5. Тайны семьи Гринграсс (2/2)

— Фамилии? Разве вы не представились Шафиками?

Женщина развеселилась, и даже Фламель позволил себе смешок. Он однозначно наслаждается моими промахами.

— «Шафик» — это не фамилия, как Гринграсс, Фоули или Эббот. Это титул. Чтобы стать Шафиком, недостаточно родиться в семье, обладающей магией. В крови множества земледельцев текла магия, но это не делало их достойными списка двадцати восьми, — снисходительно пояснила Индрахала. — Мы принадлежали к сословию заминдаров, то есть феодалов. Владели землёй и обеспечивали земледельцев защитой в обмен на свою долю податей. Но позже англичане всё перепутали и при получении гражданства вместо фамилии написали «Шафик».

Вероятно, не будь мне семь лет, я бы покраснела от своего невежества, но ребёнку простительно. Или это отговорки, и совесть я потеряла с прошлой жизнью? Просто они шли пакетом.

— Слушать умного человека — одно удовольствие, — вмешался учитель. — Но давайте не будем томить ребёнка.

— Вы правы, перейдём ближе к делу. Господин Лакруа обрисовал мне ваше затруднительное положение. Мой сын занимается делами семьи в Англии и мог бы стать представителем Долоховых.

— Замечательно! — воскликнула я от радости. — Но почему вы решили откликнуться на нашу просьбу?

— Кто ещё поможет, если не семья? — по-доброму сощурилась Индрахала. — Элеонора была счастлива в браке. Они с господином Долоховым стали хорошими друзьями и партнёрами. Почему бы не продолжить эту чудесную традицию?

Дама излучала доброжелательность и честность. Я заглянула в её ауру, наполняясь житейской мудростью. Однажды ещё в прошлой жизни дед сказал мне: «Дом держится не на земле, а на женщине» — это точно про Индрахалу.

— Я рада познакомиться с вами, — я искренне улыбнулась ей. — Буду благодарна за оказанную поддержку.

— Пока не спешите с благодарностями, дорогая. Нам с господином Лакруа и адвокатами ещё предстоит составить договор. Затем вы подпишете его, и только тогда начнётся наше сотрудничество.

— Что за договор?

— Формальность, — легкомысленно отмахнулась Индрахала. — Пропишем границы дозволенного.

— Тебе не о чём переживать, София. Я обо всём позабочусь, — предостерёг меня Фламель от излишней демонстрации интеллекта.

Мне не понравилось, как ловко меня оставили за бортом. Не слишком ли много я рассказываю учителю? Если задуматься, ему будет проще всех обвести меня вокруг пальца. Однако развиться подозрениям не дали следующие слова Индрахалы:

— Я уведомлю вас совой. Надеюсь, у нас ещё будет время познакомиться поближе.

Я раскланялась со взрослыми и вернулась в детскую комнату. Дафна уже играла с остальными детьми. О её недавней выходке никто не вспоминал. А в моей голове поселился новый питомец: собака-подозревака.

***</p>

Приём по случаю нового года пришёл и ушёл, и даже январь подходил к концу, когда снег начал таять, а температура снова поднялась выше нуля. Несмотря на это, ветер был ледяной, кусачий, и, бегая на почту каждую неделю, я раз за разом сталкивалась с сочувствующим лицом работника. Вероятно, он придумал себе историю о девочке-школьнице, которая недавно переехала в их городок и теперь ждёт писем от старых друзей. Но писем не приходило.

Как ни странно, он был близок к правде — Гарри Поттер мне не писал. Я перебрала в голове уйму вариантов от проделок Дамбигада до запрета Дурслей. И в итоге пришла к выводу, что мальчик просто не решился.

Это я знала его биографию с пелёнок. Это мне нужно держать ответ только перед господом богом, а он маленький подневольный человек. Гарри просто испугался. Усомнился, что получит ответ. В конце концов, мы даже не знакомы.

Сомневаюсь, что Дурсли к нему жестоки — впрочем, ребёнку хватит и нескольких упрёков, чтобы потерять уверенность в себе и в праве на просьбы. В каждом действии каноничного Гарри Поттера скользило чувство вины. Только вспомните, с какой робостью и смятением он принимал заботу Уизли, как будто спрашивал: «Неужели я достоин любви? Не за какие-то заслуги, а сам по себе?». Мальчик привык считать себя навязанным ребёнком, словно он крадёт у Дурслей время и деньги, которые они могли потратить на себя или Дадли. Неудивительно, что Гарри никогда не обращался за помощью к учителям. Он не думал, что ему помогут.

