Глава 50. Ты — моя боль в голове, моё горе от ума (1/2)

Он открыл глаза, потому что ему показалось, что сзади что-то происходит. Не поворачивался, но слушал. Какие-то лёгкие шорохи, что-то совсем недалеко смялось на постели возле его спины.

Предпочитал ещё чуть-чуть послушать, чтобы нарисовать себе картину перед глазами, прежде чем он повернётся. Всяко не знал, что ему говорить.

Каждая его попытка с тех пор заканчивалась точно так же, как и предыдущая. Белое Бедствие больше не слушал его. Ни одно предложение тот так и не дал ему договорить. Не потому, что перебивал, а потому, что Вэй Усянь сам замолчал по причине того, что видел перед собой. Его голос даже не звучал в голове Белого Бедствия.

Напряжение между ними существовало, но больше моральное, чем физическое. Тот никуда не уходил и оставался на своём месте. Чувство, что между ними что-то не так душило только из-за отстранённой позиции другого. Из-за нежелания слушать или говорить.

Шорох закончился, и Вэй Усянь прислушался тщательнее. Пытался срисовать для себя картину за спиной. Жаль, что на ней нет глаз. Ему казалось, что Белое Бедствие встал. Не был уверен в этом точно — слишком мало звуков услышал. Но ничего другого придумать не мог.

Всё затихло. Это напрягало его. Он знал, что тот не издаёт звуков, когда использует свои заклинания. Если Белое Бедствие уйдёт, Вэй Усянь даже не узнает об этом, если не увидит. Эта мысль его пугала. Мужчина обернулся, чтобы успокоиться и не догадываться. Не додумывать себе грядущее плохое.

— Даочжан?

Белое Бедствие стоял к нему спиной. Вэй Усянь переступал ладонью по мягкой постели в сторону, чтобы увидеть хотя бы часть его лица…

…а увидел лишь ребро белой маски радости и грусти.

— Ты снова надел её. Зачем?

— Женщина. Жена главы ордена.

— Да?

— Она на месте. Её передали в руки нового главы ордена. Он пришёл лично, когда ему доложили. Вышел за ворота ордена и забрал её сам.

— Вот как… Спасибо, даочжан. Огромное тебе спасибо. Это значит для меня непомерно много. Мне трудно подобрать слова, чтобы выразить тебе глубину своей признательности. Я всё же постараюсь. Спасибо, что не отвернулся от меня, когда я в…

— Орден готовится к похоронам.

Вэй Усянь встал на четвереньки и подполз чуть ближе к краю и больше в сторону, чтобы хоть чуть-чуть увеличить радиус обзора. Смотрел на него. Тот молчал.

Понятно, что Белое Бедствие сказал это, потому что не хотел слушать. Брезгует? Брезгует принять благодарность? Но ведь она искренняя.

— Даоч…

— Клану Юй передали информацию.

— Что-то ещё?

— Глава ордена Мэйшань Юй и её родственники направляются в Ляньхуа.

— Это всё?

— Всё.

— Теперь я могу сказать?

— Нет нужды.

— Есть. Я хочу поблагодарить тебя за всё, что ты сделал для меня. Почему ты не даёшь мне шанса?

— Твои слова ничтожны.

— Не надо так. Не надо так разговаривать со мной. Я ничего плохого тебе не делал.

— Очередная ложь.

— Что я сделал? Напал на тебя? Это никогда тебя не печалило. Бросил тебе Атем в голову? Ты же просто увёл её в сторону. Так быстро, что с лёгкостью мог увести её, вернуть на место и снова увести. И это всё до того, как меч долетел до тебя. Тебе бы хватило времени. Мертвецы тоже не то, из-за чего ты мог бы беспокоиться. Да тебя же невозможно обидеть. Ты никогда не обижался на меня.

— Я не обижен.

— Тогда что с тобой?

— Ты не тот, за кого себя выдавал. Я ошибся.

