4 (2/2)

— Я…

— Много говорю, а сделать могу мало, — голос Геларна был полон желчи. — Обещал девчонке все исправить, чтоб нюни не распускала? А теперь слово сдержать не можешь.

— Перестань! Мы хотя бы пытались, а ты? Придираешься, придираешься, и придираешься. Можешь вернуться, если мы тебе противны!

— Аэль…

Она помотала головой, показывая, что не в силах говорить. Душил вставший в горле ком.

— Предлагаю вернуться. Пока мертворожденные не проснулись без нас.

Вспышка, удивившая и немного испугавшая ее саму осталась без ответа, что обижало еще сильнее. Еще накануне она не подозревала за собой подобных эмоций, привыкнув думать о себе как о жизнерадостной личности.

Тем не менее, они захоронили тела и направились обратно, как он предложил. Это было разумно. Смысла оставаться и пытаться снова не было. Не было же?

Купец Бэрд и его охрана проснулись вскоре после их возвращения. Сильно удивленные, что уснули на обочине дороги без любого подобия лагеря, но, как и обещал Коримус, — ничего не помнившие из событий вчерашней ночи. И вскоре они уже двигались дальше.

Дорога однообразием подстегивала к размышлениям. Мысли Аэль напоминали собой растревоженный улей. Что произойдет, если она не преуспеет? Небо затянуло тучами, поливавшими мир колючим холодным дождем, но даже эта картина выглядела такой знакомой и привычной. Ведь не может мир исчезнуть? Это невозможно. Но внутри поселился скользкий липкий страх. Вспоминались мертвые иссушеные корни и глаза. А ведь прежде она никогда не задумывалась о самом существовании в мире такой вещи, как смерть. Хотелось никогда не проживать минувший день. Хотя, Геларн, подслушай он ее мысли, желчно посмеялся бы над ее страхами. В его глазах она глупый неразумный ребенок — не более.

Купец подивился ее молчаливости, но расспрашивать не стал.

«Женское настроение подобно погоде. То солнышком сияет, то уныла как дождь, то холодна как стужа», — услышала она приглушенные слова, обращенные к Коримусу. На четвертый день они прибыли в родной город Бэрда.

Уже от самых ворот взгляд цеплялся за огромную золоченую статую. Та словно плыла в дали, нависая над городскими крышами, создавая величественный, но сиротливый вид. Купец же изменился в лице, став похожим на зимний снег, и обратился к вознице:

— Гони быстрей!

— Как понимаю… — Коримус задумчиво смотрел в направлении статуи, — мы видим воплощение Светозарного?

— Да. Когда я покидал дом, его здесь не было. Какие бы божества не приглядывали за нами… — оборвав на миг фразу, он быстро закончил, — надеюсь, они в порядке.

Говоря это, он подразумевал не богов.

Улицы, по которым они петляли слились воедино, бесконечно повторяясь одна в другой. Они поднимались и бежали под уклон, заворачивались под немыслимым углом и сужались так, что фургон своим натужным треском угрожал развалиться. Аэль могла бы спорить — ни один из ее спутников не запомнил пути, как и она сама. Наконец, проехав под аркой в массивной, сложенной из мелкого камня, стене, фургон остановился. Бэрд поспешно вылез, оставалось следовать за ним.

— Папа!

Светловолосая девушка возникла словно из ниоткуда, буквально повиснув на шее купца и чмокнув того в щеку.

— Я думала, ты еще месяц не вернешься! О, — она обратила внимание на новые лица, — у нас гости?

— Мирелия, — Бэрд крепко обнял ее. — Это господин Корил и его дочь Алис. И их телохранитель. А это, позвольте представить, моя кровиночка — Мирелия, — тот обернулся к ним на краткий момент. — Мирелия, как мать? Где она?

— Как всегда в доме, руководит наведением лоска, — веселый тон дочери резко контрастировал с обеспокоенностью отца. Которая, впрочем, заметно улеглась, стоило прозвучать ответу.

— Приглашаю вас погостить немного. Обычно, в это время года, в городе проходит ярмарка… может, будет и теперь… А я поспрашиваю, кого знаю, о настрое Аледари, может, кто подскажет, как к нему лучше подойти.

Аэль обвела взглядом лица собравшихся в этом сжатом камнем колодце. Если Коримус был предложением сконфужен, то Геларн — недоволен, как всегда. Наверно, стоило перестать реагировать так остро. Мирелия — та была явно рада. Аэль посмотрела на нее с любопытством. Казалось, они чем-то похожи. Наверное, даже встретили равное число весен. И все же, она была не против уйти.

