Глава 5 - Ловушки памяти (2/2)

— Кто участники? — задавая этот вопрос, Уэнсдей чувствовала необъяснимую тревогу. Как будто подсознательно знала, кто там будет. И пусть именно он стал тем, кто дал толчок к этой идее, она совсем не хотела проводить над ним эксперименты. Грег потянул ей папки.

— Вот. Подходящих под параметры было не так уж много. Совершеннолетние, без детей и супругов, находящиеся в достаточно стабильном состоянии.

Уэнсдей взяла папки из рук Грега, и тревога усилилась. С первой на неё смотрела симпатичная девушка с рыжими волосами. Печать на папке гласила «Феникс». Уэнсдей отложила эту папку, посмотрела на следующую. И пусть она ожидала именно этого, но всё равно была застигнута врасплох. Конечно, иначе не могло быть — он идеально подходил под все критерии. Первым желанием было сказать громкое «нет», но Уэнсдей подавилась этим словом и сглотнула, подняв глаза на Грега.

— Ты уверен, что это безопасно? Самые непредсказуемые изгои и совсем новая технология. А вдруг они сойдут с ума, или что-то случится? — быстро заговорила Уэнсдей. Ей казалось, что она звучит разумно, просто высказывает опасения по работе, но Грег смотрел на неё с подозрением. Заглянув через стол он посмотрел на дело Тайлера, рядом с которым лежала рука Уэнсдей. Её чёрные ногти постукивали по столу.

Грег нахмурился, а затем догадка отразилась на его лице.

— Это он, да? — спросил Грег. Уэнсдей просто смотрела на него огромными глазами. — Хайд Тайлер Галпин тот, из-за кого ты пришла сюда первый раз?

Она не хотела отвечать на этот вопрос. Неужели её стало так легко прочитать?

— Я пришла сюда в научных целях. Но мы были знакомы. Он врал мне, ранил моих друзей и чуть не убил меня.

Грег кивнул. Было видно, что он не до конца ей поверил, но не стал спрашивать дальше, вместо этого сказав:

— Если вы знакомы, это даже лучше для нас. Можно будет проверить, как браслет среагирует на знакомого ранее человека, а ты сможешь отследить изменения в характере и прочее.

— Всё для науки? Я всегда ценила в тебе это хладнокровие.

— Как и я в тебе.

— Но это слишком, даже для меня, — призналась она честно.

— Я бы хотел, чтобы у нас был выбор, Уэнсдей. Но мы не можем заменить ни его, ни тебя. В лечебнице просто нет других кандидатов. Совет хотел пятерых, но мы с трудом нашли троих подходящих. А у нас нет никого, кроме тебя. Лисса сопровождает вторую фазу. В ней будет принимать участие её муж, он снова потерял контроль, — Грег посмотрел на неё извиняющимся взглядом и тяжело вздохнул.

Уэнсдей вышла из-за стола и сделала несколько нервных шагов по кабинету.

— Ты не сможешь заставить меня, Грег. Если я решу отказаться, я откажусь.

— Я знаю, — мрачно ответил он. — Тогда мы не сможем продолжить. Тебе не жалко свои разработки?

Конечно, ей было жалко. Кроме того, она знала, что если Тайлер пойдёт по этому пути, она единственный человек, кто должен пойти с ним. Не только потому что Грег был прав, и это казалось разумным с точки зрения эксперимента. Но и потому что она сама не доверила бы это ни Алиссии, ни Грегу, ни кому-либо ещё.

Но увидеть его снова, общаться с ним так, как будто ничего не было, изображать кого-то другого — всё это было слишком.

— Я совсем не подхожу на эту роль. Я ненавижу ложь и ужасная актриса, — не выдохе сказала Уэнсдей, нервно теребя пальцы. Кажется, ни одно из самых ужасных дел за два с лишним года работы здесь не вызывало у неё такой сильной реакции.