— В чём?

— . . .

— В чём даочжан? Во мне?

— Не поймёшь. Не примешь.

— Что я не пойму?

— . . .

— Как я могу понять то, что ты отказываешься мне говорить? Расскажи, и я приложу все усилия, чтобы понять тебя.

— Я ничего. Не буду. Рассказывать. Тебе.

Голова плавно повернулась, и белая маска радости и грусти уставилась прямо на Вэй Усяня. Он не видел взгляда под ней, но чувствовал, что там нечто совершенно враждебное и непоколебимое.

Мужчина сел, подтянул к себе ноги и увёл лицо подальше назад, отклоняясь. Испугался, когда к нему повернулись. Чувство животного ужаса зародилось глубоко в животе и за несколько мяо распространилось по всему телу.

— И что теперь?

— Мне нравится. Я так скучал по выражению ужаса на твоём лице. Ты каждый раз меня с ним встречаешь.

— Я не боюсь тебя.

— Не искушай меня. Не искушай меня. Не искуша-ай меня.

Маска склонилась в сторону и из-под неё послышался смешок. Не такой, как в последнее время привык слышать Вэй Усянь. Те были добрыми. Уже очень давно были добрыми. А этот был таким, каким он не слышал даже в первые разы.

Думал, что, когда они познакомились, Белое Бедствие не относился к нему плохо. Был нейтральным. А сейчас его отношение скатилось за черту. Теперь оно отрицательное. Это действительно пугало Вэй Усяня.

Он молчал, не в силах ответить. Не знал, что говорить. Не искушать, чтобы что? В чём не искушать? Думал, с какой бы стороны к нему подойти, чтобы сгладить этот невероятно острый угол.

— Не вынуждай меня дарить тебе правосудие. Ты не выдержишь. Сломаешься, даже не осознав всей своей тотальной бесполезности. Сломаешься, так и не вкусив масштабов катастрофы. Не пройдёшь и необходимого минимума, чтобы осознать.

— Осознать что?

— Третьего не дано.

— Хорошо, я понял. Понял. Третьего не дано. Есть только два варианта, верно?

Белое Бедствие повернулся к нему лицом, и маска щёлкнула. Вэй Усянь дрогнул от этого звука. Это было хорошо видно. Ещё один злой и насмешливый смешок эхом отбился от стен пещеры. Однако Безликий Бай молчал.

Мужчина выдохнул, прикладывая ладонь ко лбу, и с силой потёр его, царапая ногтями кожу. Ему не нравилось происходящее.

— Теперь я всегда буду встречать тебя с выражением ужаса на лице?

— Ты не будешь меня встречать.

— Что? Погоди, даочжан. Что ты имеешь в виду?

Белое Бедствие поднял перед собой руку, выравнивая пальцы параллельно себе. Вэй Усянь видел это далеко не впервые и хорошо знал, что это печать. Ладонь засияла и рукоять красивого массивного меча показалась, будто вышла ровно из неё.

Атем дес драхен плавно выдвигался вперёд. Остановился, когда эфес полностью вышел за границу печати. Безликий Бай взялся за рукоять и потянул в сторону, вынимая клинок. Меч с неприятным звоном упал на каменный пол. Нет, не упал. Его небрежно бросили.

— Дарю.

— Даочжан… Что ты имел в виду, сказав, что я не буду тебя встречать?

— Отсюда есть выход. Ты найдёшь его, если поищешь. Тунлу — единственное место в горной цепи, где защитники не доберутся до тебя. Имей в виду.

— Разве ты не останешься рядом со мной, чтобы защитить меня?

Вэй Усянь повторял его слова в точности так, как запомнил. Тогда это глупое предложение казалось ему нелепым и смешным. Сейчас же это единственное, на что он уповал, чтобы хоть как-то разобраться в дерьме, в которое угодил.

