Глава 5 - Ловушки памяти (1/2)
Болит голова, но нет аспирина.
Так зачем же я пью эти таблетки от кашля?
Не нужны заменители этого мира -
Есть болезнь, от которой нет лекарства.
Мне нужен свежий воздух, и мне не страшно.
Билет на поезд, куда не важно.
Я не боюсь потерять все.
Начать заново, оттуда куда занесет.
(Нервы)
«Мне почти не страшно. Даже если ничего не получится, и я умру, то лучше так, чем снова стать монстром.
Больше всего на свете я боюсь потерять контроль и причинить вред Доновану или Тайлеру. Но с каждым днём мне становится всё хуже. Хайд поглощает меня, и никакие лекарства и цепи не способны его удержать. Теперь он имеет контроль надо мной не только в виде в монстра, но и в моем человеческом теле. Он так силён в хитрости, лжи и манипуляциях, что часто даже врачи не могут понять, когда он выходит на первый план.
Если я не избавлюсь от него, то он заменит меня и сначала никто даже не узнает об этом. Я просто стану худшей версией себя, не способной ни на любовь, ни на сострадание.
Я не могу этого допустить. Мой предок, самый первый хайд, совершил ошибку, но не смог исправить её. И раз у него не хватило духу не просто отделить, а уничтожить свою худшую половину, значит, я должна сделать это. Может быть, это убьёт меня. А может быть даст свободу. В любом случае это лучше, чем просто сдаться и позволить хайду управлять мной.
Весь наш вид проклят, наши души разорваны на части. Мы больны, но от этой болезни нет лечения.
Единственное, чего я боюсь, так это оставить Тайлера. Он любит меня так сильно, как никто никогда не любил. И я люблю его больше всех на свете.
Но если я не попытаюсь, то точно разрушу его жизнь. А так хотя бы есть шанс…»
Уэнсдей захлопнула дневник. Ей было слишком больно читать это. Она знала, что будет дальше — к чему приведёт ошибка Франсуазы, кем станет Тайлер. Как трещина в его сердце, оставленная смертью матери, расколет его жизнь на части. Это было хуже, чем страшные видения, которые всегда сбываются.
Это была уже третья попытка читать дневник Франсуазы. И каждый раз она глотала тугой комок. Казалось, что ещё немного, и слезы снова польются у неё по щекам. Может быть, хоть это дало бы какое-то облегчение. Но вместо слёз было только опустошение. И чувство полнейшей безысходности.
Первым желанием Уэнсдей, когда она вернулась в Нью-Йорк, было бежать в лечебницу и увидеть Тайлера. Но она не знала, что сказать ему. Чувства, эмоции, утешение никогда не были её сильной стороной.
Нужна ли ему её жалость? Вряд ли она как-то поможет. Ведь жалостью нельзя никого спасти.
Ей нужен был ответ, ей нужно было решение. Она должна, должна, должна найти выход.
Поэтому Уэнсдей вернулась к работе.
Но видение со смертью матери Тайлера до сих пор стояло перед глазами каждый раз, стоило их закрыть. Не удивительно, что люди пережившие такое, впоследствии не могут совладать с монстрами внутри.
Уэнсдей сжала в руках медальон и взяла дело Тайлера снова, надеясь, что её не затянет в очередное видение. Их судьбы связаны, раз она видит так много его и про него. Она не могла понять, как относится к этому, поэтому предпочитала просто не думать.
Читая строку за строкой, Уэнсдей отметила про себя, как ей повезло, что видения не показали ей, что Лорел делала с Тайлером для пробуждения хайда. Физические пытки, моральное давление, сексуальное принуждение, использование наркотических веществ. Сухого канцелярского текста хватило, чтобы пробудить в Уэнсдей ослепляющую ярость. Она сжимала и разжимала пальцы в попытке сохранить контроль над эмоциями, но они всё равно затапливали её. Сейчас хотелось одного — пробраться в тюрьму и заставить Лорел страдать самыми жестокими способами из всех, про которые она читала в многочисленных книгах о пытках, затем убить, оживить и повторить всё заново.
И это она — та, кто просто прочитал про это. А рассудок Тайлера, наверное, уже никогда не вернётся в нормальное состояние. Уэнсдей ненавидела за это Лорел, попечительский совет Невермор, запретивший хайда, шерифа Галпина…
Уэнсдей сделала глубокий вдох, взяла лист бумаги и написала три слова со стрелками друг от друга: воспоминания, эмоции, триггеры.
