4 (1/2)
— Коримус! Коримус!
Она звала раз за разом, теребила здоровое плечо, и не получала ответа. Из растерзанной руки продолжало течь лэхе. К липким от него ладоням цеплялись веточки и сухие листья, будто заворачивая их в кокон, мешая лечить. Аэль не вовремя вспомнила, как учитель упоминал ей, что у мертворожденных вместо живительного сока Древа течет «кровь». Красная, как закатное небо, а не одуванчиковый сок.
— Ну же! … Олений хвостик…
В голове грохотало и сознание плавилось. Почти как в тот раз на дороге, но еще хуже. Только малая часть ее осознавала, что где-то рядом сражается Геларн, видела прыжок крупного, соткавшегося из теней волка, чьи когти вот-вот вскроют ее тело, ощущала каждую частичку земли, налипшую на ладони. Аэль засасывало в непроглядную тьму.
Среди пугающего ничто шептали голоса: раздраженные, горящие безумием, они жаловались, обвиняли, угрожали. Со временем, из сонма выделился один, звучавший в сознании грохотом камнепада:
«Платой за ваше вторжение, убийцы, может быть только смерть. Братья возьмут ее».
Это было неправдой. А все происходящее — чудовищно неправильным.
«Отрицание ничего не изменит».
Слова ощущались ударом. Аэль начинала понимать предостережение Геларна. Боль и горе туманили рассудок местных Стражей, искажали их способность видеть. Разлившееся по телу пламя агонии грозило разорвать ее саму. Отмирающие корни тянулись к ней, хватались, цеплялись, поглощали. Растворяясь в их сплетении, она интуитивно потянулась навстречу. Неосознанное стремление вывернуться наизнанку, выплеснуться породило тишину. Благословенное ничто, в котором не было не только звуков, но отсутствовала даже боль. Это позволило ей встрепенуться. Аэль открыла глаза. Тело учителя распростерлось рядом. Тот был жив, но она чувствовала, как вытекают, просачиваясь в землю, магия и лэхе. Но перед ней… Недоуменно моргнув, Аэль затем отшатнулась. Изломанные узловатые ветви переплелись с вырвавшимися из-под земли корнями, образовав плотный кокон вокруг их с Коримусом тел. Похрустывая, тот продолжал стягиваться, красуясь ужасающими трофеями. Прямо на нее смотрели, уставившись, остекленевшие глаза волка. Корни насквозь пробили его туловище в нескольких местах. Тот, что висел рядом, почти напоминал мертворожденного, отличаясь лишь тем, что уши его, как и руки, покрывала густая поросль темных волос. Он был еще жив, скаля на нее клыки.
— Элин…
Грубый голос клокотал, мало напоминая знакомую речь. А единственное слово казалось плевком в лицо.
— Проклятье на тебя, — он кашлянул. Перемешанное со слюной, изо рта текло потемневшее лэхе и испарялось тенью, не долетев до земли.
Ветви и корни с повисшими на них телами сдвинулись еще ближе. С хрустом ломались позвоночники. Лопались, влажно чавкая, тела.
— … предашь нас… снова… — слова ее обвинителя, выталкивамые через силу становилось все труднее разобрать. — Предатель… хуже чужака.
— Нет! — Аэль отчаянно замотала головой. — Это все не правда, я…
Ее глаза наткнулись на скрученное в переплетении ветвей тело Геларна. А ведь он предупреждал…
— Нет, нет, нет, нет… — повторяла она как заведенная. Все это не могло быть правдой. Она спит. Спит, и ей снится кошмар.
Глаза обвинителя подернулись туманом, тело замерло. Все вокруг замерло, кроме вездесущих ветвей. Шипя змеями, те продолжали стягивать свой кокон.
— Аэль…
Она почти не узнала голос учителя — таким он казался слабым и надтреснутым.
— Аэль, они защищают тебя. Древо защищает.
— А?
И правда. Они с сестрами имели особую связь с Древом и его отростками, а чрез них и со всей природой. У их народа даже существовало поверье — с появлением нового отростка, рождалась дева. Эннемелен умела использовать ее. Не только слышать и чувствовать Древо, но и влиять на него. И если оно так откликнулось на ее страх, можно добиться и обратного. Можно же?
