2. Родовое гнездо (1/2)

Николас Фламель был стар, но ухожен, а по жажде знаний и тяге к исследованиям не уступал молодым. По крайне мере, таким он прощупывался шестым чувством.

Судя по спешке, маг не планировал посвящать нас в подробности своего прибытия, но я упёрлась рогом и сказала, что никуда не пойду, пока не получу объяснений.

Всё оказалось просто и одновременно сложно. Моё полное имя — София Долохова. Когда-то в далёкой молодости Фламель задолжал Роду, а вспомнил об этом долге только дед Софии спустя пару сотен лет. Мой отец, Антонин Долохов был единственным наследником старого русского дома, перебравшегося на острова во время красной революции. Только родового дара сын не унаследовал, а в школе и вовсе поддался обаянию Тёмного Лорда и стал Пожирателем. Как точно выразился Фламель, единственно полезное дело, что сделал мой отец, — зачал меня. И вот на смертном одре дед просит Фламеля позаботиться о воспитании наследницы.

Для магов подобная практика не нова. Считалось, что в родовом гнезде наследник не сможет получить достаточных знаний, необходимых чародею, а необученный волшебник однажды сойдёт с ума, захваченный обскуром<span class="footnote" id="fn_31031049_0"></span>.

Я не стала спрашивать, почему тогда меня вырастил не Фламель. Он мог забрать меня раньше, но разве серьёзный учёный захочет учить ребёнка ходить, говорить, держать ложку? Пусть сквибы займутся грязной работой, а потом придёт мудрый маг, покажет пару фокусов и заберёт ребёнка к себе.

Моя жизнь для него всего лишь очередной проект, неинтересный и навязанный, который нужно закончить в кратчайшие сроки. Рациональная часть меня понимала мотивы Фламеля, но существовала и другая часть, которая говорила «не хочу».

— София, ты должна пойти с магом, — строго заключила Лайза. Она редко проявляла настойчивость, и в такие моменты я старалась слушаться.

— Я не брошу тебя! Зачем мне уходить непонятно с кем?! Мне же всё равно придёт письмо из Хогвартса, и я научусь колдовать.

— Милая, ты не понимаешь. Вспомни, что я тебе рассказывала. Магический мир живёт совсем по другим правилам.

Верно. Так легко обмануть сироту: здесь туману напустил, там нужную книжечку подсунул. И никакая легилименция не нужна, которую все так боятся в фанфиках: я сама натворю глупостей по незнанию.

Хогвартс — это симулятор большого мира. Он проверяет тебя на прочность и определяет роль в негласной иерархии. Если я поступлю под фамилией Томпсон, знающие люди отберут моё наследство, а меня выдадут замуж. Я гневно обернулась на Фламеля, увлечённо наблюдавшего за развитием спектакля. Если я для него всего лишь проект, то он для меня шанс распоряжаться своей жизнью самостоятельно. И как бы обидно это ни звучало, в моих интересах, чтобы его ждал успех.

— Я буду тебя навещать, — глухо ответила я Лайзе. — Каждые выходные.

Лайза добродушно улыбнулась:

— Ты пообещала.

Мы трансгрессировали на пустырь, не выходя из палатки. По дороге до международного портала маг продолжил рассказ. Выяснилось, что после судебных тяжб над моим глубоко неуважаемым папочкой на Долоховых наложили штрафы. Сейф в гоблинском банке обчистили до последнего кната. На резонный вопрос «что у меня осталось?» Фламель толкнул в портал.

Прибыли мы прямиком к зданию советского правительства. Нам выдали портключ до Урала, а оттуда — своим ходом ввысь.

Горы стесняли даль — одна круче другой, сплошь поросшие пихтовыми лесами. Кое-где голубели оконца озёр, яркой зеленью сверкали долины небольших речушек. Воздух дышал магией: казалось, взгляни под камень — а там ящерка самоцветная провожает глазами наш путь, прислушайся — удары стуканцов<span class="footnote" id="fn_31031049_1"></span>, дробящих горную породу, разнесутся эхом.

Сквозь толщину резиновых подошв я ощущала, как в глубинах земли ворочаются и сталкиваются гигантские массы камня. Скальные плиты крошились и плавились на стыках, выбрасывая чудовищное количество энергии. Медленные тягучие удары. Первый… второй… третий…

Родовое гнездо Долоховых было вырезано в скале, словно её продолжение. Одна сторона его проходила прямо над обрывом, другая смотрела в лес.

Фламель объяснил, что дом видят только маги и сквибы, а маглы, если вдруг забредут так далеко, увидят лишь серый камень. Перед тяжёлыми расписанными воротами у меня спёрло дыхание. В четвёртом классе я читала сказки Бажова и представляла, как красиво, должно быть, в малахитовых хоромах. И вот я тут. Стою перед ожившей сказкой — только шаг сделай.

Дом встретил запустением: внутри было холодно, пыльно и темно. Вещи, укрытые белым покрывалом, точно такие, какими их оставили хозяева около шестидесяти лет назад. Я провела рукой по вязаной салфетке на камине — вроде привыкла к Англии, нарекла себя приспособленкой, а в груди щемит от узнавания. И небо здесь другое, и дышится легче.

Сердцем русского дома издавна считалась печь. У Долоховых её заменял камин напротив главного входа. В полночь мы развели огонь. Следуя инструкциям Фламеля, я перевязала пучок пшеницы лентой и кинула в камин. Откуда маг это всё достал — загадка. Я не видела, чтобы он рылся в доме. Огонь заиграл на золотистых прутьях, принимая жертву. Меня пронзило ощущением незаконченности. Влекомая неясным озарением, я порезала ладонь ножом и сложила руки лодочкой, позволяя крови скопиться, затем одним движением выплеснула её в огонь.