Глупое, да. А ведь как запало ему в сердце, что он помнил его дословно…

— Я обещал тебе, что придумаю что-то другое.

— Другое? Ты о чём?

— Ты выспишься раньше, чем через сорок шесть лет. Приятных снов.

— Стой-стой-стой. Погоди. Даочжан, подожди. Ты сейчас меня ужас как запутал. Что ты делаешь?

Силуэт таял и Вэй Усянь, наконец, понял, что тот уходит. Только сейчас. Он вмиг позабыл о боли в теле и сорвался вперёд, чтобы поймать его раньше, чем тот исчезнет. Хоть и помнил, что, если приблизится к разлому пространства, получит серьёзные травмы.

Подул ветер. Такой силы, что Тёмный заклинатель не мог противиться ему. Сила ветра была настолько мощной, что он был вынужден закрыть глаза и защитить от него лицо. Ноги скользили по каменному полу назад, словно по льду.

Он упёрся в кровать и ветер стих. Враз исчез, как и не было. Вэй Усянь открыл глаза и раздвинул руки.

Конечно. Кроме него самого, тут уже никого не было.

— Даочжан! Нет-нет-нет-нет! Не уходи так! Давай поговорим! Я судил по себе! Расскажи, что было у тебя!

Вэй Усянь какое-то время всматривался в пустоту. Был уверен, что его услышали. Искренне ждал какой-то реакции и не сразу понял, что ждёт уже очень долго. Разглядывал в полумраке предметы помещения, слушал, не рождается ли где-то ветер, нет ли какого шороха с каких-либо сторон. Мёртвая тишина. Его просто проигнорировали.

Внутренняя сторона колена упиралась в жёсткий каркас кровати. Вэй Усянь горячо выдохнул разочарование в самом себе и рухнул на спину. Закрыл локтями лицо и принялся сражаться с чувством боли, что накрыло его при падении.

Тело выло от такого жестокого содрогания. Каждая клеточка внутри протестовала, хотела дать понять своему владельцу, что ему следует быть осмотрительнее. Жаль только, что Вэй Усянь совершенно не прислушивался к языку своего тела и не отзывался на его мольбы.

Крутил в своей голове всё произошедшее. Хотел добраться до истины, чтобы найти начало. Разобрать, как его завело в такую задницу. Ему казалось, что после смерти госпожи Юй, хуже быть просто не может. Ничто не способно усугубить его положение.

Оказывается, может.

Осознавать, что Белое Бедствие ушёл не потому, что был вынужден, а потому, что не захотел с ним оставаться, очень печально. Тяжело ему давалось. Он правда был безумно влюблён в него. Только совсем не знал, как себя с ним вести.

— На нём не работает ничего из того, к чему я привык. У нас колоссальная разница в возрасте. Я понимаю. Он не просто из другого времени. Он из другой эпохи. Смотрит на те же вещи, что и я, совсем другими глазами. Я понимаю это.

Прикусывал нижнюю губу, соскальзывая по ней зубами. Раз за разом. Будто это ритуал для тёмного заклинания. Нервничал. Откровенно. Только не мог больше выражать эмоции.

— Я бы так хотел, чтобы он просто сказал мне, как есть. Не боясь взысканий и порицаний с моей стороны. Вряд ли это страх. Ему скорее нет до меня дела в этом плане. У него нет нужды рассказывать, делиться. Он прожил так всю жизнь. Один. Я понял это. Но сейчас ведь он не один. Так же, как и я. Почему бы ему не рассказать мне? Ясно, что он не святой. Я тоже. Договорились бы как-то…

Вэй Усянь поднял ноги с пола и поставил их на постель. Сводил и разводил колени, громко хлопая тканями на штанах. На губе проступала кровь от настойчивых, не совсем нежных, прикосновений зубов.

