Глава 10. Игры с огнём (2/2)

— Чжэньчэн?

— Нет, Вэй Ин. Нет, я не собираюсь ничего с ним делать.

— Оставь его в покое. За его долгую жизнь ты сделал с ним достаточно ужасных вещей.

Мужчина повернулся лицом к зуду, что деловито пялился на него.

— Ты переживаешь о нём?

— Да. Он хороший человек. Если ты хочешь сделать кому-то больно — сделай мне.

Цзюнь У как-то нехорошо улыбнулся ему и медленно поднялся со своего места, демонстративно упираясь обеими руками в подлокотники.

— Ты какой раз просишь меня сделать тебе больно. В чём дело?

— Ни в чём.

— Ты ревнуешь меня к Сяньлэ?

— Немного.

— В этом нет необходимости.

— Я не хочу, чтобы кто-то вызывал у тебя интерес, кроме меня. Делай со мной всё, что захочешь, но не смотри ни на кого кроме.

— Ты постоянно дразнишь меня. Говоришь, что будешь спать с кем захочешь, если мы не принесём поклоны, пытаешься манипулировать мной, но при этом говоришь такие откровенные вещи.

— Я непостоянный, ты не знал?

— Ты — человек настроения. Твои настроения утомляют меня.

Хэйсе Фэнбао сжался в плечах, когда тот пошёл на него.

— Почему ты на меня так смотришь?

— Как?

— Так… Словно хочешь сожрать мою печень.

— Не сегодня.

— А что сегодня?

Цзюнь У подошёл совсем близко, и молодой бог вскочил на ноги, отступая назад. Сзади только стул и стол: путей отхода нет. Он зацепился ногой за стул и немного пошатнулся, но сразу же был поймал обеими руками за лицо.

— Ты снова пугаешься меня.

— Ты снова пугаешь меня.

— Я просто подошёл.

— Вот не надо. Мне прекрасно известны все твои взгляды. Не первый день замужем. Или не замужем. Ни черта с тобой не понимаю. Надоел, блин. Бесишь меня. И Се Лянь ещё…

Небесный Император улыбнулся ему, большими пальцами поглаживая скулы.

— Смотри на меня. Остальное не важно. Ничто не имеет значения. Только мы.

Хэйсе Фэнбао бегал взглядом с одного тёмного глаза на другой. Внутри что-то спёрло и не давало ему спокойно существовать. Пылало где-то в груди и вибрировало в голове.

***</p>

Вэй Усянь вертел в руках заморский клинок и пытался рассмотреть его гравировку. Каждый цунь клинка был расписан какими-то закарючками, которые ни на что не были похожи. По крайней мере ни на что из того, что он ранее видел.

В пещере ещё было достаточно темно, чтобы он напрягал зрение и бесился из-за этого. Мало того, что было плохо видно, так ещё и не ясно ничего. Меч запал ему в самое сердце, и он бешено хотел понять принцип действия этой штуки.

— Мечи не могут дышать пламенем, — он был твёрдо уверен в этом.

Ему хотелось докопаться до истины. Жаждал понимать, как устроен мир, который всё это время был совсем близко к нему, но одновременно был бесконечно далёк. Два из трёх миров находятся на одной территории. Призраки живут среди людей и управляют миром мёртвых из него.

Непревзойдённый Хуа Чэн постоянно находится на виду. Чтобы увидеть одну из сотен тысяч его личин, достаточно просто прийти в Призрачный Город, и если он там, то увидеть его не составит особого труда. Стоит только захотеть. Достаточно будет способности видеть невидимое и различить его, ведь Князь Демонов показывает свой истинный лик только избранным. Так говорят.

Сам Вэй Усянь не видел его за время своей жизни среди призраков, но он и не ставил себе это за цель. Первые восемь лет своей второй жизни он занимался тем, что избегал преследования призраков и возможности того, что простые смертные люди узнают в нём его.

Держался отстранённо ото всех и дважды думал, прежде чем куда-то пойти. Если бы не поимка и пытки на протяжении семи месяцев, он мог бы стать вторым отшельником среди призраков, сразу же после Хэ Сюаня.

Мужчина перевернул клинок в руках и рассматривал его с другой стороны. Ни цуня из того, что изложено на нём, не было ему понятно.

