадзуху. Скорее за то, какие чувства они вызывали. В тот день Бэй Доу отвесила Хай Луну подзатыльник.

Так странно... Словно прошло уже много лет с тех пор, как она видела свою команду.

Шум бьющихся волн походил на раскаты грома. Шипящая белая завеса заслонила иллюминатор. Через водную гладь не было видно ни небо, ни звёзды — ничего, что могло создавать иллюзию свободы.

Пузырящееся облако в этот раз больше, шире. Жужжащее, беспокойное, жуткое. Окутало капитана, как стая диких пчёл.

Что-то показалось из-за серебряной пыли.

Словно из портала, словно всё пережитое было ничтожно-эфемерным.

Чья-то ладонь.

Схватила Бэй Доу за руку — решительно и крепко.

Опостылевший страх. Перед глазом, под кожей, в жилах. Привёл в движение окоченевшее тело: разъединить, снять с себя. Медленно, но упрямо.

Она смогла коснуться — не мираж. Холодная, гладкая кожа. Тонкие узловатые пальцы.

Сжали её запястье сильнее и потянули.

В комнату, где из каждого угла — загнанная боль, злость до выжженных вен и скрипящее, заржавелое отчаяние.

Тремор на теле, руках, кончиках пальцев… Неприятно осел — безвылазно.

Она сидела на полу у дверей. В комнате ничего не изменилось. Разве что пляшущие тени куда-то разбежались. Фитилёк на парафиновой палочке больше не горел.

Темно.

Так же, как и там, откуда вытащили капитана. Но никаких вихрей, разбивающихся на кристаллы. Вонь спирта да зябкая сырость. Хлопковая рубашка липла к телу, словно и не бредила она вовсе об океане.

Бэй Доу подняла голову и замерла. Собственное дыхание гремело в висках.

Рубиновые очи светились ярко и загадочно. Длинные ресницы чувственно дрожали.

С губ Кадзухи слетел облегчённый вздох.

Он протянулся к её щеке. Бэй Доу измученно отвернулась, избегая его касаний.

Кадзуха неловко опустил руку, усмехнувшись. Сжал ладонь в кулак.

— Я слишком самонадеянный. Думать, что ты будешь мне рада… — шёпот походил на шелест листьев, капитан едва могла его расслышать. — И всё же, это расстраивает.

Бэй Доу могла лишь смотреть на него в ответ. В голове эхом раздавался рокот волн.

Она хотела спросить, о чём он, чёрт подери, говорит, почему у него на лице застыла эта мерзкая жалость, но горло сдавило от сухости.

Кадзуха болезненно скривился.

Хватит смотреть на меня так.

Он потянулся к ней. Бэй Доу протестующе простонала, но её гневающийся взгляд не в силах был его остановить. Каэдэхара прижал её к себе, заключил в кольцо рук плечи капитана.

Руки Бэй Доу глупо повисли вдоль туловища.

Как же раздражающе.

Словно кости и плоть обратились свинцом. Она неспособна совладать даже с собственным телом, не говоря уже об иназумском юнце.

Ухо обожгло:

— Не говори ничего. Я знаю. Ещё немного… Просто побудем так.

Бэй Доу уронила голову ему на плечо в молчаливом смирении. От него пахло дождём и солёным ветром. Никогда ещё запах не казался ей таким живительным, таким нужным.

Кадзуха вздрогнул от ощущения, как кончик носа капитана скользит по его шее.

Каэдэхара затаил дыхание, комкая в руках её рубашку. Щёки окрасились в пунцовый, на губах растянулась умиротворённая, счастливая улыбка.

Широкие ладони поднялись к спине — пересчитать выпирающие позвонки, осторожно коснуться рёбер, лопаток — и остались там, чтобы мягко гладить, путано, оставлять витиеватые узоры кончиками пальцев.

— Ты всегда можешь положиться на меня.

От него веяло теплом. Её гордость была велика и она была задета. Капитан расслабила плечи — у неё не нашлось сил более противиться ему.

Скрипнули половицы.

Тело Каэдехары, натянулась, точно струна, затвердело там, где их животы соприкасались.