Она зажмурилась, пытаясь успокоиться. Выровнять дыхание. Вдох-выдох. Отрешиться от происходящего здесь и сейчас. Проще было сказать, чем сделать — вокруг шипело, трещало, шуршало. Как никогда, ей не хватало мелодий Коримуса. Играя, тот мог успокоить кого угодно. Почему сейчас, когда ей так нужно…
Аэль оборвала навязчивую мысль. Древо выбрало ее. Коримус мог вовсе не сопровождать ее — это ее задача. Или получится — вечно хмурый Геларн был прав. Который, вероятно, теперь мертв… Нет, не думать об этом.
В какой-то момент получилось отрешиться. Внешний мир отошел для нее в сторону, достигнув чувства блаженного умиротворения, Аэль вновь потянулась к Древу. Время сгустилось вязкой смолой, увязнув в нем неосторожной мошкой, она больше не знала, миг прошел или день. Во внешний мир ее вернуло слабое прикосновение, заставив, распахнуть глаза и лихорадочно вдохнуть напитанный сыростью воздух.
Ветви и корни отступили, но всюду, напоминая минувший ужас, лежали искореженные мертвые тела.
— Молодец, — улыбнулся Коримус.
Аэль лихорадочно за озиралась по сторонам. Геларн попался на глаза почти сразу, на удивление, живой, он пытался подняться на ноги, опираясь на свой теневой клинок.
— Стой! — подскочив, она бросилась вперед. Было ужасно глупо с его стороны вставать. Корни не щадили его, как и волков.
Но он, покачнувшись, уже встал, раздраженно отмахнувшись от ее попыток применить целебную магию.
— Заживет, — процедил сквозь зубы.
Чувства, правда, подсказывали, что ткани его тела затягиваются неожиданно быстро. В душе зашевелилась рожденная обидой злость — сказывался пережитый стресс. Но Аэль промолчала. Все случилось из-за нее. Из-за того, что она оказалась совсем не готова. Будет несправедливо злиться на того, кто честно тебе помогал, как бы вы друг к другу не относились — убеждала она себя. Потому, развернувшись, направилась к Коримусу.
***</p>
— Не выходит, — тяжело было держаться, чтобы не начать всхлипывать.
Ноги подгибались, лечить единственный отросток Древа оказалось куда сложнее, чем рану учителя. Что она ни делала, силы не возвращались к отмирающим корням. Им словно становилось хуже, Аэль же чувствовала нестерпимую жажду, словно засыхала сама.
— Глифа нет.
Услышав мрачный голос Геларна, Аэль с надеждой посмотрела на Коримуса. Тот молчал в задумчивости, перебирая в пальцах горсть земли.
— У заклинания Глифа должен быть… якорь. Я прав? Привязка к Древу?
Геларн слегка пожал плечами.
— Я не маг и не знаю сути каждого Глифа. У меня была связь только со своим.
Повисло молчание. Аэль казалось, оба что-то сосредоточенно обдумывали. Она попыталась вспомнить легенду о Стражах, давно рассказанную ей учителем. Говорили, на заре времен, дух Древа воплотился в первую из дев. Желая увидеть мир, та отправилась странствовать, и везде, где она оставляла за собой след, — появлялись глифы. Другая версия утверждала, что глифы появились из ее слез, пролитых по погибшей сестре. Само Древо даровало жизнь защитникам глифов. И говорили, пока цел Глиф, дух погибшего Стража воскресал снова. Выходит, дух Геларна воскреснуть не сможет?
Обернувшись, она заметила, как тот что-то чертит на земле. Символ — поняла, присмотревшись поближе.
— Так он выглядел, — Геларн распрямился. — Большим помочь не могу.
Коримус внимательно рассмотрел рисунок.
— Может ли быть, чтобы связь Глифа с Древом была в самом Страже? — задумчиво произнес он, потирая подбородок.
Легенда вновь всплыла в памяти Аэль. Коримус наверняка был прав! Уставший дух воспрял, она едва смогла сдержаться и не захлопать в ладоши.
— Ты тоже так думаешь?
Улыбка Коримуса была болезненно-печальной. Он сомневался. Сильно сомневался, что у них получится. Этого хватило, чтобы стылый холод сковал конечности, и вернулось чувство опустошения. «Попробуешь?» — не отводя взгляда, одними глазами спросила она.