Интерлюдия I: О временах былых ушедших (1/2)
— Дедушка, дедушка! Смотри, какую большую рыбку я поймала! — девочка со всех ног неслась к своему деду, обеими руками обнимая большое железное ведро, в котором в нескольких сантиметрах воды плескалась рыба. Ху Тао только что вернулась с рыбалки.
Господин Ху частенько просил своих хороших знакомых приглядеть за внучкой, пока сам занят; тогда одиннадцатилетняя Ху Тао могла отправиться на ловлю с рыбаками, что было очень кстати — Тао очень любила рыбалку, и гордилась, когда и она возвращалась с уловом.
— Умница, — кашлянул старик невольно, но внучку похвалил: — Я горжусь тобой.
Тогда Ху Тао широко улыбалась, вручала своему деду ведро с одной только рыбой в нём и быстро убегала, отправляясь на поиски новых приключений. Её большие алые глаза сияли, словно драгоценные рубины, заставляя невольно улыбаться случайных прохожих — ведь Тао излучала такой позитив, что глядя на неё, просто невозможно было не обрадоваться и самому. Господин Ху был уважаемым человеком в гавани Ли Юэ и о внучке его знали многие — а потому для Ху Тао почти каждый встречный был другом, а чужих людей для неё не было.
Ху Тао бежала через улицу радостно, то и дело здороваясь со знакомыми ей лицами. Вскоре она завернула за угол и побежала по лестнице, стараясь как можно больше ступенек за раз перепрыгнуть — для неё это была некая игра, забава, которая веселила её и заставляла звонко смеяться во весь голос.
«Когда я стану взрослой, я смогу переступить целых четыре ступеньки за раз… Нет! Пять!» — рассуждала Ху Тао, что продолжала перескакивать через лестницу, за перила придерживаясь.
Вскоре девочка пришла. Она нашла для себя закоулок на втором этаже гавани Ли Юэ. Здесь почти не было людей, было спокойно и открывался вид на целый океан впереди, на прибрежный порт и далёкий Каменный лес Гуюнь.
Ху Тао достала блокнот. Она любила читать, но ещё больше любила сочинять стихи — она часто прямо на ходу придумывала разные складные фразочки, чем удивляла школьных преподавателей и прочих людей. Зачастую её стихи были необычными — можно даже сказать странными — но, стоит отметить, остроумными. Будучи всего лишь двенадцатилетней девчушкой, Ху Тао отличалась особым умом и превосходила всех своих сверстников, а то и детей старшего возраста.
Ху Тао, не раздумывая долго, решила первые пришедшие в голову строки записать:
«Хиличурл заболел…»
***</p>
Ху Тао не знала своих родителей. Но у неё был дедушка, что всегда был рядом, пока она росла и изучала традиции похорон, дабы в будущем стать следующей хозяйкой «Ваншэн». С восьми лет она старательно учит все традиции своей будущей профессии, удивляя каждого служащего бюро своими растущими день ото дня знаниями.
А её дедушке остаётся лишь с улыбкой наблюдать за внучкой. Ху Тао действительно была очень талантливым и перспективным ребёнком, и он был уверен, что с ней бюро «Ваншэн» придёт только к лучшему, а слава древнего заведения, история которого берёт своё начало ещё тысячи лет назад, лишь краше расцветёт.
— Ты умница, Ху Тао, — хвалит внучку господин Ху. Он ерошит её длинные тёмные волосы и улыбается слегка.
— Дедушка, ты ведь завтра уезжаешь на проведение церемонии? А можно я поеду с тобой? Ну пожалуйста! — начала девочка упрашивать, строя жалобный взгляд, который благодаря её большим, алым глазам действительно возымел эффект — ну нельзя никак такому замечательному ребёнку отказывать.
— Ради тебя, девочка моя, — господин Ху серьёзно посмотрел на юную Тао, — Веди себя хорошо. Не нарушай правил, строго им следуй. Внемли же словам ритуала и учись, наблюдая, — начал старик свои учения, а Ху Тао слушала и кивала в ответ: он всегда был таким, строгим немного, но добрым и понимающим весьма, — Собирайся.
Тао радостно спрыгнула со стула и мигом побежала в свою комнату, весело смеявшись.
К склону Уван, на котором часто проводились церемонии по захоронению умерших, проще всего было добраться на повозке. Для Ху Тао было не в новинку собираться в дорогу, но каждый раз она испытывала такой трепет и чувствовала такое счастье, будто в первый раз — девочка с энтузиазмом собирала свои вещи и уже лелеяла в голове мысль о скором путешествии, которое, несомненно, принесёт ей вдохновение.