В конце концов я решилась написать сама. Но слова всё не шли в голову, поэтому сначала я откладывала чистый лист бумаги до обеда, затем обещала себе взяться за письмо после занятий, а потом у меня кипела голова от новых слов. На время зимы тренировки с рапирой прекратились, теперь вместо них я учила латынь. В будущем пригодится для заклинаний.

Так пролетела неделя.

Я топталась в кабинете Фламеля, пока он заканчивал дела в лаборатории. Взгляд блуждал по узорам на плотных тёмных шторах, лишь бы не смотреть вниз. Среди разбросанных по рабочему столу бумажек выделялась одна с двумя угловатыми буквами «А. Д.». Вот уже четверть часа она мозолила мне глаза. И сама того не замечая, я становилась всё ближе к столу: шея вытянулась, корпус подался вперёд.

Всё-таки совесть меня покинула.

«Вчера утром виделся с Гретой Уэзерби, — так начинался текст. — Она училась на два курса младше меня, а затем уехала в Монголию и пропала с концами. Стыдно признаться, ведь я узнал об этом только вчера, когда она подавала документы на зачисление внучки в Хогвартс. Да, о чём я... Грета поделилась, что в свободное время пишет мемуары о своей жизни и особенно вдаётся в подробности магии кочующих монголов. Эта тема заинтересовала меня, и я попросил дать мне взглянуть на то, что она успела написать. Прилагаю к письму особенно понравившиеся страницы. Разумеется, с разрешения хозяйки!

Занятное дело! Недавно одна юная журналистка предлагала опубликовать мою биографию под её редакцией. Я попробовал сесть за перо и написать пару строк, как это делает Грета, но на ум не шло ни слова. Я вспомнил о смерти отца, затем о дне, когда подтвердилось, что Ариана... нет, не могу.

Не могу выставлять напоказ голую правду. Не хочу очернять светлую память о своей семье, ведь что бы там ни происходило, я всё равно любил их. А раз уж не готов говорить правду, незачем марать листы...»

За приоткрытой дверью в смежную комнату послышались шаги, и я отпрянула от письма, быстро возвращаясь на своё место у двери. Фламель вошёл в кабинет, отряхивая мантию от какого-то белого порошка, и, не поднимая головы, уселся за стол.

— Ты хотела о чём-то поговорить? — поторопил учитель. Я не могла отделаться от неприятной мысли, что он переписывается с Дамблдором, а мне не сказал ни слова. — София?

— А, да... недавно я встретила Гарри Поттера.

— Дай угадаю: по чистой случайности, — сарказм в его голосе можно было черпать ложками.

— Вы всегда хорошо меня понимали, — сверкнула я глазами. — Теперь мне бы хотелось отправить ему письмо.

— И что я должен сделать? Ты забыла, где находится почта?

Фламель приподнял бровь, словно не замечая моей неловкости. До сих пор я не просила его о деньгах. Хотя Пернелла покупала мне кое-что на Косой Аллее, то была необходимость, которую я принимала с лёгким сердцем. Теперь же мне предстояло просить деньги на свои собственные нужды.

— Я хочу отправить письмо совой. Если мы всё равно будем покупать фамильяра в школу…

Идея с магловской почтой изначально была провальной. И, пожалуй, слишком напряжной для моей старательно взращенной лени. Мне хватило беготни до соседнего города — иначе не узнать, пришло письмо или нет, ведь стационарные телефоны у магов не работают.

— Сова слишком приметна, — перебил Фламель и постучал пальцами по столу: — Я услышал твою просьбу. А теперь ступай, я сейчас занят.

— Спасибо.

Набрав воздуха в грудь, я собиралась спросить об отношении учителя к Дамблдору, но в последний момент передумала. Он и так не одобряет того, что я сую нос в чужие дела. Боюсь представить последствия, если Фламель заметит интерес к его жизни.

Но не будем драматизировать! Покуда мои планы не стали достоянием общественности, можно с уверенностью утверждать, на чьей стороне выступает учитель.

На своей.