17 (1/2)

– Хён, мне нужно устроить встречу с той девушкой. Сможешь это сделать?

– С какой? С той, с которой ты только что разговаривал?

– Да. С той, в ярко-зелёной куртке, – Тэён оглянулся назад. Она улыбнулась ему и игриво помахала рукой. Он улыбнулся в ответ.

– Если она не согласится подписывать договор о неразглашении, то ничего не получится, – напомнил менеджер. Тэён покивал:

– Я знаю. Но я уверен, что она согласится.

– Окей, – менеджер открыл заметки у себя на телефоне. – Что ещё нужно? Как обычно? Бронь в ресторане и в отеле? Ну и…?

– Да, – поспешил заверить Тэён. – Я скину название ресторана и нужный размер.

– Только без глупостей, Тэён, хорошо? – менеджер посмотрел на него уставшим просящим взглядом. – Нам не нужны сейчас скандалы и разоблачения. И я очень хочу провести эти выходные дома с семьёй. Я знаю, что ты ответственный, но, пожалуйста, будь осторожен.

– Я тебя понял, хён. Я очень постараюсь. Спасибо ещё раз, – Тэён улыбнулся и поклонился коротко. Уходя из танцевального зала, он бросил девушке ещё один взгляд. Она ему подмигнула. Он подмигнул в ответ, но в животе закрутилось неприятное, похожее на тошноту чувство.

Он не стал рассказывать о ней никому, даже Доёну. Доён и так наслушался от него душевных излияний более чем достаточно за последнее время. Тэён не хотел злоупотреблять его добротой. Ему всё ещё не верилось, что их дружба выдержала испытание и вроде бы даже не дала течь.

Девушку звали Мисаки. Она приехала в Сеул из Йокогамы на несколько недель на танцевальные практики. По общим разговорам Тэён понял, что в Японии она была одним из многообещающих начинающих хореографов, которые в дальнейшем планировали выходить в том числе и на корейский рынок. Он видел её уже в третий раз. На каждой из практик они болтали о каких-то мелочах. Мисаки бегло говорила по-корейски, но ради неё Тэён переходил на японский, что приводило её в восторг всякий раз. Тэён не считал свои знания японского настолько впечатляющими.

Мисаки была маленького роста, примерно метр пятьдесят. Рядом с ней Тэён казался огромным, как маяк. У неё была хорошая подтянутая фигура, которую она показывала открытой одеждой для танцев. Из-за резинки её спортивных брюк выглядывала тонкая линия татуировки. Рассмотреть её подробнее было невозможно. Тэёну даже подумалось, что татуировка используется, в первую очередь, как способ соблазнения мужчин.

Когда он пригласил её поужинать вместе, она согласилась сразу же. Она наверняка поняла, что это значит. И ему показалось странным, что она даже не скрывала, что хочет его. Хотя всё это время на практиках её танцы были именно про желание и секс. Тэён забыл, что телу позволено быть откровеннее, чем словам. А потом он случайно услышал, как кто-то из её знакомых пошутил, что она танцует настолько раскрепощённо только потому, что среди практикующихся есть кто-то, на кого она положила глаз. Ему стало не по себе, когда он подумал, что это может быть он.

Он попросил задержавшуюся на работе визажиста подкрасить его. Она была с ним хорошо знакома, поэтому согласилась, хотя всё равно закатила глаза. Она, прекрасно зная правила компании, не стала задавать лишних вопросов. Если он просил, значит, ему это было для чего-то нужно. Тем более, у визажистов и артистов было установлена договорённость оплачивать дополнительные часы работы из собственного кармана. Когда Тэён ходил в последний раз в ночной клуб инкогнито, он заплатил вдвое больше. И не только потому, что их было двое.

Мисаки написала, что задерживается из-за пробки. Он ждал её в машине, потому что менеджер запретил сидеть в ресторане в одиночку, сказав, что если она вдруг не придёт вообще, то им не придётся доплачивать деньги заведению за сохранение тайны личности. В груди начала натягиваться ледяная струна, из-за которой хотелось грызть ногти и постоянно пересаживаться в кожаном кресле. Он также с ужасом понимал, что совсем не умеет ухаживать за девушками. Он пытался вспомнить все клише из фильмов и то, что он видел на семейных обедах. Он задал для себя основное направление: быть максимально внимательным и заботливым. Наверное, это не так уж и сложно. В конце концов, он же ухаживал за парнями.

Он осёкся. Он «ухаживал за парнями» в совсем другом смысле. Не в романтическом, а в братском, а это совершенно разные вещи. Или же можно было заботиться о ней весь вечер, как о милом младшем брате? Вдруг она не заметит разницу?

Мысли в голове путались. Он с трудом заставил себя отказаться от ассоциации с младшим братом, потому что понимал, чем должен закончиться вечер.

Сердце билось слишком быстро. Казалось, что эхо его ударов слышно во всём салоне. Он хотел было потереть накрашенные глаза, но остановил себя в последний момент. Ему становилось всё тошнее и тошнее.