Ехать на повозке было шатко. Сидя на высокой лавочке, Ху Тао даже не дотягивала носочками туфель до деревянного пола. Она то и дело металась по повозке, ища чем заняться и, хватаясь за перила, высовывалась за борт, грозясь вот-вот упасть. Но Ху Тао развлекалась так не от безделья — она разглядывала живописные пейзажи Ли Юэ, которых в городе было не сыскать.
Яркая и солнечная долина Гуйли будто утопала в янтарном цвете. Ху Тао всегда нравились песчаные деревья, что целыми лесами раскинулись за стенами гавани Ли Юэ и грядой высоких гор: их кроны были окрашены в пёстрые, яркие цвета, от светло-жёлтого до густого янтарного, а днём отливали солнечный цвет, словно были сотканы из цельного, тончайшего золота — листья их были такими тонкими и хрупкими, что держа в ладони такой листок, девочка боялась, как бы не смять такую красоту. Где-то вдалеке показались древние руины, а повозка проехала мимо обветшалого домика. Ху Тао видела, как разные мелкие животные, вроде грызунов или крохотных птичек копошатся в траве — увлёкшись зрелищем, она ещё сильнее высунулась из повозки, держась за её край одними лишь локтями, отчего тут же получила нагоняй от дедушки.
— Тао, не делай так, — пригрозил господин Ху, внучку сажая на место, — А то выпадешь.
Ху Тао, возвращаясь на лавку, расстроенно посмотрела на деда, руки сложив на груди. Ей так нравились красоты Ли Юэ, что хотелось запечатлеть их в памяти на года — хотелось написать стихи о красивых золотых лесах и пиках суровых гор, дабы строки поэмы в будущем напоминали ей об этом дне. Потому что время пройдёт — знает она, будучи ещё совсем юной — но хочется оставить след хороших дней, что будет воспоминанием её об этом времени, покуда она сама жива.
— Но дедушка, я очень хочу посмотреть! Там красиво, а здесь плохо видно! — жаловалась Ху Тао, что не смогла свою жажду прекрасного утолить. Её голос был высоким, ещё совсем детским, капризным и недовольным.
— Возничий, останови повозку, — крикнул старик и махнул рукой, — Коли хочешь посмотреть — поди, выйди. А мы подождём, — улыбнулся тепло господин Ху, как и всегда.
Яркие глаза Ху Тао, что успели потускнеть от грусти, вмиг вспыхнули вновь, от радости: девочка схватила с лавки свой блокнот и тут же помчалась из повозки, отвечая на ходу:
— Спасибо, дедушка! — звонко смеялась она, чувствуя, как высокая трава щекочет голые щиколотки. Ху Тао осмотрелась вокруг, вдыхая чистый воздух: тёплый летний ветер подгонял её, развевал волосы и одежду, вел за собой в путь.
Она действительно любила природу и наслаждалась ею. Пусть Ху Тао ещё слишком юна, чтобы понять многие вещи, но она желает прожить насыщенную жизнь, красивую настолько же, насколько красивы земли, что развернулись перед её взором.
Пока господин Ху беседовал с извозчиком, Ху Тао отошла подальше. Она закинула голову кверху и посмотрела на ясное голубое небо с редкими пушистыми облаками. Девочка нашла дерево с кривым, причудливым стволом и остановилась в его сени: прилегла поверх мягкой, зелёной травы и достала свой простенький блокнот, открыв который, ей на глаза попался лист со стихом, который она сочинила недавно:
«…А второй на то смотрел…»
***</p>
Ху Тао всегда отличалась от других детей. Не только своим талантом — но и мышлением.
Она, будучи будущей наследницей «Ваншэн», мыслила крайне нестандартно. Ху Тао не стеснялась разговаривать о смерти и считала, что та — лишь необратимое явление, что замыкает цикл жизни и смерти.
Именно этим Ху Тао и пугала других детей — с ней никто не хотел дружить, ведь она была странной: её слов боялись, ведь никто их суть не понимал. Юная Тао ставила в тупик не только своих сверстников, но и взрослых, у которых мурашки по коже пробегали от подобных слов из уст маленького ребёнка.
И даже на похоронах Ху Тао оставалась невозмутимой. Она слушала слова церемониймейстера и совершенно не поддавалась печальным эмоциям, ведь сотрудник ритуального бюро должен держаться с честью и достоинством до самого конца — так говорил господин Ху, и так считает и сама Тао.
