1 (2/2)

— Привет, Олений хвостик. Позволь представить, это Геларн.

— Очень приятно, — улыбнуться под все таким же тяжелым, неприветливым взглядом Стража было нелегко.

— Пф! Олений хвостик? Не могу представить, чтобы меня так кто назвал…

— Это дружеское прозвище, — пояснил Коримус, потирая лоб.

Геларн не стал отвечать. Краем уха можно было услышать невнятное ворчание: «И это он ее учил…» Их путь уже не обещал быть легким.

— Не передумал, Коримус?

Голос Эннемелен сегодня звучал усталым, как никогда.

— Нет, госпожа.

— Что ж… Сейчас, очистите разум, я наведу на вас чары. Они скроют вашу суть от глаз мертворожденных.

Сомкнув веки, Коримус почувствовал пробежавшую по телу волну, отдавшуюся в нем легким покалыванием. Чтобы прогнать все мысли, он сосредоточился на собственном дыхании, и постепенно смог отрешиться от всего. Пропали запахи мокрой земли и хвойных деревьев, шелест легкого дождя и голоса редких сейчас птиц. Казалось, что пропала и почва под ногами — словно можно было открыть глаза и обнаружить себя посреди голодной пустоты. Не самое приятное чувство, но прежде, чем оно успело разрастись, Эннемелен закончила наводить чары. Почти сразу же изумленно ахнула Аэль. Коримус открыл глаза и тоже поразился случившимся с ними переменам. Меньше всего они затронули Геларна. Округлились заостренные кончики ушей — единственное внешнее его отличие от мертворожденных. Зеленоватых тонов, словно сотканная из стеблей и мха одежда переменилась на кожаные штаны, кожаные сапоги весьма поношенного вида, свободную рубаху и кожаный же жилет. Аэль чуть подросла, нарастила на костях мяса, упростились черты ее лица. Но главным было не это. Тугой корсаж коричневого платья туго охватывал выступившие спереди округлости — грудь, свойственную млекопитающим. Аэль рассматривала приобретение с недоверием и восторгом на лице, то и дело проводя ладонями по ткани.

— Я… чувствую это! — вырвалось у нее.

— Высшая иллюзия, — с мягкой улыбкой пояснила Эннемелен. — Обычной на вашем пути не обойтись. Она действует на все чувства и развеется только с завершением ритуала.

Коримус осмотрел самого себя. Копыта исчезли, ровно как исчезла и шерсть. Он разглядел длинную, расшитую тунику, с выступающим из-под нее брюшком, сапоги — лучшего вида, чем у Геларна, плечи стягивала застегнутая разукрашенной брошью накидка. Поднятые к лицу пальцы рук — короткие и пухлые — нащупали гладкую кожу с подобием острой бородки. Тут же он ощутил прикосновение к затылку.

— Жесткие, — разочарованно выдохнула Аэль, уже справившаяся со своим изумлением и теперь взбивавшая ему на голове волосы.

— Нам стоит идти, — подал голос Геларн. — В землях мертворожденных ночь — не подходящее время для странствий.

Они покинули полянку, внезапно показавшуюся уютной даже в дождливый день, и направились прочь, к границе защищенных Древом земель.

***</p>

Свет факелов почти не разгонял тяжелый мрак, казалось, сочившийся из самих каменных стен, хищно таящийся в углах и под сводами залы. Сырой воздух казался спертым, такой обычно стоит в склепах. Под стать был и местный властитель.

Коленопреклоненный мужчина поднял голову, вглядываясь единственным уцелевшим глазом в лицо сидящего напротив. Лицо это казалось вырезанным из кости. Всего живого в нем было — глаза, смотревшие с яростным презрением. Должно быть, сейчас это выражение было у них общим на двоих. Судьба оказалась несправедлива, распределив их роли так.

— Итак, князь Васгари, — тонкие губы изогнулись, цедя слова, — ты отречешься от Козлоногого и примешь Светозарного Алурия. И поклянешься мне в верности. Я не стану предлагать дважды.

— Предлагать? Щенок. Думаешь, бешеные псы вроде тебя с твоим отцом напугают меня? Можешь тявкать сколь угодно, Васгари ни перед кем не склонялись и не склонятся.

Говорить было тяжело. С каждым словом изо рта лилась кровь, окрашивая седую бороду. Впрочем, гордость — это все, что сейчас у старика оставалось. Мальчишка непостижимым образом разбил его наголову. В других обстоятельствах это вызвало бы уважение старого князя, но не в случае Лиддена. Отец был самодуром, сынок переплюнул. Ходили слухи, старый Лидден растил его как зверя, зверь и вырос.

Лицо, которое секунду назад хранило ледяное спокойствие, исказила ярость. Резной кубок, сжимаемый в руке, полетел в сторону, расплескав содержимое еще одним «кровавым» пятном, голова старого князя Васгари должна была отправиться следом, но руку с мечом внезапно перехватили. Такого поворота не ожидали оба.

— Пусти! — яростно выкрикнул, окрысившись, молодой Лидден. — Я познакомлю наглого старого дурака с бешеными собаками, раз он так желает!

Рука в черной латной рукавице продолжала удерживать его. Васгари усмехнулся.

— Да тебя собственные люди игнорируют.

Заговорил воин в черных латах, до того молча стоявший подле массивного каменного кресла, служившего престолом.

— Позвольте совет, Ваша Светлость. Такими вопросами стоит заниматься на холодную голову.

Голос из-под шлема звучал глухо, отдавая металлическим лязгом. Для старого князя осталось вопросом, как дикий Лидден позволял кому-либо не снимать шлема в своем присутствии. Еще удивительнее было видеть, как вспыливший было с новой силой, юный щенок послушал совета.

