8 (2/2)

Брови Амии сошлись к переносице, тело напряглось, руки вцепились в подлокотники кресла. Аэгор почувствовал мгновенный укол вины — он знал, на сколько та за него переживает.

— Уважает, но не на столько, чтобы не держать войско на готовности. Да и другие привели с собой личной охраны больше чем обычно. Больше, чем требуется.

Потому он отказался от собственной идеи использовать праздник, чтобы расправиться с, пожалуй, самой крупной из оставшихся угроз.

Посмотрев во все еще расширенные глаза сестры, Аэгор вернулся к ней, чтобы свалиться в соседнее кресло, и откинул голову.

— Не бойся, — сказал он примирительно, наблюдая, как на потолке дрожат их тени. — Я добавил в вино той дряни, что дал мне жрец. Ты сама видела — она нейтрализует любой яд.

Амия лишь покачала головой, вернувшись к своему занятию. Прошло время, прежде чем она снова подала голос:

— Мы ждем гостей?

Замок затих, отойдя ко сну. Кое-где, внизу еще трудились слуги, в некоторых покоях шла опасная мышиная возня, а под окнами порой звучали шаги недремлющей стражи, но в целом, всем властвовал покой. Время заговоров и убийц. И тайных встреч. Аэгор кивнул, слегка улыбаясь:

— Ты права. Но не мелких лордов жаждущих примкнуть к стороне победителей.

Именно в этот момент в дверь тихо постучали.

«Один, два, три», — мысленно сосчитал он. — «Пауза. Еще два раза. Пауза. И еще три». Это должен был быть он. Быстрым мягким шагом пролетев через комнату, он остановился сбоку от двери, положив руку на рукоять короткого меча. Он предпочитал другой, но в помещениях малые клинки показывали себя лучше. В рукаве был заготовлен кинжал — не смотря на всю свою браваду, он не пренебрегал безопасностью.

— Входи!

Дверь тихо приоткрылась. Ровно на столько, чтобы впустить невысокую фигуру, с головы до ног укутанную в темный балахон неопределенного оттенка. Гость прошел на середину комнаты и замер, сложно было догадаться, куда он смотрит. Аэгору казалось, не на них с сестрой.

— Вы готовы? — прошелестел бесполый голос.

Вновь оторвавшись от своего занятия, Амия смерила долгим взглядом посетителя, затем повернулась к брату. Она не произнесла ни слова, но ее молчание говорило за себя. Она спрашивала, на сколько Аэгор доверяет жрецу. Он понимал ее. Он сам на месте Амии не доверял бы их странному союзнику. Да он и не доверял… Не безусловно, не полностью. Но без его помощи они не скоро сдвинуться с места, если сдвинутся когда-нибудь. Потому улыбнулся ей половинкой рта. Все так же не произнеся ни слова, Амия отложила пяльцы и поднялась, ступая на середину комнаты, к жрецу. Аэгор подошел к ним последним:

— Готовы. Начинай.

В тот же миг пространство вокруг них подернулось рябью, сворачиваясь и стягиваясь в единой точке, чтобы тут же развернуться, выплюнув их троих в совсем ином месте.

Когда онемение тела и чувств схлынуло с него, Аэгор огляделся. Они стояли посреди обычной ночной рощи, каких множество в этих краях. В ноздри бил запах сырой земли и прелых листьев. Неподалеку слышалось переливчатое журчание ручья. Он видел, что Амия так же оглядывается, и похоже, так же не впечетлена.

— Он здесь?

Аэгору не удалось скрыть скепсис, тот отчетливо прозвучал в его голосе. Если бы Глифы защищали его владения, он постарался бы разместить их аккуратнее, в местах куда более труднодоступных.

— Прятать лучше всего на виду, — все тем же шелестящим голосом ответил их проводник. — Попади вы в рощу без меня, сами нашли бы его?

Аэгор нахмурился, осознавая свою промашку. А это чувство он не любил.

— И где же он? — Амия подала голос прежде, чем он смог что-либо ответить. — И где Стражи?