— Подумай, Уэнсдей, — тихо сказал Грег и слегка сжал её плечо. Но она уже знала ответ.

Ей было больно, страшно, невыносимо. Но все же она выдохнула:

— Я сделаю это.

***

Когда к Тайлеру пришли с предложением поучаствовать в экспериментальном лечении с возможностью освобождения из лечебницы в случае успеха, он принял предложение не раздумывая. Несмотря на то, что ценой этому должны были стать все его воспоминания. Но за двадцать один год жизни у него почти не было счастливых моментов, и большую часть жизни он был готов забыть без особых сожалений. Начать с чистого листа, снова стать свободным — это было слишком заманчиво.

Единственное, о чем он жалел, так это о том, что лицо девушки с двумя чёрными косами и бездонными тёмными глазами навсегда пропадёт из его памяти. Впрочем, она не пришла ни разу за четыре года… Он предал её, она никогда бы его не простила.

На свободе четыре года — огромный срок. Наверняка она уже забыла его, может быть вышла замуж за того длинноволосого изгоя, который терся рядом с ней даже тогда, когда сам Тайлер ещё мог составить ему конкуренцию. Или так и осталась одинокой, дописала книгу, поступила в Университет. В любом случае она наверняка не помнила о нем, а значит и он забудет её без сожалений.

Когда сотрудник клиники принёс Тайлеру на подпись согласие для участии в испытаниях, на последнем листе он увидел три имени разработчиков методики: Г. Уолтер, А. Линд, У. Аддамс.

«Какое занятное совпадение» — подумал Тайлер и поставил подпись.

Он думал написать прощальное письмо отцу, ведь если всё получится, то скорее всего тот даже не узнает о том, что стало с Тайлером. Он уже совершеннолетний и никто не обязан докладывать отцу о его состоянии.

Но когда Тайлер взял ручку и бумагу, то долго смотрел на пустой лист, не находя нужных слов. Ведь стоило написать что-то хорошее, возможно, ободряющее. Сказать, что он не злится и простил годы отстранённости и молчания - но правда был в том, что он злился и не простил. А то, что отец не приходил к нему уже больше года, только добавляло обиды. Он мог бы сказать, что не боится начать новую жизнь, но он ужасно боялся.

Поэтому так и не написанное письмо отправилось в ящик стола.

Позже, когда шприц с прозрачной жидкостью вошёл в его руку, и разум заволокло туманом, он до последнего цеплялся за то, о чем не хотел забывать. Мамины руки, её улыбка, домик на дереве перед его домом, который они построили с Лукасом и играли, представляя себя супергероями. Кто же знал тогда, что вместо супергероя он станет злодеем. Уэнсдей, прекрасная, как монохромная картина, её улыбка, еле заметная, но такая настоящая — и только для него, её глаза, в которых можно утонуть, её поцелуй.

Хайд был в ужасе от перспективы отправиться на задворки сознания и сопротивлялся до последнего, подбрасывая воспоминания убийств, крови и Лорел. Пытки, навязчивые прикосновения, мягкий голос и фальшивая улыбка. Тайлер знал, что она ненавидела всех изгоев, и его тоже. Она хотела его сломать, и ей это удалось.

Это всё смешивалось в голове Тайлера, и его тошнило.

Но все же последним, что он помнил, было лицо Уэнсдей.

Он надеялся, что ещё увидит её. И узнает, несмотря ни на что.

А потом наступила пустота. Белый туман перед глазами и шум в ушах, словно он погрузился под воду. И больше ничего.

***

До отъезда в Лондон оставалась неделя, и Уэнсдей постепенно начала паковать вещи. Испытание будет проходить минимум три месяца, а это значит, что ей придётся жить в непривычной обстановке довольно долго.

Несколько дней назад Грег спросил, есть ли у неё пожелания по деталям — какая квартира, подставное имя и прочее. Она отмахнулась и сказала, что ей все равно, пусть выбирают сами. Но потом пожалела, подумав, что хотя бы интерьер квартиры стоило выбрать самостоятельно.