— Ясно, что диалект… Ясно, что варваров. Но какого языка диалект? Он сказал, что это не язык. Это невозможно. Диалекты — это разновидности языков, местные наречия. В Поднебесной тоже много диалектов. В Юньмэн разговаривают не так, как в Гусу, а в Гусу — не так, как в Ланьлин. У Мэйшань слишком мягкий своеобразный говор, поэтому Цишань, который разговаривает резко, практически не понимает их. Культуры и кухни тоже разные. Я понимаю это. Чего я действительно не понимаю: как диалект может не являться языком?

Вэй Усянь устало выдохнул, отложил меч в сторону и посмотрел на корзину с едой. С тех пор, как Белое Бедствие покинул его в последний раз, прошло слишком мало времени. Несколько дней, не больше.

— Если это всё не съесть, то добро просто пропадёт. Если бы не мясо и не вино, я бы не стал, но… Это же Улыбка Императора.

Мужчина подполз на четвереньках к корзине, открыл её и взял кусочек красного, густо посыпанного специями, мяса. Он с каким-то подозрением откусил от него небольшую часть и задумчиво жевал.

— Где этот расфуфыренный павлин взял его?

Слишком вкусно, чтобы быть правдой. Вэй Усянь ничего не ел уже слишком долго, чтобы судить без предвзятости, но ему казалось, что это вкуснейший кусок мяса в его жизни. Вряд ли это так, однако мужчина так чувствовал.

Вкусовые рецепторы получали наслаждение. Это заставляло Вэй Усяня обливаться слюной и в животе истошно заурчало. Он не мог знать точно, но думал, что желудок благодарен ему за подношение.

— Как же странно живут призраки. Зачем есть, если есть не нужно? Можно, но не нужно. Зачем тогда? Разве всё не должно быть логично? Пусть не просто, пусть мудрёно и закручено, но правильно. Мы же совершенные существа. Как боги, только не такие лощёные. Почему тогда так много бесполезных возможностей?

Сидел на полу рядом с корзиной, обнимая руками колени и грыз мягкий кусок подношения.

— Бред. Если бы эту расу вывел я — сделал бы всё по-другому. Призраки были бы куда более совершенными, сильными. Две расы, что являются противоположны характерами и обычаями, должны быть равны по силе между собой, а в сухом остатке получаем то, что первые два ранга не более, чем шутка для любого божка. Небесные чиновники гораздо сильнее. С другой стороны это, наверное, выравнивают Свирепые и Непревзойдённые?

Вэй Усянь закинул последний кусок в рот и задумчиво жевал его до тех пор, пока не родил следующую мысль:

— Цзюнь У сильнее, чем Безликий Бай? — он смачно облизал покрасневшие от специй пальцы и задорно поднялся на ноги. — Интересно.

Это было вкусно, но он уже забыл о еде из-за того, что в голове царило непреодолимое желание понять, как работает устройство меча. Почему входящая в него духовная энергия конвертируется в исходящее из клинка пламя? Как изменять температуру огня? Как заставить достичь его каления? Что нужно сделать, чтобы пламя выстрелило? По какому принципу происходят все эти преобразования?

Время летело быстро и слишком увлекательно, чтобы оставалось желание его считать. Ему нравилось здесь всё, даже мрак, избавиться от которого мужчине было не дано. Плевать на отсутствие солнечного света, плевать на статус пленника, коим он, по сути, не является, плевать на всё, кроме исследований.

Вэй Усянь наслаждался. Откровенно наслаждался благами мира, которые ему тут предоставлены. В этом месте. В этой пещере. Тем человеком, которого здесь нет.

*** </p>

Нет ли?

Белое Бедствие не мог приходить к нему чаще, чем это было, из-за особенностей своих двух совершенно разных жизней, однако, периодически у него появлялось время, которое он хотел провести с интересом для себя.

Мужчина приходил чаще, чем думает Вэй Усянь. Жаль, что увидеть его или почувствовать такому, как он, не суждено. По крайней мере, пока тот не станет кем-то бо́льшим, чем второй ранг.

На самом деле ему не нужно раздвигать структуру стен, чтобы выйти или зайти. Его заклинания, способные сжимать пространство и время, не нуждаются в том, чтобы пред ним что-то отворялось. Ему не нужно ничьё дозволение, чтобы прийти куда бы то ни было или уйти.

Его демонстрации нужны скорее самому Вэй Усяню, чтобы мир не казался ему чужим. В том психическом состоянии, в котором он забрал тогда мужчину в эту пещеру, тот нуждался в чём-то более-менее понятном и знакомом.

