Глава 43. Выгорание (18+) (2/2)

— Это правда. Ты не обязан. Помогать мне — это не твоя обязанность. Это было твоё право, даочжан. Проводить со мной время, помогать, отдыхать со мной. Я знаю, что ты приходил ко мне, потому что со мной ты отдыхал. Кормить меня, что-то дарить, покупать. Я никогда не просил. Только одежду.

— К чему ты?

— Это было твоё право, которое я тебе дал. Любить меня — это тоже право, которое я тебе дал, а ты им не воспользовался. Я принимал то, что ты давал мне, потому что хотел. От того, от кого я не хотел бы — я бы не взял, как бы сильно ни нуждался. А теперь ты потерял это право.

— Объясни мне свою позицию.

— Ты действительно не понимаешь?

— Иначе я бы не спрашивал.

Вэй Усянь устало вздохнул. Как такое возможно? Что тут непонятного? Что тут сложного? Он ничего сверхъестественного ему не сказал. Как может быть так, что этому мужчине невдомёк то, о чём ему говорят?

— Почему я должен тебе что-то объяснять?

— Что ты хочешь взамен?

— Мне ничего от тебя не нужно. Ты не слышал, что я сказал? Я ничего от тебя не приму. Как только я смогу ходить, я встану и уйду отсюда. Ты можешь больше не приходить ко мне, даочжан.

— Ты пришёл к этому из-за того, что я не явился тебе на помощь, или из-за того, что я отказался латать дыру в сердце самоубийцы?

— Плевать на меня. В сравнении с жизнью моей госпожи, даже глаз, который не восстановится — это ничто. Если ты так хочешь понять, то можно начать с того, что я думаю, что это ты приказал ему найти меня.

— Он искал тебя всё это время.

— Да, но ты дал ему то, что сильно облегчило мою поимку.

— Это предназначалось не для тебя. Первое. Второе: если ты не можешь пользоваться духовной энергией — у тебя есть Тёмный Путь.

— Я не мог им пользоваться. И ты мог об этом знать. Смотри, всё получается, как нельзя хорошо. Ты сказал ему, что я уязвим. Сказал, где меня искать. Сказал, чтобы они прихватили цепи. Иначе почему эти низкосортные куски говна заявились ко мне с цепями изначально? Не думаешь, что Ци Жун не доверил бы цепи небесной тюрьмы своим дерьмоедам?

— Я дал ему достаточно, чтобы он мог распоряжаться ими, как захочет. Потеря будет незначительной.

— Это не перечёркивает мою теорию.

— Зачем мне это?

— Может ты обиделся, что я осквернил тебя. Замарал твою добродетель. Нассал в священный грааль.

— Я не приказывал ему ловить тебя.

— И почему я должен тебе верить?

— Потому что я не лгу.

— Это… больше не весит так много, как прежде.

— Ты уличил меня во лжи?

— В предательстве.

— Чушь.

— Отвали от меня.

Вэй Усянь вытер слёзы со щеки и потеснее закутался в одеяло. Ему было ужасно жарко и холодно одновременно. Хотел спать, но не мог. Недомогание одолевало его. Давящая боль в нижней челюсти заставляла рот неметь. Судороги в ногах, крутило суставы, сильные боли в теле. Сводит, тянет.

Безликий Бай оценивал его состояние. Понимал, что опиум будет отступать тяжело. Депрессия, безнадёга, озлобленность. Видел нарушения в поведении тела. Тревога. Повышенное чувство страха. Вспышки гнева. Агрессия. Все эти симптомы он легко объяснял в своей голове воздействием опиума.

— Зуд в венах чувствуешь?

— Что?

— Чешутся? Под кожей.

— Да. Хочу вырвать их зубами.

— Это только начало.

— Ты умеешь утешать.

— Я говорю правду.

— Сунь её себе в задницу. Я не нуждаюсь в правде. Правда далеко не всегда уместна.

— В чём ты нуждаешься?

— Ни в чём. Не от тебя.

— Ты, правда, думаешь, что я стал бы убивать тебя его руками?

— Всё сходится.

— Это не мои методы. Если я почувствую необходимость убить тебя — я убью. Ключевое здесь «я».

— Ты не умеешь чувствовать.