— Страж у Глифа всегда один. Они едины. Страж — тело, Глиф — душа. Так же Глиф порождение магии Древа.

— Я не спрашиваю, что это такое, — Аэгор был все еще раздражен. — Как нам найти и избавиться от него?

— Нетерпеливый, — в голосе жреца впервые за все время прорезалось выражение. Аэгор назвал бы его старческой досадой. — Не понимая, что ты ищешь, никогда не найдешь. Магия питает корни Древа. Когда ищешь Глиф — ищи то, что может кормить его.

Кормить? Аэгор еще раз огляделся. Стоило признать, его никогда не занимало садоводство. Он вернулся в уже кажущийся таким далеким день, когда они с сестрой стерли первый из Глифов:

Они пересекли огромное поле, и вышли к лесной опушке. Там он помнил, сестра остановилась, и долго сперва вслушивалась, затем оглядывалась по сторонам. Наконец, она нырнула под сплетавшиеся ветви. Он двинулся следом, сокрушаясь, что не захватил топор. Амия настаивала, что единая срубленная веточка может привлечь к ним нежеланное внимание, но продираясь сквозь них, он так и так ломал их в не меренном количестве. Тем не менее, вскоре они выбрались на проложенную зверьем тропу, которая привела к небольшому озеру с темной водой.

— Что ты видишь? — спросила Амия, останавливаясь на берегу.

Он пригляделся к покрытой ряской воде, к паре кувшинок покоившихся дальше от берега, к глубокой тени от деревьев. Старые высохшие бревна лежали местами вдоль берега, кое-где можно было заметить мощные валуны. Готовая натура для романтика-художника. Большего он не разглядел, о чем и сказал Амии.

— Но он, — она особенно подчеркнула это слово, — сказал мне — это Глиф. Оно только выглядит озером.

В тот раз они действовали по наитию. Амия вспомнила полузабытую сказку о горящей воде. Вода мешала героям — по иронии тоже брату с сестрой — вернуться домой из царства тени. Потому они подожгли взятые из замка факелы и швырнули в воду. Он помнил, что забыл как дышать, когда вопреки всем ожиданиям, коснувшись воды факелы не пошли ко дну и не потухли, а превратили озеро в костер полыхавший темным светом. В его отблесках лицо Амии выглядело полубезумным и меланхоличным.

— Если Стражи — порождения магии их Древа, как у них могут быть дети?! — ее же голос вернул Аэгора к действительности. Голос, заставивший его вздрогнуть.

Она стояла не шевелясь с застывшим лицом, только широко раздувала ноздри. Рука стискивала узкий кинжал — оба они носили такой спрятанный в одежде. Но Амия всегда отличалась лучшей выдержкой. Жрец шумно выдохнул:

— Есть такие цветы, что цепляют свои семена к одежде. Так они путешествуют далеко. Заводя смертных детей, я думаю Древо преследует те же цели.

Амия убрала кинжал, но так и не отвела взгляда от фигуры жреца.

— Мы можем остаться здесь хоть до утра, — бесцветно и невозмутимо произнес тот.

— Амия. — Аэгор не имел желания торчать здесь всю ночь. Он попытался заглянуть ей в глаза. — Не время.

Обычно она была той, кто одергивал и увещевал его.

Она вздрогнула.

— Прости.

— Многое здесь может кормить его… Это Дерево, — Аэгор вернулся к интересующему его вопросу. — Можешь ли указать конкретнее, жрец?

Жрец Темного молча извлек из глубин балахона завернутое в тряпицу нечто и протянул ему. Он поступал так столько, сколько Аэгор помнил. Не поясняя, отдавал ту или иную вещь.

Внутри тряпки оказалась круглая цветная стекляшка — вещь редкая и дорогая по стоимости. Даже в ночи ее грани переливались изумрудным, синим, розовым и золотым. Залюбовавшись на краткий миг, он поднес стекло к глазам, посмотрев на мир сквозь цветные грани. Стоило это сделать, мир вспыхнул красками, столь яркими, что у него заболели глаза. Когда же Аэгор смог снова видеть, пылающие цвета ушли, оставив зримым странный, медленно пульсирующий символ над ручьем.