Будучи у священного огня, Ху Тао не боялась. Она стояла ровно, осанки правильной держась, руки её были за спиной, а взгляд был устремлён на костёр, языки пламени которого пожирали падающие в него бумажные деньги и фигурки, а оставался после тех лишь чёрный, серый и блеклый пепел, что устилал землю неровным покровом. Традиционные похороны состоят из множества сплетённых воедино ритуалов, безукоризненное исполнение которых важно не только для правильной отправки души в мир загробный, но и для упоения клиентов, живых родственников умершего, что и заказали погребение организовать.
Но была в похоронах и мрачная доля. Гнёт страданий и печали людей, что потеряли своего ближнего, выдержать не так-то просто. Ху Тао научили, что смерть — естественна, является всего лишь частью жизненного цикла и бояться в ней нечего: но смотреть, как плачут и причитают люди у гроба покойника, действительно больно. Сердце будто сжимается, в груди щемит, а Тао в смятении пребывает.
Ху Тао была ещё совсем маленьким ребёнком, но она, должно быть, была превосходным эмпатом. Она могла не понимать действия взрослых, что часто действуют исходя из выгоды и жадности, но могла будто бы шестым чувством ощущать их эмоции. Глубокая печаль, отрицание, сожаление — горечь, одним словом, таится в сердцах тех, кто ближнего своего упустил. Им плохо, они страдают.
Ху Тао думает, что это, наверное, не совсем правильно — так страдать по ушедшему навсегда. Ведь они — люди ещё живые, и жить им с этим грузом дальше. Так есть ли смысл так страдать? Не лучше ли встать, смириться и идти по своему пути дальше?
Может быть, она слишком юна, чтобы осознать эту боль, или вера тех людей так сильно отличается от её веры, что им друг друга не понять. В такие моменты Ху Тао путается в смятениях. Дедушка учил её всегда, что жизнь — коротка, а смерть неизбежна. Маленькая Тао настолько привыкла к такому взгляду, что её мировоззрение оказалось слишком узким, дабы она могла с другой стороны взглянуть. Ху Тао задумывается глубоко, хмурится и голову опускает. Она учится хорошо (не в школе, но дома), но у неё всё равно остаётся столько вопросов, ответы на которые она не знает. Какие эмоции она испытает, оказавшись у закрытого гроба? Будет ли она так же спокойно рассуждать о нормальности смерти или горести поддастся?
На крошечное плечо девочки легла морщинистая ладонь. Ху Тао сначала вздрогнула от неожиданности, её брови дернулись вверх, однако через мгновенье она поняла, что это был её дедушка.
— Ты в смятении, Тао, — тихо сказал старик: он всегда читал внучку, словно открытую книгу, а когда Ху Тао обернулась с удивлённым взглядом, так и вопрошающим — «Как ты догадался?», он лишь усмехнулся.
— Что же тревожит тебя? — спрашивал и дальше господин Ху, замечая поникшие плечи маленькой наследницы «Ваншэн».
— Дедушка, я… Не совсем понимаю, почему им так грустно. Их дядюшка, он ведь погиб навсегда, понимаешь? Так почему же… Им так печально? — вздыхала Ху Тао и с грустью смотрела на семью подле гроба.
— Вот как, — хмыкнул старик, — Однажды… И ты их поймёшь.
Воцарилось неловкое молчание. Ху Тао прищурилась и странным взглядом посмотрела на дедушку. В этот же момент его подозвали и он ушёл, а девочка стих вспомнила, который сама же и сочинила:
«Третий снадобье искал…»
***</p>
Ху Тао думала, что в смерти ничего страшного нет.
Она была ещё слишком юной и наивной, чтобы понять тот факт, что смерть куда страшнее. Она видела лишь то, что ей говорили — а ей всегда твердили, что смерть — это абсолютно нормально — и никогда не испытывала того на себе.
Она ничего не теряла.
До тех пор, пока господин Ху не слёг с болезнью.
Ху Тао не сразу поняла, что происходит что-то неладное. Она продолжала изучать похоронные традиции, веселилась дни напролёт и сидела в бюро допоздна, до тех пор, пока кто-нибудь из служащих не проводит её до дома.
Алые глаза Ху Тао всегда были сияющими. Они были словно драгоценные алые рубины, внутри которых застыли кремово-белые лепестки цветов сливы, которые, как известно, символизируют красоту, благополучие и счастливую судьбу.
Каждый день Ху Тао, радостная, читала своему дедушке стихи, пока тот не вставал с кровати. Она думала, что он просто приболел, и ухаживала за ним так же, как когда-то в детстве он сам лечил внучку, что простудилась от долгих гуляний без шапки на улице.
Ху Тао так думала до тех пор, пока однажды господин Ху не остановил её.