— Желание убивать я хорошо чувствую.

— На большее ты не способен.

— Если ты не попытаешься взять себя в руки — поговорить не получится.

— Ты гляди-ка… — Вэй Усянь открыл глаз, но всё равно ничего не увидел. Кромешная тьма. — Кто-то на диалог настроился?

— Я не понимаю, почему ты так себя ведёшь.

— Привык, что я целую и обнимаю тебя? Нравилось?

— Я не это имел в виду.

— Нравилось?

— . . .

— Отвечай на мои вопросы, иначе наш диалог будет окончен.

— Я не уверен в ответе.

— Боги…

Белое Бедствие какое-то время думал, после чего заговорил:

— Я уверен, что мне не понравилось видеть, как тебе причиняют боль.

— Ты и сам не один раз причинял мне боль.

— Считаешь, что мои методы схожи с тем, что сделали с тобой?

— Нет, — нехотя выдохнул Вэй Усянь. Но это было честно.

— Я наблюдал. Всё время. Как итог, могу сказать то, что ты услышал.

— Поздравляю.

— Ты злишься, что я не помог тебе, но при этом говоришь, что я тебе не нужен.

— Да нет же, бляха муха! Ты идиотина, даочжан! Я злюсь, потому что ты смотрел и бездействовал, а не потому, что ты не помог мне. Когда меня поймали, мы только пару дней назад разошлись с тобой. Я был настолько уверен, что ты ни сном, ни духом, что даже не помнил о тебе. Я анализировал ситуацию, в которую попал и искал выходы. Сам. Понимаешь?

— Нет.

Вэй Усянь думал, что сейчас оторвёт ему голову. Ну нельзя же быть таким тупым. Это основы человеческих отношений. Сражался с собой, чтобы не выйти из берегов и таки донести свою мысль…

— Дело не в том, что ты не помог мне. Дело в том, что ты знал. Мало того, что видел, так ещё и наблюдал всё время, и ничего не сделал. Я бы выбрался. Что-то бы придумал. Суть в другом. Одно дело, если бы ты не знал о ситуации. И совсем другое, когда ты был в курсе всего с самого начала. Доходит?

— Я понимаю.

— Слава яйцам… — победоносно, но измотанно. Боль в теле, казалось, становилась сильнее.

— Если бы я не знал, ты бы не злился?

— Нет. Почему бы я должен был злиться? Если бы ты не знал, я бы и слова тебе не сказал. Это были мои проблемы. Я сам встрял. Ты не виноват в том, что меня поймали.

— Понятно. Теперь мне понятно.

— Моя очередь?

— Спрашивай.

Вэй Усянь откинул часть одеяла, серьёзным взглядом всматриваясь в темноту. Свёл брови, заставляя себя сесть. Белое Бедствие мягко потянул его за запястье, помогая поднять корпус.

— Какой ты нежный…

— Это было необязательно. Я не…

— Забыли. Ты не так меня понял. Как и всегда. Представь, что я сказал «спасибо».

— Хорошо.

— Я значу для тебя что-то? Что-то большее, чем другие? Я особенный человек для тебя? Не надо думать о Тёмном Пути. Я говорю о своей личности. Я. Понимаешь? Я особенный для тебя? Понимаешь, что я спрашиваю? Нет? Не понимаешь?

— Понимаю.

— Слушаю.

— Единственный, кто совершает такие решительные безрассудные шаги по отношению ко мне.

— Все боятся тебя, верно?

— Кто-то боится, кто-то уважает.

— Ты же неженка, даочжан. Нежный цветочек. Ты совсем не страшный. Я думаю, что ты хочешь, чтобы тебя любили. Просто никто не решается.

— Не понимаю.

— А ты ещё и брыкаешься.

— О чём ты говоришь?

— Мы отошли от темы, — Вэй Усянь упёрся ладонями в мягкую постель. Кривился от боли, потому что знал, что может. — Вернёмся к моему вопросу. Ты признаёшь, что я особенный человек для тебя? Что занимаю в твоей жизни отдельную от всех остальных ячейку? Что я что-то значу для тебя?

— Да.

— Почему ты не помог моей госпоже?

— Я отвечал на этот вопрос.

