19 (1/2)

– Я же мужчина, почему я себя так чувствую?! Почему?!

Доён посмотрел на него с кровати большими глазами. Он слушал его всё это время молча. И теперь тоже молчал. А Тэёна раздирало изнутри – в клочья, в кровь. Голова разрывалась на сотни кусков, и ему было уже никак их не собрать. Действительность давила прямо на виски, будто пыталась проломить череп. Она тыкала ему в нос этой невыносимой, неперевариваемой правдой, которую он откашливал и отхаркивал постоянно. Правда была простая, всё та же: он и Джэхён просто занимались сексом четыре года, а теперь они просто игнорируют друг друга.

Но почему, почему тогда плохо настолько, что хочется размазать самого себя по стенке?!

В тот вечер Доён пришёл явно зря. Тэён думал, что запер дверь, но она закрылась не полностью, и Доён смог войти сам. И он вошёл именно тогда, когда Тэёна скрутило, сложило в пополам. Он стискивал зубы, упираясь лбом в колени, обнимая их так, что на руках выступили вены, сжимая запястья пальцами до такой степени, что кожа побелела. Доён сначала побледнел, спросил, что случилось. Тэён, подняв на него наверняка покрасневшие влажные глаза, не смог даже разжать челюсти, чтобы ответить. Но Доён выдохнул чуть слышное «О боже мой, Тэён-а» и сел на кровать. Сквозь пелену перед глазами Тэёну показалось, что лицо Доёна выражает сочувствие, жалость. И он разозлился. Разозлился на самого себя. Если его жалеют, значит, он жалкий? Ещё этого ему не хватало!

Он вскочил с геймерского кресла. Кресло повернулось за ним вслед по инерции – он сдержался, чтобы не пнуть его, потому что оно его тоже разозлило. Он начал ходить из стороны в сторону. Ему почему-то подумалось: наверное, так себя ведёт раненное животное.

Он ходил так какое-то время. Доён подобрал ноги под себя, сел на кровати ближе к стене и молча следил за его метаниями. Потом Тэёна как будто прорвало. Он начал говорить бессвязно, безостановочно. С языка срывалось первое, что приходило в голову. А ведь Доён его даже не спрашивал ни о чём! Тэёна жгло стыдом за то, что он выворачивал перед Доёном своё мерзкое, грязное нутро. Он из последних сил пытался фильтровать свой поток хоть сколько-то, чтобы не выдать слишком личные подробности, которые Доёну слышать точно не нужно.

– Я не должен всего этого чувствовать, Доён-а, – прошептал Тэён, чувствуя, что губы сводит судорогой; Доён моргнул в ответ, глядя на него снизу вверх. – Я ведь правда не должен?! Ну почему, почему всё… почему всё так?!

Тэён запустил руки в волосы, шагая дальше. Окружение сливалось в цветные полосы; он уже не понимал, в какой части комнаты он находится. Краем глаза он выхватывал серое пятно на кровати – Доёна, – и ориентировался по нему. Один круг, второй, третий… Он сжимал зубы крепче, стискивал руками переполненную мыслями голову.

– Почему я об этом думаю снова, Доён-а? – спросил Тэён шёпотом, заставляя себя остановиться перед Доёном. – Почему, а?

– О чём ты думаешь? – спросил Доён очень тихо; его голос показался до ужаса адекватным, каким-то нереально спокойным; как будто пока внутри Тэёна разверзалась бездна, Доён жил в дзеновском саду. Тэён напрягся, чтобы не броситься нарезать круги снова. Ему нужно было подумать. Он ухватился за вопрос Доёна как за точку стабильности во вселенной хаоса.

– О том, почему я такое ничтожество. Почему он, получается, не ничтожество. О том, почему внутри меня крутятся все эти тупые чувства… Ненавижу!

Он сжал кулак. Кулак почти ударил его в грудь, туда, где болело больше всего. Но он сдержался в последний момент, чтобы не выглядеть ещё хуже и не пугать Доёна. Ему не хотелось превращаться в глазах близкого друга в неадекватного конченного придурка, больного на всю голову.

