17 (2/2)

Мисаки подползла к нему поближе и положила голову ему на грудь. Он погладил её по волосам, прикидывая, через сколько минут будет вежливо встать и уйти. Она выводила пальцем узоры у него на груди – ему этот жест показался жутко наигранным, ещё хуже, чем всё, что показывают в порно.

– Ты уже уходишь? – спросила она сонно, приоткрыв один глаз и не поднимая лица от подушки. Он бесшумно одевался рядом с кроватью, уже отписавшись в менеджмент, чтобы за ним прислали машину.

– У меня расписание, извини, – прошептал Тэён, чтобы не разбудить её и не дать ей повод сказать или сделать ещё что-то.

– Я думала, ты останешься на ночь, – протянула она обиженным детским тоном, дуя щёки. Он коротко улыбнулся себе под нос: что-то в ней всё равно было неуловимо милым и интересным.

– Я в любом случае не смог бы, – сказал он, выкидывая завязанный в узел презерватив в урну. – Я не могу по контракту.

– Поня-я-ятно, – зевнула она. – Поцелуешь меня на прощание?

Наверное, надо хотя бы уйти вежливо?..

Он нагнулся к ней и коротко поцеловал её. Она схватила его за ворот рубашки, чтобы растянуть поцелуй ещё немного.

– Мне было очень хорошо с тобой, Тэён-оппа, – Мисаки посмотрела на него хитро. – Приезжай в Японию, обязательно встретимся. Или… может, пересечёмся до моего отъезда?

– Не могу ничего обещать, – сказал Тэён, с трудом удерживая себя на одном месте, чтобы не сорваться и не убежать. – Вряд ли получится. Мы в последнее время заканчиваем очень поздно, и я просто валюсь от усталости… Спокойной ночи, Мисаки. Спасибо за вечер.

Она издала какой-то звук, похожий на мурчание, и зарылась лицом в подушку, явно проваливаясь в сон. Он быстро схватил куртку и поясную сумку и быстрым шагом вышел из номера, не замедляясь и не оборачиваясь.

Он попросил менеджера, который приехал за ним, прислать наутро в номер Мисаки вместе с завтраком большой букет. Он не знал, какой будет лучше, поэтому оставил выбор цветов за флористом. Он был готов заплатить любую цену, лишь бы не разбираться в этом вопросе самому.

Тэён испытал облегчение, когда оказался в общежитии. Ни одно окно уже не горело, и это было к лучшему: ему хотелось проскользнуть на кухню тенью, попить воды, чтобы смыть все вкусы и запахи прошедшего вечера, лечь спать и забыться.

Он шёл по коридорам абсолютно бесшумно. Он даже не стал включать свет на кухне. Он медленно подошёл к раковине и налил себе стакан воды. Вдруг свет включился сам. Тэён обернулся. У входа стоял Джэхён в чёрной футболке и чёрных шортах. Он был лохматый и бледный, с красноватыми глазами. А ещё очень мрачный. Сердце Тэёна провалилось куда-то в желудок и отозвалось тошнотой.

– Ну что, хён, понравилось тебе блядствовать?

Тэён опешил. Он не говорил никому, кроме менеджера. А информация, которая поступала в менеджмент, не утекала никогда и никуда. Артистам сообщали только то, что им было нужно знать.

– Что за бред ты несёшь? – выдохнул Тэён, вспоминая, что вообще-то надо защищаться.

– А откуда ты ещё мог вернуться накрашенным и в своих любимых вещах? – Джэхён больше говорил, нежели спрашивал. Он подошёл ближе, но пока неопределённо ближе, как будто просто в сторону холодильника. Тэён понял, что если ему придётся отступать, то он просто упрётся спиной в кухонный стол, и Джэхён получит преимущество.

– Что, без члена в заднице уже и жизнь не мила? – продолжил Джэхён низким, напряжённым, будто заряженным током, голосом. – Не спится, если тебя не трахнули, а?

– Следи за тем, что говоришь, поганец, – шикнул Тэён: чего он терпеть не мог, так это когда переходили границы. – С хёнами так не разговаривают. Усёк?

– Ещё «собакой» меня назови, – подстрекал Джэхён; его тон, как и выражение лица, уже стали ледяными. – Хёны должны вести себя подобающим образом, а не прыгать на членах по всему Сеулу посреди ночи.