— Не захотел. Чудно. Меня не устраивает такой ответ. Я хочу слышать детали. Почему ты не захотел?

Белое Бедствие переместил ладонь с одного бедра на другое. Больно… Как же это было больно… Хотя это просто касание. Через одеяло.

— Ты уверен, что хочешь знать больше?

— Да.

— Она самоубийца. Её желание — это не безысходность, как ты думаешь.

— С чего ты взял, что я так думаю?

— Ты так думаешь. Её желание — это навязчивая идея. Она бросилась на меч, пока твоё внимание было отвлечено от неё. Первое, что она сделала — бросилась на меч, стоило тебе отвернуться. Если бы я вылечил её — она бы сделала это снова, но позже.

— С чего ты взял?

— Видел.

— Что ты видел?

— Допустим, ты бы привёл её в орден. Ведь ты собирался?

— Собирался.

— Привёл. Хорошо. В ордене ты бы не остался, ведь ты убийца предыдущего главы ордена.

Вэй Усянь нахмурился.

— Закрой пасть.

— Заткнись и слушай, если ты хотел слушать! — интонация вмиг пропиталась угрозой и безумием.

…и успокоилась…

— Она осталась бы там одна с теми, кто служил ей, когда она жила там со своей семьёй. Она есть, мужа и детей — нет. Тебя тоже нет, Вэй Усянь. Что она сделает? По-твоему. Что сделает эта женщина?

— Что?

— Покончит с собой.

— Чушь. Она сильная и волевая. Она держала в страхе всех своих врагов. Невероятная, гордая, красивая, величественная.

— Была.

— Что ты хочешь сказать?

— Умерла. Двадцать лет назад. То, что видел я — не то, что ты говоришь о ней. Ты судишь по тому, что помнишь. Это больше не она. Я видел смертника.

— Я просил тебя спасти её. Я! Не она! Я просил тебя!

— Ляг!

Белое Бедствие толкнул его в грудь и Вэй Усянь бессильно рухнул на спину, сжимаясь от ужасной боли. Шипел, тяжело выдыхая.

— Я не видел ни единого повода, чтобы помогать ей. Если «об этом просишь ты» — тоже. И я поступил бы так снова, если бы можно было переиграть. Она не заслужила твоих слёз и моей помощи. Смирись.

Вэй Усянь накрыл глаза предплечьем, бесшумно всхлипывая. Губы дрожали. То ли от паники, то ли от горя, то ли… от осознания… Это было похоже на правду. Действительно сильно похоже на правду. От этого становилось только хуже.

— Пошёл ты… — единственное, что он выдавил из себя, чтобы хоть как-то защититься от этой атаки.

— Ты сказал, что абсолютного сочувствия не бывает. Это здравая мысль. Подумай об этом и сам.

— Даочжан… — так горько. Он закрыл ладонями лицо, предаваясь своей потере в полной мере. Без стеснения. — Я так любил её. Эту женщину… Она всегда была ужасно сурова и зла на меня, но я так любил её…

Белое Бедствие растерялся. Совершенно. Предугадать подобное было ему не под силу. Широко распахнутыми глазами, которых не видно за маской, смотрел на проявление горя в чистом виде.

Это чувство было ему знакомо. Он пережил его много столетий назад. Выглядел примерно так же. Мужчина снял маску, и та растаяла в воздухе.

— Мне жаль. Мне, правда, жаль, Вэй Усянь.

Тот рыдал, а Белое Бедствие не находил себе места. Думал, что должен что-то сказать или сделать, но совсем не знал, что нужно делать в таких ситуациях. Он никогда не находился в них со стороны наблюдателя.

— Я… — запнулся, ибо передумал. И передумал ещё раз. — Что я могу сделать для тебя?

— У меня опять никого нет. Обрёл и потерял.

— Это не ты потерял её. Это она потерялась в себе. И потеряла тебя. По собственной воле.

— Мне не легче от этого.

— Есть что-то, что я могу сделать для тебя?

— Я не хочу быть один.

— Ты… не один.

— Я не чувствую этого.

— Скажи, что мне сделать.

— Обними меня.

Белое Бедствие… не понимал, чем это может помочь в текущей ситуации. По крайней мере не помнил, чтобы ему хотелось чего-то подобного, когда мост рухнул, а Уюн сгорело. Когда его предали, когда все отвернулись от него.