– Ты не ничтожество, Тэён-а, – сквозь гул мыслей послышался спокойный, негромкий голос Доёна, заставив Тэёна повернуться к нему лицом. – Ты осознал свои ошибки. Ты раскаялся. У тебя получится измениться, вот увидишь. Чего ты хочешь, Тэён-а?

Тэён моргнул, нахмурился, пытаясь сосредоточиться.

– Я хочу… Я хочу через несколько лет найти хорошую женщину и жениться. Хочу, чтобы у нас была хорошая семья. Чтобы родилась дочка. Или сын. Или даже несколько детей…

Он посмотрел на Доёна. Доён улыбался ему странной улыбкой, в которой смешивались в равных пропорциях жалость и умиление. Улыбка казалась неестественной, будто приклеенной к побледневшим губам.

Наверное, Доён просто понял, что всё это – это одно огромное враньё?..

Ведь если заглянуть чуть глубже, набраться смелости, задержать дыхание и опустить голову в эту гулкую, поросшую льдом бездну, то можно увидеть только позорные, достойные одного лишь презрения желания.

Ведь на самом деле Тэёну хотелось совсем не этого.

Если бы он мог быть максимально откровенным с Доёном, он сказал бы совсем другое. Ему хочется продолжать и дальше заниматься с Джэхёном сексом, чувствовать его член везде, отдаваться ему снова и снова, напитываться его жадностью, его безудержной страстью, обжигаться об его желание, глотать его сперму в тысячный раз, показывая ему белёсый язык, позволять ему складывать себя в пополам, изгибаться под ним, быть для него идеально-послушным, стонать, стонать, стонать. Ему хочется, чтобы Джэхён вытрахивал из него все мозги, чтобы кончал всегда в него – много, так, чтобы из него вытекала сперма, – чтобы впивался в кожу губами и зубами, чтобы оставлял вызывающе-яркие засосы везде-везде-везде, чтобы затыкал своим членом рот и не давал даже начинать думать, чтобы входил в саднящую задницу по самые яйца и выбивал пустоту из груди, чтобы использовал его тело так, как ему только вздумается, чтобы каждая частица тела принадлежала одному только ему, одному только Джэхёну. Ему хочется снова испытывать неописуемое удовольствие вместе с Джэхёном, синхронно, в унисон, а потом открывать глаза и видеть буквально полсекунды в его лице то, что не читается, не переводится в слова. Что-то такое, отчего мир Тэёна всегда переворачивается и каждый раз его ось смещается на сотые доли градуса. Что-то, что у Тэёна никогда не получалось рассмотреть за все эти годы. Что-то, что, – он уверен, – в такие моменты есть и в его собственном лице… Ему просто хочется, чтобы этой боли, которая перемалывает всё его существо в пыль, никогда и в помине не было. Ему просто хочется, чтобы всё это поскорее закончилось. Ему хочется…

– Я тебе наврал, Доён, – сказал он, закрывая лицо ладонями. – Я хочу совсем не этого. Я хочу нормальной жизни. Мне больше не надо ничего, правда. Я честен с тобой сейчас.

Он тяжело упал на кровать рядом с Доёном, всё так же пряча лицо в руках. Ему не хотелось смотреть Доёну в глаза. Доён не знал в своей жизни таких страстей. Конечно, на его долю выпадали разные испытания. Но к счастью, никогда Доён не делился с Тэёном подобными позорными историями.

И Тэён чувствовал, что ему необходимо рассказать Доёну ещё кое-что. Что-то, что он не собирался рассказывать никому. Но он больше не мог сдерживаться. Он знал, что если он произнесёт слова вслух, то почувствует себя так, как будто ему отвесили звонкую, хлёсткую пощёчину. Так ему и надо, поделом!

– Доён-а, – позвал Тэён тихим, каким-то не своим голосом и убрал руки от лица; Доён пересел к нему ближе и смотрел прямо в глаза. – я… мне надо тебе кое-что сказать.

– О боже мой, – прошептал Доён; его глаза снова стали больше.