— Вряд ли он вырезал кучу народу без причины. Он ничего не делает без причины. Я понял, что ранил тебя, даочжан. Я только не понимаю, что же именно я такого сказал, что тебя так резко и бесповоротно отвернуло от меня? Вернись. Мне без тебя так плохо, даочжан.

Он не замечал, как его сознание медленно, но стремительно погружается в сон. Это было несвойственно ему. Обратить внимание на подобное сложно даже в привычной жизни.

— Не бросил меня. Спас. Забрал. Укрыл от богов. Вернул меч. Жалел и сочувствовал. Сдержал слово несмотря на то, что я ранил его душу. Я и правда всякий раз говорю тебе о том, какой ты ужасный, но ещё ни разу не сказал, какой ты хороший. Никто этого не видит. Никто не знает.

Колени ударились друг о друга в последний раз и их повело в сторону без ведома хозяина. Губы сомкнулись, руки съезжали в стороны, раскидываясь.

— Любимый.

Вэй Усянь посмотрел в потолок, но не увидел его. Кромешная тьма окутывала. Был уверен, что проблема не в сферах. Это… что-то другое…

*** </p>

— Вот эти — в архив, — он протянул бумаги из левой руки. — А эти — отдай Лан Цяньцю.

Доброжелательный и учтивый голос разливался по главной зале величественного дворца. Мужчина, стоявший перед архаичным обладателем волшебного глубокого голоса, будучи почти на три цуня ниже его самого, смотрел на него снизу вверх. Хотя мог этого не делать вовсе.

Как-то исподлобья посматривал, будто побаивался или уважал слишком сильно, чтобы смотреть равноправно.

— Ты слышишь меня?

— Д-да, мой господин. Конечно. Только…

— Что ещё?

— Генерал Тайхуа не примет от меня распоряжения. Если г-госпожа Линвэнь…

— Линвэнь тоже не сможет отдать ему приказ. Этого не потребуется. Выполняй то, что я говорю, и не думай об остальном.

— Хор-рошо. Извините, мой господин.

— Ты не первый год находишься на этом посту, а всё никак не вольёшься в колею. Что с тобой?

— Я приложу все усилия!

Молодой мужчина поклонился ему, неловко, но мягко выхватил бумажки из рук Цзюнь У, и отступил немного назад.

— Извините, что приношу Небесному Владыке одни хлоп-поты! Я исправлюсь.

Цзюнь У мягко улыбнулся ему, присаживаясь на свой трон.

— Ты можешь идти.

— Благодарю господина за помощь в решении этой ситуации.

Мужчина разложил бумаги в руках так, как ему удобно, чтобы ничего не перепутать, не то Линвэнь опять будет ругаться больше необходимого… И развернулся в сторону выхода из Шэньу.

— И ещё кое-что, — бросил в спину Цзюнь У.

— Господ-дин? — обернулся мужчина.

— Мне нужно, чтобы ты выяснил ещё кое-какую информацию о заклинателях.

— Снова клан Цзян, мой господин? Мне нужно ещё что-то разузнать о Цзян Ваньине?

— Нет. Он мне больше не нужен. Информации, что ты добыл, мне более, чем достаточно.

— Я так р-рад, — выдохнул мужчина обеспокоенность и поднял взгляд к лицу Цзюнь У. — Его смерть была такой внезапной и ужасной… Мой господин… Могу я задать Вам вопрос?

— Можешь.

— Как Вы думаете, какие мотивы могли быть у древнего демона, чтобы убить такого, как Цзян Ваньинь? Зачем? Ещё и таким способом…

— Каким?

— Бесчеловечным.

Цзюнь У поглубже сел в трон, положил предплечья на подлокотники и пальцы по очереди закрылись, цепляясь за край нефритового изделия. Гордо вскинул головой и на его губах заиграла лёгкая незримая улыбка. Его прямая осанка каждым позвонком прижималась к прохладному камню. Его забавляло это.