Аэль обернулась к Коримусу. Насколько она сумела понять, в представлении мертворожденных он был в их группе «главным», и ей надлежало того слушаться.

— Мы принимаем ваше приглашение. И премного благодарим, — Коримус наклонил голову.

Ладно. По крайней мере она увидит еще один город.

***</p>

Застывшая луна молча заглядывала в окно. В этом чудилась насмешка. Он знал — подобно мертвым глазам слепцов, ее бледное око не видит происходящего в тесной комнатке. Она лишь будила необъяснимую тоску, обостряла его чертовы чувства. В застывшей пустоте ночи он слышал не только дыхание лежавшей рядом женщины, но шелест крыльев нетопыря за окном и трудящегося в углу паука. Ощущал не только блуждающие по груди пальцы, но, казалось, каждый стебель в сбившемся матрасе. Ненавистное наследие, доставшееся с отцовской кровью.

— Хей, сдулся? Мы только начали…

Ее звали, кажется, Лилин. Это никогда не казалось важным. Пускай большинство людей сторонились его, ощущая в нем нечто звериное, хотя он не зарос шерстью, не имел клыков и острых ушей. Пускай она — считавшаяся красивейшей в этой дыре — единственная его привечала. Это не было состраданием. Он чувствовал это сейчас в самом ее запахе. Расположение объяснялось надеждой подняться за счет его фавора у Лиддена. Но ему было плевать и на фавор, и на грандиозную цель князя. Как и на желания матери. Единственное, чего хотел он — отомстить им с отцом. Если же найти отца окажется не судьба, заплатит весь его род.

Губы растянулись в сухой усмешке.

— Ты говорила, что видела их?

Чужую алчность всегда можно использовать в собственных целях.

Мерзко скрипнула кровать — Лилин приподнялась на локте, посмотрев на него сверху. Этот звук словно разорвал что-то внутри его головы.

— Говорила. Но, кажется, кому-то было не до того? — ответила она, игриво прикусывая мочку уха.

— Где?

Сегодня ему больше не хотелось играть в эти игры. А если подумать — Лилин со своей жеманной манерой опостылела окончательно. Если бы не приносимые ею порой сведения, все стоило оборвать еще давно. Девка же картинно надулась:

— И что мне за это будет?

— Чего ты хочешь?

Она могла бы потребовать денег. Она могла бы даже потребовать представить ее Лиддену, он бы сделал, пускай. На миг что-то дрогнуло, покачнулось в глазах, почти не ловящих мертвенный свет луны. Но затем, губы на полускрытом тьмой лице сложились в улыбку. Она хотела казаться скромной и хорошей. Хотела в итоге сорвать больший куш. Развернулась к нему спиной.

— Сделаешь массаж? У тебя выходит незабываемо…

— Как скажешь. Но ты первая.

— Какой ты… — выдохнула она, продолжая играть. — Они живут где-то в районе заброшенного дома. Показываются только вечером, так что не удивительно, что никто ни о чем не знает. М? Я была хорошей девочкой?

Руки легли на покатые плечи. Сдвинулись к основанию шеи, нажали…

Когда лунный свет перетек на ее запрокинутое лицо, он подумал — это все же красиво. Луна, плещущаяся в уже стекленеющих глазах. Было немного жаль, он не мог вспомнить, чтобы когда-нибудь видел ее такой. А те, кто придут с утра, уже не смогут оценить. Смерть прекрасна только в первые свои мгновения.

Наблюдая за ним в застывшем черно-белом мире, луна все так же насмешливо заглядывала в окно. Он оделся, надел броню — цветом она буквально сливалась с ночью, вышел в тихий сонный коридор. Лилин работала прислугой в местном трактире, и вместе с хозяином жила здесь же, в маленьком пристроенном крыле. Оставляя ее, он не боялся обвинений. Никто не знал, что сегодня он навещал ее. Старый хозяин — трусоват и слеповат. Он же и в своей броне умел передвигаться достаточно тихо — еще один дар отцовского наследия. Если же на него и выйдут — не посмеют ничего сказать.

Он — Наэсол, вышел в приветливо обнявшую его ночь. Ночь, которая любила его сильней и жарче любой шлюхи. Он предвкушал, как оборвет еще две жизни.