Да, это был бы не первый раз, когда он исчезает из поля его зрения на ровном месте, но Белое Бедствие решил подарить ему чувство безопасности. Если стены пещеры будут раздвигаться прежде, чем он войдёт, Вэй Усянь будет думать, что у него есть какое-то время «до». Это нужно, чтобы что-то спрятать, надеть, положить на место, убрать…

Неизвестно. В любом случае, всем нравится, когда ты предупреждён. Именно это он и подарил ему. У Вэй Усяня есть несколько мгновений, прежде чем он предстанет пред ним. Если бы Безликий Бай просто появлялся в пещере — это заняло бы мяо. Что перечёркивает всякое чувство предупреждения, той нужной и важной безопасности.

Это касалось ситуаций, когда Белое Бедствие собирался посвятить его в то, что он идёт. Но не касалось тех, где мужчина собирался остаться незамеченным. Например, как сейчас.

Его нельзя увидеть, почувствовать, коснуться. Пространственно-временные заклинания — это далеко не вершина умений, которыми он обладал и активно пользовался. Заклинания сокрытия, барьеры, иллюзии… Непревзойдённый призрак был искусен во всём.

Белое Бедствие стоял недалеко от Вэй Усяня, сбоку от него. О том, что он здесь, не было известно никому, кроме него самого. Ни звука, ни шороха.

Тот сидел на земле, разложил на коленях Атем дес драхен и сосредоточенно изучал его. Выражение лица, с которым Вэй Усянь предавался исследованию, всякий раз интриговало мужчину.

— Ещё раз.

Белое Бедствие смотрел, как тот положил одну ладонь на рукоять, а другую на клинок. Чувствовал, как духовная энергия бывшего заклинателя плавно двигается, осторожно вливаясь в оружие.

— Медленно и осторожно. Сколько нужно, чтобы достичь температуры топления масла?

Вэй Усянь выдохнул и плотно сомкнул губы. Он опустил голову, и одна прядка выпала из его причёски, грациозно свисая вдоль лица. Вкупе с чёлкой, торчащей в разные стороны и растрепавшимся хвостом, тот выглядел точно как безумный исследователь. Ничего красивого Безликий Бай в этом не видел, но это было интригующе.

Именно за этим он и приходил сюда, чтобы понаблюдать за работой этого человека. Ему хотелось видеть, как работает гений, достигший таких навыков в управлении Тёмным Путём.

Сейчас изучения Вэй Усяня базировались на другом, но он специально оставил ему меч, чтобы посмотреть, что тот будет с ним делать. Тёмный Путь был неведом, и он не мог начать им пользоваться покуда остаётся Небесным Императором.

Побочное действие Тёмного Пути в том, что всякий идиот будет знать, что человек перед тобой приспешник запретного тёмного искусства. Энергия, что является чёрной материей оставляет свой отпечаток на использовавшем её.

Это словно послевкусие, избавиться от которого достаточно сложно. Нужно время, чтобы она выветрилась. В таком случае Белое Бедствие больше времени потратит на избавление от следов, чем на её постижение и изучение.

Соответственно, любой небесный чиновник, будь он жителем столицы, или приверженцем Средних Небес, будет в курсе того, что их Небесный Император прибегнул к использованию Тёмного Пути. Не нужно объяснять, что это недопустимо.

Именно поэтому он и вцепился в Повелителя Тёмного Пути, который являлся вершиной пищевой цепи этого искусства. Ему было любопытно хотя бы посмотреть, если делать это он не может по своим собственным причинам.

Но он не разбирался в нём, от слова «совсем». Всё потому же. Но прекрасно знал, как работает драконий меч, поэтому и дал Вэй Усяню его, чтобы понять принципы, по которым он приходит к тому или иному.

Для того, чтобы разбираться в чужой работе над тёмным искусством, нужно научиться понимать того, кто ковыряется в ней. Прийти к этому на примере того, что тебе уже хорошо известно, достаточно просто. Этой цели и служил Атем дес драхен.

Белое Бедствие знал, как достичь температуры топления масла, и хотел видеть, как к этому придёт сам Вэй Усянь. Тогда их синергия будет лучше, и мужчина сможет улавливать то, что происходит в голове её родителя.

Он усмехнулся, когда Вэй Усянь одёрнул дымящуюся ладонь и махал ей из стороны в сторону. Увечью было уделено непростительно мало внимания, оно почти сразу же приковалось обратно к мечу.

Это не помогало коже справиться с полученным ожогом. Тот явно перестарался с духовной энергией, поэтому клинок, меньше, чем за одну десятую мяо, достиг совсем иных температур.