— Бесчеловечным? Да, пожалуй. Ведь он худшее в трёх мирах существо. Я думаю, что ради забавы. Привлекал к себе внимание.

— А зачем ему это? Мне казалось, он никогда не стремился к вниманию. К чьему вниманию, мой господин? Нашему или заклинателей?

— Ко всеобщему.

— Зачем?

— Я думаю, ему скучно. Животным, подобным ему, не нужен повод. Он безумен и понять умом его не стоит пытаться. Животные руководствуются инстинктами, импульсами, страхами.

Мужчина поджал губы и опустил взгляд к красивому белому полу. Шевелил пальцами ног, рассматривая, как они двигаются под тканевой обувью. Ему почему-то было неловко перед Небесным Владыкой и вообще, он не понял, почему так осмелел внезапно. Говорил, что задаст один вопрос, а спросил несколько.

Конечно, Владыка ответил на все вопросы, потому что он такой человек. Он лидер. Мягкий, располагающий к себе, говорит по существу, но всегда бьёт в цель. Такой надёжный и светлый… Как хорошо, что жизнь связала этого мужчину с кем-то настолько восхитительным, как Цзюнь У.

Он искренне был счастлив при первой встрече с ним, и с тех пор восторг не покидал сердце этого молодого бога.

— Что я могу сделать для Небесного Владыки?

— Поскольку тебе это близко — нужны разведданные о клане Юй и ордене Мэйшань Юй.

— Какая информация интересует моего господина?

— Всё. Всё, что узнаешь — докладывай. Текущий глава клана, родословная. Принципы семьи, разногласия, войны, если были.

— Когда мне отправляться?

— Закончи с бумагами и Лан Цяньцю, и отправляйся.

— Сколько времени на сбор данных Вы даёте мне?

— Сколько потребуется. У меня теперь полно времени.

— Теперь?

Это вырвалось невольно. Мужчина и не заметил, как спросил эту глупость. Он накрыл рот ладонями, роняя все бумаги. Этой резкой реакции так же поспособствовал тёмный взгляд карих глаз Небесного Императора.

Тот так зыркнул на него, что у него все внутренние органы в теле поменялись местами. Вместе с полушариями мозга. Он рухнул на колени и принялся собирать бумаги, разлетевшиеся как попало по гладкому белоснежному полу.

Все документы перепутались…

Цзюнь У ведь специально разложил их для него по двум стопкам, чтобы отдать так, как нужно. Именно за этим Линвэнь и послала его к Небесному Императору! А теперь всё так, как было изначально. Он ничего не запомнил из того, что сделал Цзюнь У!

Он совершенно в этом не разбирается и это никак не входит в его обязанности! Мужчина должен помогать с бумажками, а не разбираться в них! Это выше его сил…

— И… Извините! Мой господин! Я с-сейчас…

— Давай, — протянул вперёд руку Небесный Император, мягко улыбаясь уголком губ.

— Г… Господин! — он сиял от счастья, глядя на этого отзывчивого и доброго человека. — К-конечно! Сейчас! — и принялся быстро-быстро собирать оставшиеся листочки, чтобы не тратить время Цзюнь У впустую.

Небесный Владыка принял из рук мужчины бумаги и не менее быстро разложил их на две стопки, как было до этого. На каждый лист ему хватало меньше половины взгляда, чтобы определить в какую стопку эта бумажка…

Он восхищался им…

— Держи крепче.

— Конеч-чно! Извините, мой господин. Очень виноват пер-ред Вами!

— Довольно. Выполняй, — хотел добавить в конце имя этого отродья, но искренне не помнил его и не хотел вспоминать. И так хорошо прозвучало.

Мужчина глубоко поклонился ему и попятился назад, выскальзывая за дверь Шэньу. Взгляд Цзюнь У враз изменился, едва стоило двери закрыться. Он растянул губы в улыбке и хмыкнул. Потёр пальцами подбородок и подпёр голову запястьем, предварительно поставив локоть на подлокотник.