Вдруг глаза Джэхёна округлились. Видимо, он заметил на губах Тэёна остатки помады Мисаки или же он почувствовал навязчивый запах её духов. Он рассмеялся ненатурально низким голосом.

– И кто она? – спросил он с издёвкой.

– Тебя не касается, – отрезал Тэён; наверное, надо было уходить. Но он словно прирос к полу. И он не мог уйти, не договорив с Джэхёном, не поставив его на место.

– Значит, ты всё-таки вспомнил, куда можно вставлять свою штуку. Кто она? – спросил Джэхён, уже серьёзно.

– Отъебись, Джэхён. Я сказал, что тебя это не касается. Не будь таким душным мудилой.

Тэён не успел ничего добавить – рука Джэхёна схватила его нижнюю челюсть, сжимая настолько крепко, что стало больно. Губы и щёки собрались в уродливый бант, не давая ему сказать ни слова. Джэхён испепелял его взглядом, медленно поднимая руку вверх и заставляя Тэёна привставать на носки.

– Кем бы ни была эта женщина, хён, она самая настоящая шлюха. Если ты думаешь, что ей интересно что-то, кроме твоей славы или денег, то ты заблуждаешься. Она будет подстилаться под тебя сколько угодно, лишь бы получить своё. Если тебя интересуют такие женщины, то ты грязь, а не человек, – пророкотал Джэхён, сжимая челюсть Тэёна ещё сильнее. Тэён не мог даже моргнуть, глядя в его пылающие ледяные глаза.

– Давай, доказывай себе то, что ты себе там хочешь доказать. Мне наплевать на тебя и на твоё блядство. Спи хоть с мужчинами, хоть с женщинами. Хоть со всем Сеулом переспи. Мне плевать настолько, насколько ты себе не представляешь.

Тэён неотрывно смотрел ему в глаза, чувствуя себя рыбой на крючке. От Джэхёна валил жар и тянуло опасностью. Но при этом Тэён не мог не думать о том, что этой первый раз за последние пару недель, когда они разговаривают, глядя друг на друга. Он не мог не рассматривать лицо Джэхёна. И против своей воли и своего стыда понимал, что у него тянет в груди от того, что он больше не может спокойно находиться с Джэхёном в одном помещении, свободно разговаривать с ним, ерошить его волосы, запираться с ним у себя в комнате, соприкасаться с ним обнажённой кожей, обнимать его за шею, стонать и плакать от удовольствия, чувствуя его внутри себя…

Джэхён чуть ослабил хватку, как будто давая Тэёну возможность ответить.

«Пока я был с ней, я думал о тебе каждую секунду».

– Да пошёл бы ты со своими бабскими истериками в три ночи, Джэхён-а.

Джэхён промолчал. Он сжал побелевшие губы. Потом схватил со стола пустой стакан Тэёна и швырнул его об пол. Звон стекла в спящем общежитии показался оглушительным.

Обходя босыми ногами осколки, Джэхён быстро двинулся в сторону двери. Из темноты коридора показался заспанный Джонни.

– The fuck goin’ on? – спросил он, обращаясь непонятно к кому и щурясь от яркого света. Джэхён прошёл мимо него, задев его плечом. Джонни уставился вопросительно на Тэёна, как будто пытаясь понять хоть что-то.

– Я встал, чтобы отлить, а попал в какую-то хрень. В чём дело? И что это грохнуло только что? – спросил Джонни, потирая плечо, которое задел Джэхён.

Вся ярость, горевшая в крови ещё минуту назад, испарилась. Вместо неё на Тэёна навалилась усталость и слишком тяжёлая грусть, которой было здесь вообще не место. Тэён оторвал кусок бумажного полотенца, сел на корточки и начал осторожно складывать осколки на бумагу.

– Стакан разбился, – сказал он негромко, не поднимая головы.

– Это-то я понял и сам, – хмыкнул Джонни. – Тебе помочь?

– Не, я сам, – сказал Тэён, очень надеясь, что Джонни не будет играть в альтруиста и уйдёт обратно спать. Джонни как будто прочитал его мысли. Вздохнув тяжело, он развернулся и зашаркал шлёпками в сторону своей комнаты.

Тэён закрыл лицо руками. Ему хотелось провалиться под землю.