Но он сам спросил. И получил ответ. Мужчина подался вперёд, ладонью аккуратно наступая на мягкую постель. Склонился над Вэй Усянем, обнимая за плечи. Это было не сложно. Делать что-то подобное — не проблема. Проблема — понять, зачем это нужно.

Они долго лежали так. Вэй Усянь не шевелился, не считая дрожи и всхлипываний. Белое Бедствие просто не мешал ему выплёскивать эмоции, которым не было места внутри. Может это даже помогало справиться с болью в мышцах. Он не понимал, как устроен этот человек.

Постепенно успокаивался. Это заняло много времени. Чтобы выплакать все страдания, что рухнули на него из-за смерти Юй Цзыюань, нужно было запастись терпением. Впрочем, ни один, ни второй никуда не спешили.

— Мне тяжело.

Белое Бедствие приподнялся, упираясь ладонью в подушку. Прямо возле головы Вэй Усяня. Не уходил далеко.

— Тебе лучше?

— Хрен его знает. Пустота.

— Здесь ты в безопасности.

— Мы на Тунлу?

— Да. Внутри горы.

— Ляг.

— Лечь?

— Прямо вот сюда, — он хлопнул ладонью по постели. Рядом с собой.

Еле-еле перевернулся на бок, поджимая колени.

— Не мешкай. Либо ложись, либо нет.

— Так нужно?

— Нет, не нужно. Я так хочу.

Белое Бедствие не думал. Делал, потому что его об этом просили. Или предлагали… Лёг рядом на бок, подкладывая локоть под голову. Смотрел в тёмный затылок Вэй Усяня, не соображая, в чём смысл.

Тёмный заклинатель положил голову на чужой локоть, буквально сталкивая с него владельца. Ладонь свободной руки Белого Бедствия мягко засияла, и мужчина положил её на бедро Вэй Усяня.

— Даочжан.

— Что?

— Ты сказал, что тебе не понравилось, когда мне причиняли боль. Что это значит?

— Лишь то, что я сказал.

— Но ты делал мне больно.

— Мне не нравится, когда это делают другие.

— Но нравится, когда делаешь это сам?

— Да.

— Нездоровенькая ситуация…

— Другие не будут причинять тебе боль.

— А ты, получается, будешь?

— Да.

Вэй Усянь хотел приподнять брови, но ему стало так больно, что он даже возмутиться толком не смог. Ладно. Это вопросы воспитания личности. Точнее перевоспитания. Он мог это понять и отложить в ящик «позже. Со временем».

— Ты обиделся, когда я сказал госпоже, что ты никто?

— Нет.

— Совсем?

— Совсем.

— Почему?

— Не в первый раз.

— Что? Я так никогда не говорил.

— Не ты.

— И что было потом? Я о тех, о ком ты.

— Ничего.

— Убил?

— Да. Но не поэтому.

— У тебя мёртвое сердце, даочжан. Ты хоть что-то хорошее чувствуешь? Негативные эмоции ты чувствуешь. Это я знаю. Полный спектр. А позитивные?

— Что ты спрашиваешь, Вэй Усянь?

— Ничего.

Он закрыл глаз, сглотнул боль в груди. Они снова надолго замолчали. Ладонь, лежавшая на его бедре периодически плавно двигалась. Вэй Усянь был уверен, что Белое Бедствие делает это, потому что так надо. Так он исцелял перелом.

Но это всё равно было дико непривычно. Во-первых, тот никогда не касался его без необходимости. А во-вторых, чужие руки на своём теле — это не то, что можно назвать обыденностью. Несмотря на то, что он почти ничего не чувствовал из-за боли в мышцах.

— Твой глаз восстановится.

Вэй Усянь, жестоко вырванный из мира своих мыслей, широко распахнул уцелевший глаз.

— Что?

— Твой правый глаз восс…

— Я услышал! Чёрт бы тебя побрал! Ты говорил, что не восстановится.

— У второго ранга — нет.

— Ты можешь нормально объяснять? Задолбал!

— Я говорил, что не восстановится, до того, как ты разорвал тысячи призраков.

— Я поднял ранг?

— Да.

— Но я ничего не чувствую.