— Бесчеловечно, значит. «Бесчеловечным способом».

Он вновь ухмыльнулся, выдавливая из себя утробный и короткий, переполненный угрозой смешок.

— Ослы тупоголовые…

Цзюнь У перевёл взгляд в сторону широкого окна. Смотрел на пейзаж за ним. Низкорослые пушистые кустики покачивались из стороны в сторону, оглаживаемые ласковым ветерком. Взгляд мужчины заострился на нём, и растение начало увядать.

Листики желтели, будто иссыхали. В какой-то момент, если хорошо присмотреться и наблюдать в упор, можно было увидеть, как появляется небольшое облако дыма, исходящее от листьев.

Огонь не появлялся. Невесомая молочная дымка, рассеивавшаяся в мгновение ока, — единственное, что можно было подметить.

Сочное, ярко-зелёное растение иссохло и сгнило изнутри. Едва не разваливалось от дуновений небольшого ветерка. Листья превращались в пыль. Она таяла в воздухе, теряя физическую форму.

Голые, прогорклые от огня, что так и не показался на глаза, ветки, выглядели неприглядно и зловеще. Их тонкие и кривые очертания напоминали длинные окривевшие пальцы какого-то мрачного гнетущего старца, что тянулся к кому-то. С безумной беззубой улыбкой и лицом, покрытым шрамами.

Цзюнь У отвернулся в другую сторону, и кустик тотчас рассыпался в ничто, стоило взгляду Небесного Императора отпустить его.

— Разве я не был милосерден с ним? Надо было оторвать ему ноги и руки, но оставить жизнь. Это был бы потрясающий глава клана и ордена. Я бы даже глянул на такое, — он хихикнул, перекладывая голову с одной руки на другую. — Мне нравится.

В голове без разрешения прогремело: «Что я буду делать без тебя? Если с тобой что-то случится — я буду страдать».

— Чёртов эгоист. Он хуже, чем любой из тех, кто шатается по столице. Более эгоистичный и самовлюблённый, чем Мингуан. И даже не знает об этом. Считает себя праведником, но, если ему в лицо заявить об этом, начнёт оправдываться, утверждая, что совершал ужасные вещи.

Думал об этом, да. Обо всём, что произошло за те дни. И уже месяц он находился в собственных размышлениях, что не давали ему спокойно управлять столицей и помогать ослятам с элементарщиной.

— Я убью их. Всех, до единого. Ещё не больше двух сотен лет, и я всех их вырежу. Лучше не частить. Тупоголовые…

«Если бы мне нужно было сделать выбор: я или другие — я бы выбрал себя в качестве жертвы».

— С чего он взял, что его жалкой вонючей жизни будет достаточно? Почему он решил, что если сдохнет, то решит все проблемы? Его жалкая шкура словно шутка для Тунлу. Его жертвы было бы совершенно недостаточно. Как они не понимают, что…

«Ничто не абсолютно».

— Вот именно, Вэй Усянь! Ничто не абсолютно! Ты не можешь утверждать, что нашёл бы другой выход. Третьего варианта не существовало. Я не нашёл. Не нашёл лишь потому, что его не было. Ты такой же, как и Сяньлэ. Ему я показал. Он понял, что третьего не дано. А вот ты… оказался ещё хуже, чем он.

Небесный Император выровнялся в спине и прижался затылком к прохладному каменному трону. Усталый взгляд глубоких карих глаз смотрел ровно перед собой. Мужчина какое-то время размышлял на эту тему.

В его голове не совпадали контуры. Не стыковались. Он не понимал, как человек, который испытал собственную беспомощность и бессилие, который не смог защитить те пятьдесят человек. Который в итоге остался ни с чем и осознал, что существуют безысходные ситуации, мог ляпнуть что-то по типу того, что ляпнул.

— Ты оправдал клише, Вэй Ин.