10 (2/2)

Мысленно сокрушаясь о не обманувшем предчувствии, Коримус согласился.

В доме Расты запах дерева и дыма перебивался густым амбре крови и пота. В полутемном углу, подвывая, всхлипывала супруга, старшие дети толпились возле лежанки, на которой стонал, стиснув зубы сам Раста. Тут же рядом он заметил Аэль, вымачивавшую ткань в лохани, вода в которой, с порога, показалась ему черной от крови. Скорбную картину скупо освещал пучок подожженной щепы.

Вблизи, искореженная нога выглядела ужасно, представляя из себя кровавое месиво из размозженных мышц и порванных сухожилий в котором белели обломки костей. Лицо бедолаги в скудном свете казалось слепленным из воска, жидкие волосы спутались и намокли от пота, крупные капли которого обильно покрывали лоб мертворожденного.

— Стволом? — тихо спросил подходя ближе, собственно, уже зная ответ.

Один из собравшихся мрачно кивнул. Кажется, это был старший сын Расты.

— Поиграй для него, — попросила Аэль, поднимая лицо.

Он мог это сделать. Мог сплести мелодию так, чтобы несчастный забылся и не чувствовал боли. Но собравшимся здесь мертворожденным слишком легко будет сопоставить одно с другим. Он не знал что из этого выйдет. Слишком хорошо засела в памяти заноза образа мертвых ревелий — Коримус не мог игнорировать страх, что такого рода помощь заставит местных испытать к ним с Аэль чувства далекие от благодарности. Она же смотрела на него не отрываясь, взгляд говорил: «Пожалуйста». Его рука дрогнула и потянулась к вороту, за которым висела на шнурке его свирель. Раздираемый противоречивыми чувствами, он поднес ее к губам и подул.

«Молю, о Древо, пускай это не будет ошибкой», — подумал он, погружаясь в звучание магии.

Первые мгновения мертворожденные смотрели на него хмуро, музыка ассоциировалась у них больше с радостью и весельем, ей не подобало звучать среди боли и скорби. Каждый знал, если Раста и останется жить, то без ноги. И уже не сможет выполнять большую часть своей прежней работы.

Но музыка текла, переливалась и журчала как весенний ручей в лесу, и лица окружающих светлели. Раста перестал стонать, и даже дыхание его понемногу выравнивалось. Когда отзвучали последние ноты он спал глубоким сном, где боли и жару было не достать его. Коримус обернулся посмотреть на Аэль. Она сидела на краю лежанки, вынимая и аккуратно складывая вместе обломки кости. Глаза ее были полузакрыты, ее вело чувство живого. Коримус знал, она так же использует подвластные ей силы, чтобы заживить поврежденную ногу и опять не мог не думать о возможных последствиях. Как не находил в себе сил возразить ей.

В занятый ими дом оба вернулись уже глубокой ночью.

— Спасибо, Олений хвостик, — устало, но тепло поблагодарила Аэль Коримуса. Ему показалось, впервые за время, прошедшее с их бегства из того города, она улыбалась искренне счастливо. — Он долго будет спать?

— До утра, — прикинул Коримус. — У нас тоже есть время.

На это она с благодарностью кивнула, обняв его и пряча лицо на плече.

— Аэль, — обратился он, пока они стояли вот так, — ты помнишь почему народам Древа нельзя соприкасаться с мертворожденными? Почему мы используем среди них иллюзорный облик?

Она кивнула, не отрываясь от него.

— Если ты вылечишь его… они могут начать бояться тебя. Или станут приходить снова и снова с мельчайшим недомоганием. Станут зависимы. И когда однажды ты не пожелаешь или не сможешь им помочь — они возненавидят тебя. Быть может это и случилось с Козлоногим.

Аэль подняла голову и отошла на пару шагов, чтобы видеть его лицо. В выражении ее собственного опять появилось что-то упрямое.

— Знаю, — ее голос приобрел непривычно мрачные ноты. — Может так и будет. Может зря я Истинное Семя! Вот только… — она тряхнула головой.