— У тебя мало духовной энергии. Призраки — это духовные существа. Я уже говорил тебе это.

— Я помню. И что дальше?

— Восстановится энергия — ранг вступит в силу. Все твои увечья заживут. И глаз тоже.

— Значит, я не солгал… — умиротворённо выдохнул Вэй Усянь.

— Забудь о ней.

— Скажи лучше, как там дела у той девушки? Она хорошо обращается с моей госпожой?

— Да.

— Идёт в Юньмэн?

— Да.

— Она не пыталась сбежать? Или сделать что-то нехорошее?

— Она вызвалась сама. Почему ты боишься?

— Она не вызывалась сама. Ты приказал ей.

— Я сказал. Вызвалась она сама. Отнести тело в орден — её желание. Ничего подозрительного она не делает. И достаточно сильна, чтобы, до текущего времени, ни разу не остановиться.

— Теперь я понимаю, почему ты отказался спасать госпожу, но помогаешь доставить её домой.

— Я тоже понимаю больше, чем до этого.

— Даочжан… Сколько тебе лет?

— Ты знаешь.

— Нет. В каком возрасте ты перестал стареть? Сколько тебе было, когда ты вознёсся?

— Семнадцать.

Вэй Усянь был шокирован. Семнадцать? Семнадцать?! Тогда ясно, чего тот такой шуганный. Пытался вспомнить, сколько ему самому… Двадцать три? Двадцать четыре? Не акцентировал.

— Теперь я знаю, сколько тебе лет и название твоего королевства. Имя скажешь?

— Достаточно откровений.

— Чего ты боишься?

— Я не боюсь.

— Поговори со мной.

— Я говорю.

— Нет. Я не об этом. Я прошу не языком ворочать, а рассказать мне что-то. Почему мне нельзя вернуться на Тунлу?

— Я отвечу, если это будет твой последний вопрос личного характера.

— Сегодня — да. Я согласен. Это последний.

— Я запрещаю тебе приближаться к Тунлу потому, что тебя убьют здесь. Горы видели тебя со мной. Вся горная цепь в их власти. Горы успешно убивают призраков вот уже больше двух тысяч лет. И ты не будешь исключением. Без меня тебя тут убьют.

— Но призраки ходят тут и с ними всё в порядке.

— Сейчас Тунлу не активна. И те призраки не ходили со мной. А ты ходил. Тебя не отпустят, стоит тебе ступить на их территорию.

— Что я им сделал?

— Не ты. Я.

— А ты им что сделал?

— Личные вопросы закончились.

— Ладно.

— Ты не помнишь, что едва не погиб, когда они создали разлом в горе и ты провалился вниз? Я ведь говорил тебе.

— Я забыл об этом. Пока ты не сказал, я совсем не помнил о том случае.

Вэй Усянь поудобнее устроился на чужом локте, вспоминая события того дня. А за ним и все последующие свои походы на гору. Он вдруг кое-что понял.

— Даочжан.

— Ну что?

— Ты не пускал меня на гору, потому что защищал. Если они попытались убить меня при тебе, то без тебя всё было бы предрешено?

— Да.

— Ты защищаешь меня потому, что я опытный образец использования Тёмного Пути?

— Раньше.

— А что ты чувствуешь сейчас? Ты можешь хоть раз дать мне нормальный ответ? Я не понимаю твоих чувств. Ты заметил, что мы с тобой будто говорим на разных языках?

— Заметил.

— Я не понимаю тебя, а ты не понимаешь меня. Это можно исправить только в том случае, если каждый из нас будет честно и до конца выражать свои мысли. Не просто «не хочу», а «не хочу, потому что…». Понимаешь?

— Да.

Вэй Усянь потеснее прижался к нему спиной, желая согреться. Двигаться было больно, но внешний холод, что одолевал его, был сильнее. Он в очередной раз выдохнул жар внутренних органов, но прижался спиной к каменной груди.

— Ничего, что я придвинулся? Ты не нервничаешь из-за этого?

— Тебе холодно?

— Ужасно.

Белое Бедствие вытащил из-под себя одеяло и накрылся им вместе с Вэй Усянем. Широкая тёплая ладонь опустилась на низ живота Тёмного заклинателя. Тот чуть язык не проглотил от неожиданности. Не шевелился, но его глаз невольно опустился вниз, чтобы посмотреть. Конечно, через одеяло он ничего не видел, но всё равно смотрел.