– Я был у него недавно, – Тэёну показалось, что он произнёс эти слова одними только губами.

– В каком смысле? – Доён наклонился к нему, заглядывая в лицо.

– В том самом, Доён, – Тэён смотрел в угол комнаты и видел только размытые цветные пятна, ничего конкретного. – Я не выдержал, сорвался. Пришёл к нему. И мы потрахались.

– О боже мой, – повторил Доён, на этот раз ещё тише. Тэён зажмурился: по правой щеке будто хлестнули раскалённым металлом. В голове упрямо, с раздражением стучала одна и та же фраза: «Так тебе и надо!»

Джэхён был прав: он самая настоящая блядь.

– Наверное, у меня совсем не осталось стыда… Я чувствую себя грязью. Я просто потаскуха какая-то, которая спит и видит…

– Не надо, не надо, – голос Доёна начал баюкать, а потом его руки прижали Тэёна к его плечу. Тэён уткнулся носом в его толстовку, затыкая себе рот, чтобы не продолжать. Наверное, Доёну неприятно всё это выслушивать? Ведь он нормальный человек, а не ходячий позор, как Тэён. Доён держал его крепко, гладил по волосам. Они вели себя так друг с другом очень редко, лишь когда случалось что-то исключительно плохое.

Ха, Тэён слез с члена Джэхёна и теперь убивается – великое, надо подумать, горе!

Если бы Тэён мог плюнуть себе в лицо, он бы уже давно плюнул раз десять и надавал бы столько пощёчин, чтобы вся эта дурь вылетела из головы навсегда.

Кулак сжался снова. Но Доён прижал его к себе ещё теснее, начал покачивать из стороны в сторону, что-то нашёптывая, и Тэён вдруг начал расслабляться. Он опустил голову ниже, чтобы из-за Доёна его не было видно вообще никак. Он сжал веки, надеясь, что толстовка Доёна не намокнет.

– Я слышал, что такое бывает, – заговорил Доён громче, не отпуская Тэёна ни на секунду и раскачивая его, как колыбель младенца, мягко и осторожно. – Что люди иногда возвращаются друг к другу, даже когда всё вроде бы кончено. Видимо, так устроена жизнь, даже если нам это не очень нравится… Вся наша жизнь состоит из борьбы и преодолений, Тэён-а, ты же знаешь. Возможно, этот… этот соблазн – это и есть твоё испытание? Я уверен, что когда всё это останется в прошлом, ты станешь более сильным и более зрелым. Ты поймёшь что-то в жизни, узнаешь что-то про себя. Не клейми себя, пожалуйста. Ты ещё будешь счастлив, я это знаю точно. Мы все будем счастливы, мы это обязательно заслужим.

Тэён не понимал, откуда в Доёне, после всех этих лет жизни айдола, берётся даже не оптимизм, а самая настоящая надежда. Возможно, он просто хотел утешить Тэёна, включить для него свет в конце тоннеля хотя бы на пару секунд. Тэён это ценил. Ценил, хотя и не верил. Да, они все усердно трудятся, честно работают. Но Тэён точно не заслужит счастья. Разве что в следующей жизни – и то, если он умудрится не нагрешить ещё где-то.

– Я думаю, – заговорил Доён, помолчав немного. – что это не очень страшно, что ты и он опять сделали это. Вы просто немного сбились с пути, послушали зов плоти. Люди неидеальны, и мы все иногда поддаёмся примитивным чувствам. Не зацикливайся, Тэён, я прошу тебя. Я вижу, насколько тебе сейчас тяжело. Не нужно делать себе ещё хуже. Тащи только ту ношу, которая тебе даётся, и не накидывай на неё ничего сверху.

– Откуда тогда все эти чувства, Доён? – спросил Тэён, не поднимая головы. – Они такие, как будто… Ведь не может быть боли от похоти, правда? И грусти тоже не может быть?..

Доён, прижав его к себе ещё крепче, вздохнул тяжело.

– Я не знаю, Тэён-а.

Они замолчали на какое-то время.

– Может быть…