Семейное (МорМор, Ричард Брук) (2/2)

— Я принесу смерть в его руки, но если он не захочет, то я оставлю её себе целиком. Так тебя устроит, мой дорогой полковник?

— Вполне, — договор хлипкий и шаткий, но я рад.

А рано радоваться — значит прослыть законченным идиотом.

И я им прослыл для себя навечно.

*

— Рич, почему не ты? — смотрю в лицо Джима, где от Джима лишь раздробленная усталость и глаза-блюдца с разлитыми чернилами. Хочется выть, но я держусь.

Он курит глубоко, с пониманием, что от Джима его отдаляет ещё дальше.

Не могу смотреть. Не могу. Не могу. Не могу!

— Себ, ты разве не понял? Он и не собирался мне ничего отдавать. Он всегда хотел быть первым. И в смерти тоже.

Ричард кладет белые лилии на могилу брата и тушит окурок об серую плиту. А после с силой размазывает слёзы по лицу и договаривает то, что я и так знал, но решил не учитывать.

Не желал.

— И ещё — он просто нас любил. Бросил тебя, меня, всё, чтобы самому не потерять однажды. Вот такой он, наш Джим, блять, Мориарти, упокой господь его душу.

Я смотрю на него пустым взглядом и киваю. Впервые вижу, что Ричард не тень Джима, а кто-то больший. Для Джима точно.

Стараюсь это уважать.

— Хоть ты не помри так бездарно, Ричи.

— Хотел бы сказать, что обещаю, но это вряд ли. У нас это семейное, ну, знаешь, — он усмехается, мягко стучит по плечу и уходит.

Я остаюсь с дырой навылет и ясным пониманием того, что на одного оставшегося Мориарти явно слишком много трех Холмсов.

Поправимо.