Когда же пришёл конверт с документами, она влетела к Грегу в кабинет с криком:

— Я буду медленно снимать с тебя кожу, чтобы ты мучился также, как буду мучиться я, произнося это имя! Сандей Абрамс?! Ты серьёзно?!

Он посмотрел на неё весёлым взглядом и хмыкнул, явно довольный собой. Мало ей было того, что они отправляют её помогать тому, кто чуть не убил её, разбил сердце, кого она так хочет, но так боится увидеть. Так ещё и делать это она должна будет под именем Сандей Абрамс!

Запустив в Грега ковертом, она потребовала заменить документы, но тот резонно заметил, что Уэнсдей сама сказала, что ей все равно. А переделать они уже не успеют по срокам. Но какая разница, если это всего на три месяца, а общаться под этим именем ей придётся только с тремя изгоями, которые ничего не помнят.

И Уэнсдей пришлось смириться. Но она была уверена, что ещё найдёт способ отомстить Грегори, пусть и не сейчас.

За пару дней до отъезда хрустальный шар загорелся, и Уэнсдей увидела мать с отцом.

— Мрачного вечера, моя грозовая тучка! — проворковала Мортиша. — Мы с твоим отцом так гордимся тобой. На Совете все говорили только о тебе! Мы знали, что ты добьёшься многого, но это было действительно впечатляюще! А тебе всего лишь двадцать. Каких туманных вершин ты достигнешь в будущем!

Ну конечно, родители были членами Совета. Как она могла забыть…

— Спасибо, мама, — ответила Уэнсдей почти равнодушно. — В субботу я еду в Лондон.

— Последний этап испытаний твоей разработки? — понимающе улыбнулась Мортиша.

— Лондон это так далеко, милая. Может быть, Вещь поедет с тобой? — заботливо спросил Гомес.

— Не стоит, папа, я справлюсь, — Уэнсдей помотала головой, стараясь выглядеть максимально уверенно.

Но сомнения разъедали её изнутри, и она была далеко не уверена, что способна пройти это испытание — не только для Тайлера и других изгоев с браслетами, но и для неё самой.

— Как скажешь, милая. Но будь осторожна… Тот мальчик, Тайлер, я помню, как он разбил тебе сердце, — сказала Мортиша.

Уэнсдей фыркнула:

— Я уже забыла его. Это просто рабочий проект, один из многих. Я видела вещи похуже, чем хайд-неудачник с амнезией, — выплюнула Уэнсдей язвительно. Ложь срывалась с языка легко. Ей стоило начать привыкать к этому, ведь скоро врать придётся много.

— Конечно, Уэнсдей. Но если что-то пойдёт не так, хоть самую малость, ты сообщишь нам или Грегори. Совету было нелегко дать добро на эти испытания, они действительно могут быть опасны.

— Хорошо, мама. Мне пора собирать вещи, — отрезала Уэнсдей, думая о том, как скоро ей придётся нарушить это обещание, и закрыла хрустальный шар тканью.

Время бежало как вода сквозь пальцы, и как бы Уэнсдей не хотелось остановить его течение, день отъезда настал. Долгий полет, туманный Лондон, встретивший её дождливой погодой, так подходящей под настроение, и квартира в старинном доме — не такая ужасная, как могло оказаться. В отличии от выбора её поддельного имени здесь Грег попал в точку.

Уэнсдей оказалась в пентхаусе в сдержанных тёмных тонах и с выходом на огромную крышу-лоджию, которую она сразу присмотрела для виолончели.

Но сейчас Уэнсдей не хотелось ни играть, ни писать. Она просто смотрела вдаль на огни и капли дождя, в которых преломлялся свет, и отражалось небо со свинцовыми облаками. Уэнсдей с ужасом ждала завтрашнего дня, ведь ей предстояло увидеть его.