Белое Бедствие смотрел на запёкшуюся кровь, сгоревшую при касании. Кровопотери не было, потому что жидкость запеклась, едва просочившись в свет. Пальцы непроизвольно подрагивали от боли, но ладонь всё так же небрежно лежала на бедре тыльной стороной.

Он почувствовал резкий запах горелой кожи. Взгляд переместился на лицо Вэй Усяня: такое же сосредоточенное, словно травма была не его и совершенно не касалась самоощущений.

Подумав какое-то время, тот попробовал снова. Перевернул меч на своих ногах так, чтобы травмированная ладонь легла на рукоять, а здоровая — на клинок. Если вторая попытка будет такой же неудачной, то третьей не будет, пока руки не заживут.

С такими увечьями он не сможет нормально чувствовать температуру и, тем более, определять её.

— Нужно быть внимательнее и спокойнее. Ещё медленнее. Ещё меньше.

Белое Бедствие внимательно смотрел, быстро перемещаясь взглядом с выражения лица мужчины на меч и обратно. Не мог и не хотел пропустить мимику или всякое движение. Ему нужно было понять, о чём тот думает, чтобы понять, как работает Тёмный Путь.

— Много, — сухо подытожил он, ощущая движение духовной энергии Вэй Усяня.

Конечно, тому не дано было его услышать, но урок догнал изучающего быстро. Мужчина снова получил наказание за своё неумение. Обе его ладони выглядели так, словно с них содрали кожу. Дымились, дурно пахли, и в некоторых местах пузырилась кожа.

Даже если Вэй Усянь призрак, ему всё равно всё так же больно, как и при смертной жизни, просто выживаемость куда выше. Руки восстановятся сами через пару дней, нужно только перебинтовать их, чтобы не усугублять положение.

Белое Бедствие думал, что тот в раздосадованных чувствах скинет с себя клинок подальше и будет предаваться самобичеванию, ведь ничего кроме он от него не видел. Порой начинал сомневаться в том, верно ли утверждение гениальности Вэй Усяня. Задавался вопросом, сколько правды в страхе простых людей пред ним?

Но тот не повёл себя так, как ему думалось. Никаких эмоций бывший заклинатель не проявил. Не корчился от боли, не ругался, не кричал. Полное расхождение представлений Белого Бедствия о нём. Это однозначно что-то новенькое.

Вэй Усянь поставил локоть на колено, рядом с мечом, и сгрузил подбородок на запястье. Долго думал, прежде чем пошевелиться в следующий раз.

— Значит, я делаю что-то не так. Не понимаю какого-то принципа, а может даже не одного. Я допускаю ошибку. Какую?

Безликий Бай усмехнулся какой-то безумной улыбкой, но оставался всё таким же неподвижным. Ему нравилось то, что он видит. Нравилось, что этот человек не винит в своих неудачах всех вокруг, кроме себя самого.

Его проблема в контроле температуры связана только с ним самим, и совершенно никак это нельзя назвать проблемой меча. Именно это он и слышал в его словах. Вэй Усянь не рассматривает вероятность того, что меч является виновником неудач бывшего заклинателя.

— Как бы медленно я не подавал энергию, он всё равно нагревается до безумия за непростительно короткий срок. Причём… — мужчина задумался, обрываясь на полуфразе. — Причём, когда нужная мне температура достигается, и я перестаю вливать духовные силы, он всё равно продолжает нагреваться ещё какое-то время. Обладание душой не делает его обладателем рассудка. Это значит, что принцип действия, который заложен в него, имеет остаток. Что, если он работает так же, как торможение объектов?

Вэй Усянь потянулся к мечу рукой, но едва взял рукоять, как сразу отпустил его, роняя на колено. Его лицо не изменилось, однако треснула плёночка на ладони. Это было хорошо слышно. Из увечья потекла кровь, расползаясь по запястью.

Мужчина небрежно вытер потёки рукавом, и снова задумался над чем-то на достаточно длительный период времени. Ни один, ни второй не заметили, как оно пролетело. Один был поглощён наблюдениями, а другой — размышлениями.

— Лошадь нельзя остановить в одно мгновение. Ей нужно время, чтобы сбавить скорость. Даже если она замрёт на месте, перестав перебирать ногами, то физические явления заставят её упасть. Это уже не будет называться торможением. То же самое касается любых объектов, подвластных этому явлению. Всё, что сбавляет скорость, нуждается во времени, которое и называется торможением.