Сейчас эта мысль казалась настолько простой и очевидной, что Уэнсдей не понимала, как не додумалась до неё раньше.
Браслет, предотвращающий трансформацию не работал с теми, кто уже пережил её, потому что они помнили как это было — пережили сильный травматический опыт, который не подавить браслетом.
А значит, если убрать воспоминания-триггеры, то обращенные изгои психологически станут как те, кто ещё не знает о себе как о монстре. В их памяти больше не будет боли, страданий и гнева, с которыми они не могут справиться, и браслет заработает.
Уэнсдей встала и отнесла лист в кабинет Алиссии. Та сидела, одетая в белый вязаный свитер, светлые волосы были заплетены в косу. Наверное, если поставить их с Уэнсдей рядом, то они будут выглядеть как ангел и демон. Если учесть их характеры, то это было недалеко от истины.
— Я думала про это, — произнесла Алиссия, поднимая голову от листа. — Но все технологии работы с воспоминаниями очень сложные и опасные. Ты тоже это знаешь, — она вздохнула и посмотрела на Уэнсдей так, как будто вынуждена объяснять очевидное непонимающему ребёнку. Это раздражало.
— Именно поэтому мы используем их на нормисах почти каждый месяц, когда надо скрыть следы преступлений изгоев и не вызывать лишнего шума, — парировала Уэнсдей.
— Одно дело стереть пятнадцать минут, а другое — почти всю жизнь. Здесь придётся делать именно это… — Алиссия сделала паузу и пристально посмотрела на Уэнсдей. — Это жестоко. Взять хотя бы моего мужа. Чтобы убрать травмирующий опыт ему придётся забыть всё — меня, нашего сына, учёбу в университете.
— А жить и не контролировать часть себя не жестоко? Раз за разом вспоминать, как всё пошло под откос, не жестоко? Убийства близких, пытки, попытки суицида — это лишь краткий список того, с чем сталкиваются герои наших с тобой исследований. Мне кажется, забыть всё это не так уж и жестоко, Алиссия. К тому же Грег сказал, что нам нужно решение как можно скорее, и вот оно! — Уэнсдей ткнула пальцем в лист. Она говорила громко и уверенно, после насыщенных выходных и дела Тайлера гнев до сих пор захлестывал её, и полностью вернуть контроль не получалось.
Алиссия устало посмотрела на Уэнсдей и предложила:
— Хорошо, давай обсудим это с Грегори. Я не меньше тебя хочу разгадать эту загадку, но мы должны взвешивать риски.
Поговорить с Грегори получилось не сразу — когда они попытались прийти, то застали его за беседой по телефону об очередном нападении. Группа изгоев ни с того ни с сего напала на нормисов во время музыкального фестиваля в Сан-Франциско. Всё это транслировалось в прямом эфире, поэтому замять ситуацию не получилось бы, даже если применить все связи во власти и заклятия памяти вместе взятые.
До выборов осталось меньше года, и партии, поддерживающие интеграцию изгоев стремительно теряли популярность. Те же, кто выступал за их изоляцию или даже истребление, набирали рейтинг с каждым днём. Грег был в бешенстве, поэтому когда Уэнсдей предложила пусть не идеальное, но решение одной из главных их задач, он поддержал её.
Оставалось реализовать идею на практике, и именно этим Уэнсдей и Алиссия занимались следующий месяц. Разрабатывать подобную технологию в такой короткий срок было нетривиальной задачей, и Уэнсдей очень гордилась тем, что получилось в итоге.
На основе уже имеющихся наработок, как научных, так и магических, они создали специальную сыворотку для коррекции памяти. Она позволяла сохранить знания о базовом устройстве мира и полученные навыки, вроде вождения авто, готовки еды, знаний о работе стиральной машины и чайника, но стирало все воспоминания о событиях в жизни с первого травмирующего опыта.