— Снова вода, — ответил он на заинтересованный взгляд Амии, прежде чем озвучить вопрос жрецу. — Что нам теперь делать? Поджечь ее?

— Но сгорит ли вода?

— Сгорит. Я видел.

— Стремишься найти универсальный ответ… Но Глифы, они как вы, люди, всегда разные.

Аэгор хмурился и кусал губу. Философские речи не то, чего он желал сейчас. В них вообще не было никакого смысла. Сотрясание воздуха, не более, призванное потешить самомнение болтунов.

— Ии? — протянул он нетерпеливо.

— Ты можешь убить Стража. А можешь понять особенность Глифа.

Аэгор зло фыркнул. Прежде, жрец всегда сообщал ему эту «особенность». И что с ней делать. Как сжигание волчьей шкуры в овраге, как засеивание пеплом болота… Но сегодня он предпочитал играть в загадки. Стоило, наверное, поискать кого-то еще из его братии.

— Предпочту первое. Да только не вижу ни одного. И правда, где же они?! Эй!

Стоило ему сказать это, как что-то холодное вошло под ребра. Он не почувствовал боли, только холод и как быстро коченело, отказываясь повиноваться, тело. Стало трудно дышать, трудно думать. Он видел как отскакивает, вновь выхватывая свой кинжал Амия. Как глупо! Как глупо он…

«Амия… держись», — с последней угасающей мыслью он краем глаза разглядел сотканное из тумана существо. Слегка паря над землей, оно зависло перед тем местом, где он увидел Глиф.

***</p>

Он очнулся в гостевой комнате замка Аледари. За окном светало. Первым делом он подумал что заснул. Заснул, не дождавшись жреца, и все приключившееся в роще — не более чем сон. Кто знает, может ему подсыпали не яд, а снотворное? Может, данная ему жрецом дрянь не способна справиться с ним? Затем взгляд его упал на прикорнувшую в кресле Амию. Выпачканный в земле, подол ее платья красноречиво намекал ему, что ночной визит в ту рощу не был сном. Но как тогда он был еще жив? Сев — тело отозвалось с трудом, но боли он так и не почувствовал — Аэгор огляделся. Кроме платья Амии, покой не содержал никаких следов визита жреца или ночной авантюры. Не желая будить сестру, он попробовал встать с кровати, чтобы встретиться с ее взглядом.

— Ты всю ночь сидела у моей кровати?

Она кивнула. Ему показалось, ночь прибавила седых волос на ее голове. Не удивительно, если подумать.

— Ты смогла отбиться? Что там произошло?

Амия разлепила сухие губы, и тихо ответила:

— Это все жрец. Он как-то заморозил ту тварь что ранила тебя. Потом перенес нас сюда обратно. Он был на столько любезен, что наложил какое-то заклятье на комнату. Сказал, никому не придет в голову беспокоить нас.

Он нахмурился при упоминании заклятья.

— Ты ведь ненавидишь магию и колдунов. Но обращаешься к нему. Почему? — спросила она, заметив перемены в лице.

Аэгор отмахнулся, пробормотав про «необходимое зло». Внутри закипала ярость на самого себя за то, что бы слишком самоуверен и опять Амии пришлось расхлебывать это, на жреца, что «спас» его, играясь перед ними своими «силами», на туманного Стража с его жалким Глифом. Кроме всего этого его волновал еще только один вопрос:

— Я не чувствую боли. Не ощущаю раны. Это тоже работа жреца?

— Отчасти.

— То есть?

— На тебе не было ран. Зримых телесных, по крайней мере. Но он что-то делал с тобой.

Эта новость ему совсем не пришлась по нраву. Он мрачно пообещал себе непременно вытрясти из жреца все о совершенных с ним манипуляциях. И если тот вздумает снова играть в загадки… тем хуже для него.