Любые отголоски хорошего настроения покинули ее. Она тоскливо обвела взглядом комнату, ни на чем не задерживаясь взглядом. Коримус молчал. Хотелось спросить в чем дело, и подтолкнуть ее — он чувствовал, они подошли к тому, что не давало ей покоя все это время. В то же время, непривычное состояние подопечной пугало его.

— Мы так боимся мертворожденных, но сами куда опаснее. Когда один захотел… — она замялась, словно подбирая слова, но видимо безуспешно, потому продолжила, — скольких убила я?

Коримус покачал головой:

— Это был инстинкт, не только твой, но и Древа.

— И с тех пор я боюсь, — она почти всхлипнула. — Второй раз это было не так, как в овраге. Я не могу забыть бедного Бэрда. Но и чувство упоения которое ощущала тогда — тоже. С тех пор я будто постоянно голодна…

Коримус почувствовал разлившийся внутри холод. Его собственный наставник рассказывал ему о таком. Девы Древа управляли током жизненных сил. Так они могли многое исцелить. Так они убивали — выпивая до капли всю жизнь. Бывало, они становились зависимы от поглощения чужих жизней, становясь подобными паразитам. Ему стоило подумать что делать со всем этим.

— Спасибо, что сказала. Но Аэль, тогда нам тем более стоит уйти. Любая агрессия с их стороны может… спровоцировать тебя, — он произнес это мягко, на сколько мог. — Я буду искать решение. Но пока…

— Ты становишься похож на Геларна. Не ты ли говорил — это часть моей природы? — печально, с неожиданной примесью иронии поинтересовалась она. — Не ты ли говорил, есть вещи, которым только сам сможешь научиться? Я хочу остаться. Я хочу…победить это.

***</p>

Новый день не принес ни ответов, ни перемен. Как и несколько последующих. По началу они вдвоем, чуть свет, навещали Расту, которому у концу недели стало заметно лучше, позже, Аэль наносила визиты одна. Это давало Коримусу больше времени на раздумья. День за днем он перебирал в уме все, что знал о проявившейся у Аэль зависимости, и как сотни лет назад чувствовал себя беспомощным без наставника. Тот знал неизмеримо больше. Укол обиды, как в те далекие дни прорезался сквозь сожаления и горечь. Слишком рано он остался один, и теперь не мог наверстать положенного.

Ничто из известного не говорило, как зависимость одолеть. Из-за опасности самому Древу, таких дев погружали в милосердный вечный сон. При нем не случалось подобных историй, но о них рассказывали некоторые из доставшихся ему свитков. В одном из них, смутно припоминал Коримус, говорилось что наложение Глифа, подобного тому, что охраняют границы их земель на зараженную деву могло если не избавить ее от несчастья, то замедлить процесс. Беда была в том, что он не знал, как появляются Глифы. Как и Геларн. В остальном, картина рисовалась не радостной. В землях мертворожденных их могло ожидать всякое, и каждая новая выпитая Аэль жизнь начнет усиливать ее голод. В состоянии отчаяния ему в голову пришла странная мысль — найти жреца Темного. Покинув сень Древа он несколько раз вскользь слышал о них. Похоже, те многое знали. Могло оказаться, им известно решение и такой проблемы.

Шум за окном привлек его взгляд. Аэль окружила резвящаяся детвора, та задорно смеялась играя вместе с ними. У нее естественно выходило, но с той ночи, он не верил глазам. Страх не породит радость. Ему стоило увести ее. Жив их мрачный спутник или нет, не стоило притягивать большие неприятности к уже случившимся. Расте она помогла, а Геларн, если выжил, сумеет отыскать их.

Но они остались помочь другому семейству, едва не потерявшему больного ребенка, а затем еще одному. Как и ожидалось, мертворожденные стали шептаться за их спинами, обсуждая «чудеса». Кто-то вспомнил Козлоногого, кто-то духов благоволивших семьям, но с тех пор поток подарков им двоим не прекращался. В них видели воплощение иного, «высшего» мира.

А затем в селение пришли чужаки.