Сначала Уэнсдей предлагала очищать память полностью, чтобы не рисковать с тем, правильно ли был выбран триггер. Ведь эту информацию можно было получить только от самих изгоев. А они могли элементарно не знать, что настоящим триггером к трансформации стала, например, не драка в клубе в восемнадцать, а буллинг в школе за годы до этого, имевший накопительный эффект. Но Алиссия настояла на том, чтобы подходить к каждому случаю индивидуально. Ведь есть и те, кто действительно жил нормальной жизнью много лет, и только потом столкнулся с травмой, став неуправляемым изгоем. Таким образом, все испытуемые разделились на три группы — те, кому нужно было забыть лишь незначительные эпизоды из жизни, те, кому стирали несколько лет, и самые сложные — те, кому предстояло забыть практически всё.
После применения сыворотки, стирающей память, испытуемые должны были носить браслет. Он сохранял функции первых двух версий — не давал организму вырабатывать гормоны, запускающие трансформации, и отключал сознание, если она уже началась. Это была важная перестраховка на случай, если что-то пойдёт не так. Но новая версия браслета также должна была не позволять мозгу пробудить воспоминания о травме, даже если на неё возникла прямая ассоциация.
Проблема нападений становилась острее с каждым днем. Всё больше изгоев выходило из-под контроля, максимально публично нападая на нормисов. После Сан-Франциско избегать внимания СМИ стало почти невозможно. Все чаще проходили митинги против изгоев, грозя перерасти в крупное политическое движение. Уличные стычки и драки нормисов и изгоев стали обычным явлением.
В расследование нападений теперь были вовлечены все представительства изгоев, включая Невермор, Лондонский филиал Тегминалис и другие школы и вузы. Но до сих пор оно не привело ни к чему конкретному. Нападения выглядели разрозненными, хотя Уэнсдей, Грег, и многие другие были уверены, что они все организованы кем-то конкретным. С довольно очевидной целью — стравить нормисов и изгоев, чтобы привести к власти нужные политические силы.
Уэнсдей несколько раз хотела вмешаться в расследование и возможно даже снять медальон вызвать видения, но Грег говорил, что их с Алиссей работа сейчас важнее. Уэнсдей и сама понимала это.
Они спешили. Наверное, в обычных условиях разработка подобной технологии заняла бы около полгода, ещё год ушёл бы на испытания по всем регламентам.
Сейчас у них было максимум полгода на всё про всё.
***
— Уэнсдей, — Грег вошёл в её кабинет, держа в руке несколько папок, уже знакомых Уэнсдей — личные дела пациентов лечебницы. — У нас есть задача, которую можешь выполнить только ты.
Не то чтобы это удивило Уэнсдей, таких задач всегда было много, но дальнейшее сказанное Грегом выходило за рамки обычного:
— Нужно, чтобы ты поехала в Лондон.
Уэнсдей слегка приподняла бровь, и это единственное, что выдало её удивление.
— Хотелось бы подробностей, — ответила она своим обычным холодным тоном, но здесь он уже никого не удивлял.
— Вчера Совет одобрил вторую и третью фазу испытаний вашей с Лиссой разработки, их решили объединить и проводить параллельно.
— Я и не сомневалась, — Уэнсдей пожала плечами. Учитывая нападения и грядущие выборы, Совет одобрит всё, что угодно, лишь бы побыстрее представить политикам и общественности доказательства того, что изгои больше не опасны для нормисов. Уэнсдей знала, что первая фаза и не должна была быть проблемой.
В ней принимали участие те, кому нужно было удалить из памяти всего несколько эпизодов. Они не успели совершить преступлений, не были заключёнными в лечебнице, у них была поддержка семей. Вырванные из обычной жизни резко и на короткий срок, они готовы были забыть об этом легко и вернуться к привычному.
Вторая и третья фаза не будут такими простыми.
— Почему Лондон? — спросила Уэнсдей, хотя это был далеко не основной вопрос, который её интересовал.
— Как ты знаешь, участникам третьей фазы придётся стирать память полностью или почти полностью. У них начнётся новая жизнь. Мы сделаем им документы, легенду как в программе защиты свидетелей, предоставим квартиру и работу. Мы отобрали троих кандидатов из нашей лечебницы и троих из Лондона. Наши поедут к ним, а их — к нам. Это нужно для того, чтобы свести к минимуму вероятность, что их узнает кто-то из прошлой жизни.
— Разумно. А что должна буду делать я?
— Совет хочет, чтобы кто-то из нашей команды сопровождал испытуемых, следил за их состоянием и сразу мог вмешаться, если что-то пойдёт не так. Это опасные и непредсказуемые изгои, и не так может пойти всё, что угодно.