— Что ты смотришь на меня так? Она от этого не растаяла. Ты меня в выгребной яме бросил…

Что-то заставило её замолчать.

Кадзуха тихо заговорил.

Вибрация его голоса, низкого, твёрдого, пронеслась по коже Бэй Доу мурашками.

— Всё не вырастешь никак...

— Тебе не понять, — циничный смешок соскочил с губ Такэяма. — Эта деревня похожа на ад, я тут с ума схожу. Каждый день одно и то же. И эти нищие у дверей… Тошнит от их болячек.

— Ты не хочешь лечить, не хочешь в армию, — ровно произнёс Кадзуха. — Но твой отец не придёт решать за тебя проблемы. Ты должна научиться этому сама. А не говорить, что тебя бросили, когда я был с тобой все эти годы.

На время повисла тишина.

Бэй Доу дёрнула плечом, и руки Кадзухи сжались вокруг неё ещё крепче. Смысл услышанного от неё неизбежно ускользал.

Она потеряла бдительность.

Всё это походило ни на что иное, как на новый виток галлюцинации.

— Да кто захочет так жить? — голос Такэяма дрожал, когда она усмехнулась. — Не поэтому ли ты уплыл?

— Сейчас не время обсуждать, почему я уплыл, — холодно изрёк Каэдехара.

— Меня всегда поражало: неужто ли тебе всё равно? Неужто ли кривая, пропащая душонка уже не может ничего воспринимать как следует…

— Нужно было запереть меня.

Его тихий, словно покачивающиеся на ветру ветви, голос, был наполнен пустотой и усталостью.

— Какая от этого потеха… — задумчиво протянула Рюдзё. — Ты не злился бы, как сейчас, — она говорила с высокомерной уверенностью.

— Не злился бы вовсе.

— Ищи потеху, — пробасил Кадзуха, — и трави убогую серость ещё большей отравой. Я вовсе на тебя не зол.

— Пустое! — истерично усмехнулась Такэяма. — Когда ещё ты говоришь, что думаешь? Теперь я уверена, что ты меня всегда презирал. Как прискорбно. Впрочем…

Она веселилась, и веселье это было слышно в каждой ноте, каждом слове.

— Если же я неправа, ты позволишь мне делать, что захочу?

Каэдехара одёрнул её тяжёло и властно:

— Не будь такой беспечной.

— Тебе лучше быть со мной понежней, как думаешь? — не без ёрничества ответила она.

— Веди себя соответствующе, — низко отозвался Кадзуха. — Я никогда не убью тебя, но всё ещё могу заставить пожалеть. Выполняй, что пообещала.

Бэй Доу почувствовала, как ком, застывший у неё в горле, стал вырываться наружу. Со всей силы она упёрлась ладонями в плечи Кадзухи. Не отстранилась ни на дюйм.

Он удивлённо взглянул на неё.

— Капитан?

— В сторону, — хрипло произнесла она.

Рубиновые очи наполнились тревогой.

Руки, обнимающие её вокруг спины, исчезли. Каэдехара поднялся и протянул ей ладонь.

Капитан отвернулась. Нащупала шероховатую стену, чтобы опереться. Волосы падали ей на лицо, ноги едва поддавались.

Бэй Доу, стиснув зубы, встала.

Смешок. Едкий, надменный.

Она одарила Такэяма злобным взглядом.

Два сапфира, словно два бездонных омута, тёмные и жуткие, наблюдали за ней из угла.

Капитан сжала кулаки и потянула ноги в её сторону.

Рюдзё восторженно улыбнулась. Она выглядела так, словно с предвкушением ждала, что будет дальше, не до конца понимая, что это произойдёт с ней.

Кадзуха остановил её, взяв за запястье. Бэй Доу оглянулась на него, вне себя от гнева, и грубо стряхнула его руку.

— Капитан, это моя вина. Даже если ты…

— Замолчи.

Бэй Доу обратилась к ней неформально:

— Зачем ты делаешь это?

Такэяма улыбнулась, в раздумьях приложив палец к губам.

— Такэяма… — Кадзуха одарил её упреждающим взором.

— Зачем? — она обратилась к капитану. — Ты ведь сама сказала: я здесь от скуки загибаюсь.