— Пожалуй, — выдохнул он, — Поручаю его тебе. Запри упрямца где-нибудь поглубже, рядом с усыпальницами. Разберусь с ним позже.

— Как пожелаете.

Воин в черных латах подал знак, и как по мановению пальца появились еще двое, словно соткались из темноты в углах. Вздернув старика на ноги, поволокли его прочь.

В зале остались двое. Только потрескивание чадящего пламени факелов заполняло повисшее безмолвие. Молодой правитель Лиддена смотрел в окно, в позе его хорошо угадывалось напряжение. Внизу, через глухой внутренний двор замка, где травинка не пробивалась сквозь стертый сотнями ног камень, солдаты тащили его недруга.

— И что это было? — тихо и глухо спросил он наконец, так и не повернувшись. — Что наши люди станут думать обо мне?

А сделав паузу, добавил почти шепотом:

— Они не должны сомневаться.

Напряжение резко покинуло его, оставив сумрачную, словно опустошенную оболочку. Развернувшись, он медленно преодолел три ступени, отделявшие его от княжеского престола.

— Не стоило делать из старого Васгари мученика, — так же негромко ответил, прежде хранивший молчание, владелец черных лат. — Предшественников хватает за глаза. Стоит быть осторожнее, Аэгор.

Тот вскинулся, нервно раздувая ноздри, весь подавшись вперед.

— Я сам буду решать!

Тень его, заострившись, метнулась вперед, подобно клинку стремясь пронзить смельчака, посмевшего возразить воле хозяина. Воин в черных латах слегка склонил голову. Слов он не произносил, но сам жест говорил: «Как пожелаете». А Аэгор, резко расслабившись, откинулся на каменную спинку своего сидения, закидывая ногу поверх другой.

— Ха! С падением Васгари не осталось никого, кто даст достойный отпор! Разве что Аледари? Что думаешь?

— Не стоит скидывать со счетов и мелкие княжества. Они как никогда близки к тому, чтобы объединиться.

— Близки, да не смогут, — нехорошая улыбка искривила губы князя. — У тебя хороший нюх на людей. Тот наемник свое дело знает.

Воин в латах не ответил, вернув в залу давящее безмолвие. Аэгор, казалось, разглядывал блики света на крупном темном рубине, венчавшем широкое золотое кольцо у себя на пальце. Он поступал так всегда, впадая в задумчивость.

— Думаю, у нас с тобой еще много дел, — теперь он медленно ронял слова, словно каждое из них весило как тот таран, которым накануне разбили в щепу ворота родовой крепости Васгари. — Даже завоюй мы каждое княжество в этой земле, ничто не будет иметь значения, пока не сломаем защиту клятого волшебного народца.

Он снова начал заводиться. Заиграли желваки, пальцы лежавших на коленях кистей нервно сжались когтями хищных грифов.

— Воистину, — едва слышно ответил воин в латах. Аэгор вскочил, ветром пронесшись мимо застывшей мрачной фигуры.

— Я в библиотеку Васгари, — бросил он на ходу. — Эскорт не требуется.

***</p>

Днем позже он обедал в полупустой столовой. Как и почти во всем замке Лидден, здесь царил густой полумрак, едва разгоняемый факельным огнем. Сегодня им в помощь горел большой камин, который, впрочем, не справлялся ни с промозглой сыростью, ни с темнотой.

— Почему ты так уверен в успехе? — спросила сидевшая напротив Аэгора женщина, стоило тому взмахом руки отослать слугу, подливавшего вино в бокалы.

Несмотря на присутствие в чертах фамильного сходства, она была значительно старше молодого князя. В тонкой прядке у виска, выбившейся из строгой прически, заблудились серебристые седые нити. Рыжие всполохи огня безжалостно подчеркивали залегшие в уголках глаз морщины. Черный бархат придавал облику оттенок вдовства. Аэгор, сосредоточенно отрезавший кусок от здорового ломтя кабаньего, с кровью, мяса, поднял голову, посмотрев на нее почти удивленно.

— До сих пор мне сопутствовал успех, — он беспечно пожал плечами.

Женщина чуть улыбнулась той особой снисходительной улыбкой, которая появляется на лицах родителей, слушающих первые, еще неразумные детские рассуждения.

— И все же? — чуть подначила она, отпив из бокала.

Аэгор вздохнул. В глазах мелькнула мимолетная растерянность. Он осознавал, как звучит его ответ. Раз за разом… Но другого не имел.

— Мне снова снился этот сон.

— Та девушка? — женщина вздернула ухоженную бровь.

— Думаю, это мать. Просто уверен. У нее волнистые каштановые волосы, блестящие, будто в них заблудилось солнце. И глаза цвета весенней травы. Все как ты мне описывала, Амия. Она так смотрит на меня… В этом взгляде любовь всего мира…

Его слова захлебнулись в шумном вздохе. Аэгор вернул взгляд к своей тарелке, до сих пор почти не тронутой. Он не успел увидеть ревнивый взгляд Амии, как она разочарованно кусала собственные губы.

— И она как всегда твердит, что ты добьешься желанного?

— Да. Амия, нас ждет успех!

Наверное, он сгреб бы ее в охапку, если бы не требовалось тянуться через весь стол.

— Обещаю, я стану еще сильней. Теперь я всегда буду оберегать тебя!

Амия деликатно прожевала кусочек рагу со своей тарелки.

Поморщилась, заметив:

— Мясо плохо протушено.

И, отпив еще вина, добавила:

— Главное, останься жив. Последние годы я прошу тебя только об этом.