– Говорит, что подъезжает, хён, – сказал Тэён, когда Мисаки кинула ему новое сообщение, сдобренное кучей чрезмерно радостных смайликов.

– Давай, Тэён-а, хорошего тебе вечера, – менеджер обернулся к нему с водительского сидения. – И если что-то пойдёт не так, сразу пиши мне или ещё кому-нибудь. Мы заберём тебя на нашей машине. Не вызывай такси, не рискуй.

– Конечно. Я понял, хён. Спасибо за беспокойство, – Тэён натянул улыбку на губы. Они оба прекрасно знали, что это не гиперопека, а необходимость. Как только Тэён останется один, уровень риска автоматически повысится. И это осознание нисколько не добавляло ему спокойствия.

Он перехватил Мисаки у самого входа. Она улыбнулась, когда увидела его огромные тёмные очки. Её улыбка была широкой и открытой, и сердце немного успокоилось. Он улыбнулся ей в ответ и придержал дверь.

Вечер превратился в механическое следование всем клише, которые ему только удалось вспомнить. Он задавал ей кучу вопросов, стараясь больше говорить по-японски и позволяя ей себя исправлять. Он кормил её своей едой со своих столовых приборов. Он долго дул на кусок мяса, прежде чем предложить его ей. Она умилённо смеялась над его попытками ухаживать, но он чувствовал, что она выражает одобрение. Уже несколько раз она пыталась коснуться его руки кончиками пальцев. После того, как она немного выпила, ему начало казаться, что она раздевает его глазами, пытаясь отыскать открытые участки кожи. Волнение к тому моменту улеглось, и он выполнял свою роль более-менее уверенно. Он постоянно напоминал себе о том, что он привлекательный молодой мужчина и что между ними уже вспыхнуло какое-то притяжение. Ему не нужно было прыгать выше головы, чтобы впечатлить её. Казалось, она была и так впечатлена более чем достаточно.

Ближе к концу ужина он почувствовал, что её нога коснулась его ноги под столом. Сначала прикосновение ощутилось как случайное, как будто она просто наткнулась носом туфли на его щиколотку. Но «случайное прикосновение» оказалось слишком долгим. А потом её нога заскользила вверх. Он чуть не подавился вином.

Мисаки предложила заказать десерт уже в номере отеля, сославшись на усталость. Тэён понял, что это была всего лишь невинная маскировка для хитрой уловки. А ещё он понял, что приближается сложный момент.

Он не считал себя неопытным в сексе. Но как быть с женщиной? Он представлял только в теории.

Мисаки, забыв про десерт, усадила его на диван в гостиной их номера. Он уже чувствовал, как от выпитого тело становится ватным, а кожа покрывается пресловутым румянцем. Он плюхнулся на диван, как тюфяк, и Мисаки звонко похихикала. Она откинула свой высокий длинный конский хвост назад, демонстрируя тонкую шею.

– Ты красивая, – сказал Тэён. И это было не его субъективное мнение, а объективный факт. Любой на его месте сказал бы то же самое.

Он как будто начинал видеть её лучше в закрытой атмосфере номера отеля при приглушённом свете. Она правда была очень красивой – и от этого осознания ему почему-то становилось тоскливо. Мисаки, тоже захмелев не меньше его самого, пританцовывала перед ним, выводя бёдрами соблазнительные узоры. Для него всё происходило как будто впервые, как будто он не видел женщин вообще никогда. Он рассматривал через одежду её стройную, гибкую фигуру танцовщицы. Тонкая шея, выступающие ключицы, сильные руки, узкая талия, накаченные бёдра и ягодицы, стройные ноги, маленькие ладони и стопы. Его поражала их разница в размерах. Он никогда не чувствовал себя настолько огромным. Ему не верилось, что сейчас ему нужно будет делать что-то с этим маленьким телом, как-то его перемещать и демонстрировать свою силу.

Его мысли прервались, когда она забралась к нему на колени. Её мелированный ярко-красным хвост чуть хлестнул его по лицу, но он только улыбнулся.

– Не стесняйся, оппа, – сказала она, глядя на него из-под длинных искусственных ресниц. – Я хочу тебя. Очень. И хотела очень долго.

Он, ещё в состоянии держаться в рамках своей роли, ухмыльнулся, вскинув бровь, как будто говоря «Правда?». Хотя он и так знал, что это чистая правда. Её намёки были больше похожи на открытый текст.

– Покажи, как тебе хочется, – сказал Тэён своим самым низким голосом. В груди снова начало неприятно натягиваться, но он сосредоточился на ней и её дыхании, овевавшем его лицо.

Вместо ответа она просто поцеловала его, положив ему на лицо обе ладони. Внутри него вспыхнуло жарко и ярко: никто не целовал его уже очень, очень долго. На её губах отчётливо читалось желание: она целовалась быстро, жадно, мокро. Пахом он почувствовал жар её тела, отчего мышцы начали напрягаться.