Вэй Усянь переложил голову с одного запястья на другое.

— Если я перестаю подавать в меч духовную энергию в момент, когда достигаю нужной температуры, но он продолжает нагреваться, это значит, что он тоже нуждается в торможении. Мне нужно остановиться раньше, чем становится видимым результат, который я хочу получить. В этом случае его нагревание остановится тогда, когда мне нужно. Нужно только угадать момент. Получается так.

Он вздохнул и слегка подул на истекающую кровью ладонь.

— Тогда следующий вопрос: если я прав, и у меча есть понятие «тормозного пути», то откуда оно берётся?

Мужчина в очередной раз окинул взглядом серебристый клинок.

— Рукоять. Рукоять не греется и не горит. А духовную энергию я подаю через неё. Пламя зарождается на кончике лезвия, быстро распространяясь по кромке лезвия. Этого не увидеть невооружённым глазом. Слишком быстро. Но я уже видел это. Отсюда… Отсюда что? Отсюда имеем следующее: путь от рукояти до острия — это время. Очень маленькое, но в понимании меча существенное. Значит, меня обжигает потому, что я перестаю вливать энергию, достигая нужной температуры, но она всё ещё течёт в нём, пока не пройдёт свой путь до острия. И… как же мне понять, сколько времени это занимает и сколько энергии ему нужно, чтобы топить масло?

Вэй Усянь загадочно улыбнулся, склоняя голову в сторону.

— Занимательно. Я обязательно узнаю ответы на все вопросы. Руки заживут и впредь я буду осмотрительнее. Ла-а-адно.

Он осторожно отложил меч в сторону и закрыл глаза. Чёрные потоки зашевелились в пространстве. Руки, коих у Вэй Усяня было значительно больше, чем две, доставали и подавали ему всё, что было нужно.

Горстка свитков собралась возле него, и тот принялся увлечённо копаться в них, пока внезапно не поднял голову. Это было резкое движение. Он повернулся корпусом в сторону Белого Бедствия и подозрительно смотрел в эту точку.

Чуть прищуривался, будто что-то подозревал или пытался вглядеться во мрак. Безликий Бай не переживал по этому поводу, ибо всё, что это может быть — какие-то внутренние ощущения Вэй Усяня. Похвально, но бесполезно. Раскрыть его у того всё равно не получится.

— Молодец, — как итог.

Он потерял интерес к происходящему: к пристальному взгляду бывшего заклинателя, что уже почти оставил попытки увидеть то, чего там нет; к свиткам, в которых идёт речь о новом заклинании запечатывания, ибо в этом он точно ничего не понимал пока что.

Размышлял на тему увиденного и услышанного. Был уверен, что в третий раз у Вэй Усяня получится гораздо лучше, и даже если тот не достигнет нужной ему температуры с первого раза, то такого увечья уж точно не получит, ибо итог, к которому тот пришёл, был верным.

У меча действительно есть время ожидания. А ещё время отложенного действия, к которому мужчина ещё не пришёл, так же, как и к накопительному эффекту. Торможение, как тот это называет — это первая и самая простая истина, которую нужно понять, чтобы управлять им.

Это не так легко сделать, как кажется, ведь всё действительно происходит слишком быстро. Сила наблюдения и мозг должны превосходно работать в тандеме, чтобы прийти к этому.

Белое Бедствие с наслаждением понаблюдал за сегодняшними потугами Вэй Усяня. Ему понравилось всё, что он увидел, и хотел большего. Как много Повелитель Тёмного Пути сможет показать ему, когда мужчина научится понимать его? Безликий Бай сгорал от нетерпения.

Неизвестно сколько времени прошло, пока он неподвижным изваянием стоял на месте и просто думал о своём, но его вырвала из размышлений вспышка огненного света и последовавший за ней возглас. Это заставило мужчину вновь обратить своё внимание на Вэй Усяня.

— О боги!

Тот тушил рукав, взявшийся пламенем клинка. Хлопал его больной ладонью, чем усугублял положение своей травмированной руки. Видимо, много времени, чтобы думать, у того не было.

Белое Бедствие пропустил момент, когда тот снова вернулся к клинку и не знал, что Вэй Усянь хотел от него на этот раз, но очевидно, что что-то пошло не так, как тот себе думал.

— Меня постигает неудача даже в замкнутом пространстве!