— Солнцу, месяцу, дождю, грому и огню — от хранимого.

Фламель снова, как тогда в палатке, отошёл в сторонку, наблюдая. В его задумчивом лице угадывались любопытство и настороженность. Маг знавал немало древних семей намного старше, чем Долоховы, и до сих пор тайны многих скрывались за семью печатями.

Огонь вспыхнул, и с дома словно схлынула гнетущая атмосфера. Пыль так же покрывала поверхности ровным слоем, а ночь и не думала отступать, но что-то незримо изменилось. Каждый выбрал себе спальню, которую маг прибрал и обогрел, после чего оба почти сразу отправились спать.

Утром я проснулась от ощущения, что на мне сидят. Стоило открыть глаза, чёрная тень спрыгнула с кровати. Я вскрикнула, перекатываясь на противоположную сторону. Ростом три фута, полностью покрытое мягким пушком от ступней до ладоней, существо заговорило на чистом русском:

— Явились не запылились!

— Ты кто? — воскликнула я.

— Начник! — по-старчески ворчливо представился он. — Домовым здесь буду. Пока Павел Иванович не умер, хлопотал по дому. Потом уснул. Ты чья-то будешь, коли источник к себе привязать смогла?

— С-софия Долохова, — огорошенная напором, я начала заикаться. — Внучка Павла Ивановича.

— Не наша порода, — недовольно.

Тут я не нашлась с ответом. Английские домашние эльфы подчинялись наследникам беспрекословно, а как обращаться с русскими домовыми, я понятия не имела.

— Проснулась? — в комнату вошёл Фламель и вальяжно облокотился на дверной косяк. — Предложишь чай?

Мне вдруг стало неловко. Я совсем не ощущала себя хозяйкой дома, но уже следовало проявить гостеприимство. А есть ли у нас продукты? Беспомощный взгляд невольно упал на домового. Он живёт здесь всяко дольше моего, должен подсказать.

— Начник, — неуверенно обратилась я к существу.

— Соображу завтрак, так уж и быть. Белую столовую найдёте?

Я кивнула, и домовой испарился как не было. Разве в фольклоре его не считали духом покойного предка? Вряд ли он выполняет функции домовых эльфов. Придётся находить общий язык и договариваться. Из размышлений вырвал вопрос Фламеля:

— Откуда ты знаешь русский? — я моргнула.

Вот и полетела вся конспирация. С моей стороны было недальновидно надеяться, что человек, которому перевалило за шестьсот, не начнёт задавать вопросов. Он задумчиво сверлил меня взглядом, от которого становилось неуютно. Что ответить? Правда слишком невероятна, чтобы в неё поверить. Но где шестилетний ребёнок, выросший на ферме в Девоншире, мог выучить русский? Впрочем, кого я обманываю. Дело ведь не в языке...

— Господин Фламель, вы верите в жизнь после смерти? — в голосе слышалось сомнение. Маг удивлённо поднял брови, намекая продолжать. — Я прекрасно понимаю, как это прозвучит. Все эти знания… Это лишь воспоминания из моей прошлой жизни.

— Неужели? — мужчина присел на кресло и указал рукой на соседнее место за столиком. — Думается мне, нам предстоит долгий разговор.

— Мне было двадцать восемь лет…

Меня прорвало. Наверное, глубоко в душе я давно хотела рассказать правду. Перед глазами мелькали картины из детства: мне девять, я прячусь в кукурузном поле от деда. Солнце слепит глаза, божья коровка ползёт по конопатой щеке. И руку сжимает такая маленькая ладошка моей первой и единственной подруги. Она была, словно пьянящий мед, соткана из света и кукурузных нитей, восхитительно округлая и покатистая, и, когда девочка притянулась ко мне, плечико платья сдвинулось, оголяя смуглую кожу.

«Пошли на озеро?» — вдруг со всей эмоциональностью выдала Анна.

Но я не отвечала, совершенно очарованная моментом. Я смотрела на это милое плечико, выглядывающее из-под чёрных упругих кудрей, и чувствовала, как нежность заполняет нутро. Я изо всех сил припала губами к коже подруги. Тут же щёки и уши девочки покрылись пятнами смущения, и это была самая прекрасная картина, которую я когда-либо видела!

Я рассказывала Фламелю о дедушке, маме, о цели открыть детский культурно-развлекательный центр. И с каждым словом внутри раскручивался комок из тоски и боли. Я говорила, говорила, говорила!..

И в конце не осталось ничего.

Меня перемололо в блендере и выплюнуло в реальность. Я не могла смотреть на Фламеля, не могла думать о делах. Мысли уплывали в прошлое, в несостоявшееся будущее.

— Говоришь, ты жила в 2019 году? — взял слово Фламель.

Я отрешённо кивнула.

— Расскажи подробнее об этой книге, — задумчиво попросил маг. — Гарри Поттер?

— Да, их было всего семь. Плюс боковые истории, которые раздули до дополнительных изданий. Но я читала только основные. Сюжет вы услышали.

Я хотела попытаться изменить канон: найти Гарри Поттера, рассказать, что он волшебник. Посмотреть, насколько оправданы нападки фанатов на Дурслей. В идеале — вообще предотвратить войну.

— Думаю, ты не случайный человек. Существует магия намного древнее и сложнее, чем наша обыденная. Думаю, она захотела, чтобы София выжила. Я слышал от Павла Ивановича, что ты родилась недоношенной. Но человека с улицы не припишешь чужому роду, поэтому выбрали ближайшего потомка, утратившего магические корни.

— То есть я была сквибом?

— В энном поколении, — предположил маг.