5 (1/2)

За окнами второй день, без остановки лил дождь. Городок размазывался в нем, напоминая один из тех потекших рисунков, что с гордостью демонстрировала гостям Мирелия. Но там где на холсте было буйство красок, напоминавшее родной лес в пору цветения, за мутным стеклом все слилось в единую серую палитру. Коримус плотнее обхватил ладонями глиняную чашку, расписанную витиеватым узором синих и черных завитков. От травяного отвара в ней поднимался ароматный пар, позволявший ему чувствовать себя капельку лучше. Под сенью Древа любой дождь приятно ласкал и нежил. Здесь, в каменной скорлупе мертворожденных — заставлял зябнуть, и клевать носом.

— Зря отказываешься от вина, старина, — Бэрд вальяжно развалился в глубоком кресле у камина. — Не знаю, какие специи кладет кухарка, но вкус выходит совершенно особый.

— Благодарю. Но может, ближе ко сну… Я все же не до конца понимаю, почему так трудно попасть к роднику? Мы не станем охотится во владениях князя Аледари.

— Он боится чумы, и старается как может закрыть свои владения. Кроме того, думаю, он так же боится лазутчиков. Ходят слухи, что после Васгари, он следующий в списке князя Лиддена.

— Хм, — Коримус вздохнул и сгорбился, уставившись в камин, пламя которого отплясывало бодрую джигу.

— Вам помогут. Я почти все утряс.

Было великодушно с его стороны. Бэрд сильно вкладывался в их успех, не зная ни об их задаче, ни о том, кто они на самом деле. А ведь они только волей случая пересеклись в трактире, и едва ли могли назваться друзьями. Но как бы Коримус не понимал этого, ему хотелось быстрее. В этом городе они застряли на, уже без малого, две недели. Промедление породило иное, сильно тревожащее обстоятельство. Здесь умирали элин.

— Спасибо, Бэрд, — Коримус сделал глоток.

— Я, пожалуй, займусь делом. Чума не приносит прибыли, а истощает закрома и кошелек.

Не отвечая вслух, Коримус попрощался с купцом до ужина. Он рад был остаться один, хотелось подумать, как быть дальше.

Впервые он узнал о смертях от жены их гостеприимного хозяина. Женщина обмолвилась о них на следующий, после их прибытия день. С тревогой в голосе она рассказывала мужу, как волновалась за него, и волнуется за их дочь. В городе завелся безумец — так она выразилась — на днях убивший уже третью жертву. В тот раз, это не сильно заинтересовало их. Радуясь, что Мирелия утащила куда-то Аэль, Коримус лишь спросил ее, что обычно делают в таком случае горожане. Удивленная вопросом, женщина ответила: «Конечно же, обращаются к мэру! Он поверенное лицо нашего лорда». Затем лицо ее погрустнело, и она сообщила, что лорд убит войском Лиддена, да и мэра они казнили. Теперь, горожане тряслись ночами по домам, или пытались изловить злодея сами. Вечером того же дня, его отозвал в сторону не на шутку встревоженный и злой Геларн.

— Это была ревелья, — сказал он коротко и глухо. — Местные поняли, когда сошли чары.

На площади, куда они направились, их ждала возбужденная толпа. Все взгляды были направлены на жуткое зрелище — столб с прикрученным к нему выпотрошенным телом, ради чего даже разобрали частично камень на площади. Коримусу хватило взгляда — мертвая правда оказалась ревельей. Про них говорили, это животные, научившиеся оборачиваться мертворожденными. Но что-то звериное все же оставалось в их облике, и те прятали это, наводя морок. Со смертью, заклятие утратило силу, открыв взглядам схожие с заячьими нос и форму губ. Глаза несчастной кто-то выколол, но несомненно, с ними она сильнее напоминала бы пушистую зайчишку. Ревельям — единственным из всех элин — не запрещалось жить среди мертворожденных. Это сыграло крайне злую шутку с местными.

Кто-то из зевак вздыхал и прятал глаза, кто-то ворчал, но нашлись и те, что пожелали выкопать другие два, уже захороненных тела. Сказано — сделано. Оказалось, все три жертвы «безумца» были ревельями.

— Потому я говорю — законы должны быть одинаковы. Для всех, — сказал, как плюнул Геларн.

С тех пор Коримус редко его видел. Он не трогал их мрачного спутника, понимая, подобные удары каждый переносит и переживает по-своему. Его же теперь, подобно хозяйке дома, съедала тревога за Аэль. День шел за днем, в порывах побеседовать с ученицей. И каждый раз вспоминались ее глаза после злополучного похода в овраг с попыткой восстановления стертого Глифа. И каждый раз он останавливался. Что-то угасло в ней с того раза.

Из раздумий вперемешку с воспоминаниями его вырвал громкий топот, вынудив обернуться посмотреть, что происходит в холле. За раскрытой дверью крутилась Мирелия, примеряя новый, привезенный отцом из поездки плащ.

— Ух! — она повернулась кругом себя, — Он потрясающий! Эти оборки, а кружева, мой бог, кружева! Пап, папочка, спасибо, спасибо, спасибо большое…

Хлопнула дверь.

— Ты куда собралась?

Бэрд не показался в поле зрения, но очевидно стоял напротив дочери. Где-то там, помнил Коримус, напротив главного входа и чуть сбоку от него, находилась дверь в рабочий кабинет.

— Ярмарка приехала. Уже два дня как, но из-за этого дождя я так и не смогла пойти. Я хочу пойти с Алис и все наверстать. Она говорила, в их краях не бывает таких ярмарок, представляешь? Не хочешь пойти с нами?

Алис. Он сам придумал это имя, более похожее на те, что дают мертворожденные своим дочерям, но до сих пор оно плохо ассоциировалось у него с Аэль. Потребовалось время, чтобы оно громыхнуло в сознании подобно близкому раскату грома. Коримус подскочил в направлении холла, в порыве эмоций едва не позвав Аэль по настоящему имени.

— Мать наверняка просветила тебя об опасности?

— О, да… Пап, все будет в порядке. Я у тебя не такая уж и глупая, я буду осторожна.

Когда он появился на пороге, Бэрд с дочерью продолжали свой спор. Тут же была и Аэль, что явно пыталась и не могла вставить слова. «Непохоже на нее», — скользнула по краю сознания мысль.

— Привет! — просветлела она при его виде, кажется, перестав ощущать себя третьей лишней.

— Добрый день, мистер Корил, — поздоровалась Мирелия. — Вы вот, надеюсь, не считаете, что нам опасно идти на ярмарку?

Он замер. Внезапно перестало хватать воздуха, словно огромный ствол рухнул и придавил его. Две пары девичьих глаз выжидательно уставились на него. В одних — смесь надежды и любопытства, в других — оно же с большой долей непонимания.

— Я… — ему требовалось время собраться, — я согласен с вашим отцом.

— Ну, — разочарованию Мирелии, казалось, не было предела. Она смотрелась выцветшей, словно дождь смыл с нее краску. Не помогал и новый, ярко алый плащ. Очевидно, Бэрд не мог устоять, когда у дочери такое лицо.

— Хорошо. Идите. Но Рудпер отправится с вами. От него — ни на шаг!