– Тэён-оппа, – простонала она ему прямо в губы, сжимая рукой его член через брюки; он почти запаниковал, когда понял, что член приподнялся лишь едва-едва. – пойдём на кровать, пожа-а-алуйста…

Соображая чисто механически, он кивнул, подхватил её под бёдрами и встал с дивана. Она крепко обвила его шею, продолжая целовать так, как будто ждала этого момента всю свою жизнь. Он прикусывал её пахнущие помадой губы, позволяя её языку делать у себя во рту всё, что ей только захочется. У него не было плана, даже наброска плана. И теперь он очень об этом жалел. Жалел, что не посмотрел ни одного порно-ролика, чтобы иметь хоть какое-то представление о том, что ему сейчас предстоит делать.

Она оставила маленький светильник на стене включенным, как будто желая показать ему себя. Он лежал на кровати, приподнявшись на локтях, и с нарастающим холодом в груди следил за тем, как она перед ним раздевалась. Из нижнего белья она сняла только бюстгальтер; ему показалось забавным, как её маленькая грудь упруго подпрыгивала от каждого её движения. Он напряжённо прислушивался к себе, но его тело не откликалось ничем. Он с ужасом и отвращением к самому себе осознавал, что каждый раз, когда Джэхён оказывался перед ним голым, он не мог сдержать себя, сходил с ума был готов ползти за ним на коленях куда угодно или отдаться ему здесь и сейчас. От вида обнажённого женского тела он ощущал только лёгкую щекотку любопытства. Даже на уроках биологии, когда они изучали строение человеческого тела, он испытывал гораздо больше трепета.

К счастью, она как будто почувствовала, что он готов не в полной мере. Она грациозно забралась на кровать, встала на четвереньки и подобралась ближе, зависая над его ширинкой. Он ухмыльнулся той самой ухмылкой, которая появляется только на фотографиях и в клипах. Её зрачки сразу же стали больше, а руки быстро расстегнули молнию.

Она не могла видеть его лица, поэтому он не пытался не хмуриться. Её рот казался слишком маленьким, слишком невместительным. Он не мог расслабиться, потому что боялся толкнуться инстинктивно и перекрыть ей доступ к кислороду. Судя по громким чавкающим звукам и картинно приподнятым бёдрам, она старалась изо всех сил. Но этого всё равно было недостаточно. Где-то в глубине души он начинал раздражаться, что ему приходится сдерживаться. С Джэхёном он мог полностью отпустить себя, потерять контроль и не переживать, что сделает ему больно. Они подходили друг другу по размеру очень хорошо… В груди мерзко кольнуло. Тэён, поколебавшись, взялся за основание её хвоста и стащил её со своего члена.

Всё, что происходило дальше, было больше похоже на хаос. Тэён с трудом соображал, что делает. Он отчётливо помнил, как надел презерватив, а потом неловко спросил у неё, не нужна ли ей смазка. Она громко рассмеялась, а он почувствовал себя глупо. От чувства неловкости он разозлился ещё больше, и у него получилось уложить её на спину агрессивно-сексуально. Она завыла каким-то нечеловеческим голосом, и он закрыл ей рот поцелуем, чувствуя у неё на языке свой собственный вкус.

Зажмурившись, он пытался отрешиться от образа её тела. Оно, даже полностью обнажённое, не вызывало у него интереса. Даже татуировка не казалась больше интригующей – так, просто картинка на коже. Он восстанавливал воспоминания широких плеч, твёрдой груди, бугристого пресса, выпуклого пупка, узкой дорожки волос, тянущейся к тяжёлому члену. Когда образы мужского тела обрисовались перед его мысленным взором достаточно чётко, он зажёгся желанием, издав громкий грудной звук. Она откликнулась каким-то тонким стоном, видимо, приняв это на свой счёт.

Он не знал, сколько прошло времени, когда она наконец упала на кровать без сил. Он сам задыхался. Но не от перевозбуждения или удовлетворения, а от обыкновенной усталости. Её пришлось слишком часто перекладывать и перемещать на кровати, чтобы ей было приятно. А ещё он очень утомился от её нескончаемых ненатуральных стонов. Ему не верилось, что он мог доставить ей настолько большое удовольствие, насколько она пыталась показать. Он так и не понял, удалось ли ей достичь хотя бы одного оргазма, потому что она не стихала ни на секунду и сжималась вокруг него в самый неожиданный момент. Сам он кончил только один раз, когда получилось очень реалистично представить руки Джэхёна у себя на горле и на члене.

Он лёг рядом с ней, чтобы отдышаться немного и прийти в себя. Опьянение уже давно прошло, оставляя сознание ослепительно ясным. До него начинало доходить, что этот вечер можно запросто выбросить в помойку, что этот вечер ему ничего не дал, даже элементарного удовлетворения. Всё было вымученно, ненатурально, натянуто. При этом ему было искренне жаль, что их искра, загоревшаяся во время танцевальных практик, так и не разгорелась в настоящее пламя.