Он потушил рукав, потёр запястьем ушибленное место на голове и поднял суровый взгляд вверх. Белое Бедствие следил за ним до тех пор, пока не понял, что кусок горной породы, отколовшийся от потолка из-за движений чёрных потоков, упал на голову Вэй Усяню, и тот переборщил с духовной энергией.

Был всплеск, который вынудил меч взяться огнём. Отсюда произошло возгорание рукава и появилась вспышка света, которую и заметил Безликий Бай.

Только зачем он снова вернулся к мечу, если его руки не способны ощущать разницу температур сейчас?

Одна из ладоней пострадала больше нужного, и Повелитель Тёмного Пути туго сжал запястье двумя пальцами, чтобы остановить кровь.

— Пожрать-то он мне принёс, а что-то более практичное — нахрен надо! Охамевший кусок дерьма!

Пламя свеч причудливо задрожало, и вскоре потухло. Наступила абсолютная темнота. Сырая, неуютная, приносящая дискомфорт. Огонь сожрал весь кислород, что был здесь. Эта ошибка стоила Вэй Усяню света.

— Вот же… — он разочарованно откинулся назад и упал на спину.

Громкий протяжный полустон-полурёв заполнил собой тишину пещеры. После этого Белое Бедствие не слышал никаких звуков ещё долго.

— Надо что-то решить со светом. Так я не смогу ничего делать. Темнота — это, конечно, интим, но любоваться тут не с кем.

— Неудачник… — насмешливо бросил Белое Бедствие и хихикнул, растворяясь в пространстве, словно его там никогда и не было.

Вэй Усянь лежал с закрытыми глазами, а когда открывал их, ничего не менялось. Сквозь гущу тьмы, без воздуха, с травмами обеих рук, он смотрел в потолок, которого не видел, и не слишком заинтересованно искал на нём ответы.

— Я не могу позвать его. Он всегда знает, где я, но я никогда не знаю, где он. Приходит, когда хочет. Уходит, когда хочет. Я словно вечно ожидающий невесть чего. Нечестно…

Он выдохнул и закрыл глаза вновь. Какое-то время он потратил на раздумья, которые, все как один, были тупиковыми.

В очередной раз открыв глаза, мужчина увидел тонкий и узкий поток дневного света из потолка. В пещере невесть откуда взялась дырка, пропускающая солнечный луч, а значит, что вместе с ним, сюда поступает воздух.

Вэй Усянь по привычке упёрся ладонями в землю и сел, запрокидывая голову назад. Он не заметил, что держится на руках, потому что они больше не болели.

— Мне же не кажется? Это свет? Или я поехал головой? Ничему не удивлюсь.

Одна из глухих стен пещеры разъезжалась, впуская того, кто являлся властелином этой горы. Вэй Усянь невольно улыбнулся, как только мужчина в траурных одеждах зашёл внутрь.

— Ты… Пришёл.

— Ты без меня и дня не можешь протянуть.

— Это неправда. Ты мне не нужен. Я узник, который мало на что способен, потому что скован возможностями пещеры.

— Я и говорю, что без меня — ты никто.

— Не выпендривайся. Ты только пришёл, а уже начинаешь меня бесить. У тебя есть бинты? Мне нужны бинты, чтобы…

Вэй Усянь оттолкнулся от сырой земли и сел ровно. Он запнулся, рассматривая свои абсолютно здоровые руки.

— Зачем тебе бинты? Замотать ими свой болтливый рот?

— Мои раны…

— Те, что в твоей голове, не лечатся бинтами.

— Завались, о небеса. Это какой-то кошмар. Ты не успел прийти, но уже достал меня. Думаешь, ты центр Вселенной? На тебе держится всё?

— Да. И ты этому прямое подтверждение. Начни с себя. Кто ты, без этого места и меня?

— Пф-ф-ф… Ты такой самонадеянный. Мне не нужен ни ты, ни это место.

— Правда?

— Правда.

— Тогда вставай.

— Зачем?

— Ты покидаешь гору.

Вэй Усянь опешил, напрочь забывая все вопросы, которые хотел задать ему после того, как они закончат грызню.

— То есть?

— Это место больше не твоя обитель. Эта гора — моя собственность. Ты больше не будешь находиться здесь. Ты свободен и волен делать всё, что захочешь.

— . . .

— Встань и уходи.

Он всё смотрел на него, пытаясь понять, шутит тот или нет. Голос Белого Бедствия звучал так спокойно и мелодично, так холодно, одновременно мягко и резко, что Вэй Усянь совсем не понимал его настроений.

— И больше не возвращайся. Я не пущу тебя на территорию горы.