Чужая ладонь притянула его к себе. Поясница плотно прижималась к… чему-то. Вэй Усянь думал, что, всё-таки, к животу. Думал, что пах ниже. Хотя если пошевелиться чуть-чуть, то ягодицами он касался какой-то части тела, которой не мог дать определения. Склонялся к тому, что это всё-таки нога.

В любом случае он прозрел и пребывал в состоянии шока. Даже забыл поморщиться от боли, когда его подвинули. Чужая ладонь скользила по одеждам на себя и вниз. Вновь переместилась на бедро, продолжая прежние манипуляции.

Вэй Усянь выдохнул, не просматривая в его касаниях ничего подозрительного. Уже понял, что Белое Бедствие делает без подтекста. Всегда. Делает то, что считает нужным. Так, чтобы добиться результата в кратчайшие сроки. Только и всего.

— Пф-ф… Мог сам подвинуться, а не меня двигать. Мне больно, вообще-то.

— Больше никто не будет делать тебе больно, кроме меня.

— Ты будешь меня защищать?

— Буду.

— Почему?

— Мне не нравится, когда тебе больно из-за действий других.

— А когда больно из-за твоих действий — нравится?

— Если нравится тебе.

— Что за бред? Я похож на того, кому нравится, когда ему делают больно?

— Похож.

— Чушня… Что ты мне пытаешься скормить?

— Правду.

— Да не нравится мне, когда мне делают больно. Кому это вообще может нравиться?

— Тебе. Мне.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— На какой?

— Я спрашивал, что ты чувствуешь ко мне?

— Что-то, чему нет объяснения.

— Исчерпывающе… — пошёл с другой стороны. — Тебе нравится, когда я касаюсь тебя?

— Губами?

Вэй Усянь не ожидал, что получит в ответ встречный вопрос. Немного растерялся. Всегда думал, что Безликий Бай робкий и застенчивый, но имел возможность наблюдать другую тенденцию. Начиная с касаний в низу живота, потому что так надо. С вопроса, который ещё более провокационный, чем задал сам Вэй Усянь.

— Допустим. Допустим, губами.

— Да.

— Когда обнимаю?

— Да.

— Зачем тогда уточнял про губы?

— Чтобы понять, о чём ты спрашиваешь.

Вэй Усянь нахмурился. Какой же он странный. И сложный. И простой, как сухая веточка в лесу. Не понимал, легко или сложно с ним разговаривать? Легко или сложно им управлять? Легко или сложно понять его природу, образ мышления, его мысли в целом?

— Будешь моим?

— Нет.

— Охренел?

— Твоя жизнь принадлежит мне. Ты принадлежишь мне. Я не буду твоим, потому что ты — мой.

— Охренел?!

— Тише. Не раздражай свой организм. Делаешь себе хуже. Я согрею тебя и помогу.

— Больно надо.

— Этот отвратительный порез на твоём животе.

— Который из них?

— Надпись. Там много лишнего.

— Лишнего?

Рука Белого Бедствия переместилась с бедра на середину живота. Вэй Усяня обдало теплом и ладонь снова сбежала на ногу.

— Посмотри.

Мужчина откинул одеяло и, через усилие над собой, посмотрел на то, что осталось на коже. Читал вслух…

— «Собственность Непревзойдённого Бедствия», — он нахмурился. — То есть ты считаешь, что, залечив вторую часть надписи, и оставив первую, сделал всё правильно? Так, как надо?

— Верно.

— Даочжан… Не зли меня. Я не буду твоей собственностью. Либо мы равны, либо забудь обо мне.

Белое Бедствие мягко засмеялся, кончиками пальцев подбирая мешающие ему пряди Вэй Усяня. Убрал их в сторону.

— Успокойся.

— Ты услышал меня?

— Никто не причинит тебе боль. Если ты не хочешь — тебе не нужно становиться сильнее. Ты изобретатель. Наконец-то ты сможешь заниматься тем, чем хочешь, и ни от кого не бегать. Тем, чем хочешь, не боясь взысканий со стороны. Разве я не останусь рядом, чтобы защищать тебя?

Вэй Усянь думал, что то, что он только услышал — это бред. Ему стало так смешно, но он не смеялся. Считал, что если сейчас оскорбит чувства Белого Бедствия, то больше никогда не получит откровений подобного рода. Но как же это глупо звучало, чёрт…

А с другой стороны… Никто и никогда не давал ему подобных обещаний. Так искренне, так пламенно, так нежно. Он чувствовал, как дыхание Белого Бедствия касается его уха.

— Это обещание?

— Да.

Вэй Усянь хотел спросить что-то ещё, но не ничего не приходило ему в голову. Всё снова смешалось и запуталось. Только недавно, после того, как умерла Юй Цзыюань, он думал, что теперь всё стало понятно, и его больше ничего не будет связывать с Белым Бедствием.

Сейчас же… они лежат в одной постели на Тунлу.

Думал, что это будет их последняя встреча и больше они видеться не будут. А только что, кажется, Безликий Бай подтвердил их связь друг с другом. Вряд ли это можно назвать отношениями, но было очевидно, что тот хочет той близости, тех касаний.

Вэй Усянь не нуждался в его защите, но хотел чувствовать себя в безопасности. Рядом с ним он всегда чувствовал себя в безопасности. Белое Бедствие нравился ему, когда они понимали друг друга. Когда находили точки соприкосновения. Он был влюблён в него.

Мог и хотел отказаться от своих чувств за то, что Безликий Бай отказался помочь Юй Цзыюань, но, едва стоило ему понять причину, как злость отступила. Всё было так сложно…

В ворохе собственных мыслей время летело подобно стреле. Здесь, в кромешной тьме, без возможности видеть солнечный свет и следить за стражами, мужчина думал, что солнце сменилось луной, луна солнцем. Они носились туда-сюда, словно непоседливые дети.

Не знал, сколько же времени они тут уже пролежали. Но ему было легче от того, что Белое Бедствие не запер его здесь, как в прошлый раз. А остался с ним.

— Сколько времени прошло с тех пор, как мы здесь? — тихонько, охрипшим от молчания голосом.

Ответа не последовало.

— Даочжан?

Странно. Духовная энергия всё-так же плавно текла в его тело, от ладони, которая своим теплом скоро прожжёт его бедро. Тот же не может переливать её, если не управляет своим сознанием? Что, если?..

— Даочжан?..

Если задуматься и прислушаться, то Вэй Усянь слышал, как тот ровно и медленно дышит. Так, словно…

— Ты что, спишь?

И снова в ответ ничего. Он повернул голову, оборачиваясь, и в тот же миг Белое Бедствие открыл глаза.

— Даочжан… Ты можешь спать?

— Да.

— Но я думал, был уверен, что боги не спят.

— Не спят. Но могут. Как и Непревзойдённые.

— Что?

— Что?

— Ещё раз. Призраки могут спать?

— Только Непревзойдённые.

— Почему не могут остальные?

— Мера предосторожности. Слишком слабы. Если будут спать — их убьют во сне. Естественный отбор среди призраков.

— А боги?

— Их не поджидает опасность около каждого куста. Боги возносятся сильными, с высоким уровнем духовных сил. Поэтому могут спать изначально.

Вэй Усянь смотрел на него каким-то тупым взглядом. У него в голове только что загорелся миллион свечей, свидетельствующих о том, что в гениальной голове родился не менее гениальный план действий.

— Ты спал. Только что. Ты только что спал. Спал ведь?

— Да.

— И не потому, что ты бог. А потому, что ты четвёртого ранга. Да? Ведь да?

— Это одно и то же для меня. Но «‎да».

— Твою мать!

— Что?

— Я высплюсь!

— О чём ты?

— Я смогу спать!

— Не крутись.

— Я смогу выспаться, даочжан!!!

Белое Бедствие лишь непонимающим взглядом следил за прыжками счастья в постели. Затем Вэй Усянь кривился, выдыхал комок боли, счастливо улыбался, вновь лёжа скакал в постели и снова изнывал от боли.

— Как моя госпожа?

— Почти на месте.

— Я встречусь с ней во сне, — улыбнулся он, закрывая глаз.

...а открыл уже два.