Часть 6 (1/2)
***
Сначала вокруг было темно, а потом он открыл глаза и обнаружил потолок. Что тут странного? Для того, кто года два уже не видел таких белых, без единой трещинки, потолков, не засиженных…
Стоп.
Роджерс, Старк, клонирование.
Брок осторожно, будто боясь обломаться, поднял руки к лицу. Руки были его собственные, с чуть более короткими, чем у Роджерса, пальцами. Кожа казалась непривычно светлой: большую часть жизни Брок был загорелым, но в аппарат для клонирования явно не встроен солярий.
Оглядевшись, Брок обнаружил себя в палате. И даже не привязанным. Хотя если он все еще у Старка, то выбраться из его Башни и так проблематично, искин следит за всем и за всеми.
Он попытался встать. Голова закружилась, ноги и руки дрогнули, будто включаясь в работу.
Что ж, форму придется нарабатывать заново.
Конечно, сейчас она была в разы лучше, чем перед его бенефисом в Лагосе. Там он вообще едва ходил. Хотя и старался не скатиться окончательно. Порядок через боль, ага.
Лицо на ощупь было абсолютно гладким: ни щетины, ни шрамов. Последнему он обрадовался особо. Задолбался видеть в зеркале перекошенную рожу — так и не привык быть уродом.
Встать получилось с третьего раза. Так, чтобы удержаться на ногах, не грохнуться в обморок и не обблеваться (хотя, скорее всего, ему было нечем — тело-то только-только из установки, с нулей, можно сказать, без пробега и с пустым баком).
Его палата, или как там это называлось на богатом, оказалась светлой и почти пустой: кровать хитрой конструкции, окно, явно тоже непростое, и две двери, в санузел и в коридор. Брок на еле слушающихся ногах шагнул к той, что выглядела менее прочной — в санузле могло оказаться зеркало.
Дверь открылась сама, еще до того, как Брок успел озадачиться отсутствием ручки.
— Доброе утро, сэр, — произнес старковский искин голосом первостатейного зануды. — Завтрак через двадцать минут, доктор Чо ждет вас к десяти.
Брок ответил только потому, что хотел услышать свой голос. А так как говорить вслух сам с собой он не привык, можно было считать, что искин подвернулся вовремя.
— Бурда какая-нибудь?
— Доктор Чо дала на этот счет четкие указания, — уклончиво ответил тот.
— Зеркало есть?
На стене, до этого пустой, засветился прямоугольник.
Что ж, Брока сочли буйным (после того, что он натворил в Лагосе, удивляться было особо нечему), и стеклянное зеркало было ему не положено. Но и виртуальное сработало на отлично: оттуда на Брока смотрел он сам образца эдак десятилетней давности. Ни единого шрама, даже того, привычного, из детства, пересекавшего правую бровь. Отсутствие щетины тоже убавляло ему лет, как и очень короткий ежик на голове — может, с пару десятых дюйма волос, не больше. Тратить ресурсы, чтобы сделать как было, не стали, но и того, что ему перепало от щедрот Старка, было более чем.
Но об этом Брок никому, конечно, говорить не собирался, хотя поскрипеть еще лет тридцать-сорок не так и плохо.
И пусть ничего, кроме тюрьмы и ”справедливого возмездия”, его не ждало, Броку нравилось думать, что, пока он жив, есть варианты.
Особенно с таким апгрейдом.
Он на пробу напряг мышцы груди, потом бицепсы и фыркнул. Многое придется начинать заново, но долго ли, умеючи?
Опыт подсказывал, что да, умеючи — долго, но чем еще заниматься в четырех стенах, пофиг каких? Даже при хорошем раскладе он за последние пару лет набегал на два пожизненных.
— О, спящий красавец очухался. И даже без поцелуев, — раздался откуда-то голос Старка, а потом зеркало стало экраном. Судя по глубоватому отсвету на лице, Старк куда-то летел в своем костюме. — Правила, — продолжил Старк. — Доктору Чо не хамить, слушаться, колоться чем дадут, жрать что принесут и, вообще, завязать шарфик потуже, чтобы говно, которого в тебе, Рамлоу, под крышечку, больше не выплескивалось на окружающих. Как понял, прием?
— Понял. На окружающих должно быть только твое говно, чего не ясно-то?
Собственный голос Броку не понравился: так скрипуче-хрипло он не звучал даже после простуды и двух дней вообще без голоса. И еще неделю его никто не узнавал по телефону.
— Кто платит за все и изобретает все, тот и имеет право голоса, — заметил Старк и отключился.
Брок потрогал абсолютно гладкие щеки, глядя в очистившееся от Старка зеркало, и только успел подумать, что пожрать было бы недурно, как раздался голос вездесущего (и заебистого) искина:
— Мистер Рамлоу, доктор Чо просит вас прийти в четвертую манипуляционную.
Что ж, опыт подсказывал, что завтрак перед манипуляциями — дело бесполезное и чреватое неприятными последствиями.
Мысленно открестившись от воспоминаний о Зимнем, Брок еще раз на пробу напряг мышцы рук, ног, спины и, придя к выводу, что красоваться пока рановато, вышел в открытую дверь.
***
Он шел по коридору. Светлые стены, покрытые рельефным ”шкуродером”, как он любил называть этот колючий тип штукатурки, уходили куда-то ввысь, а пола под ногами будто не было вовсе.
Ни единой двери.
Вопрос, что он тут делает и где это ”тут”, если и возникал, то сразу же смывался другими мыслями, вязкими, как затянувшийся кошмар. Будто он снова горит на площади, не успев (или не решившись) забрать с собой Роджерса, и тело, и так не избалованное хорошим самочувствием, бьется в страшной агонии, а он хочет жить, боже, как он хочет жить! Все равно как, хоть кем.
И глаза Роджерса: доверчиво распахнутые, с расширившимися зрачками-тоннелями, и он падает, падает, падает в них, как в кроличью нору.
Дверь появилась внезапно: просто возникла темным провалом справа, и он нырнул в этот отнорок, лишь бы не лететь бесцельно дальше по чертовому коридору.
В небольшой уютной спальне, на кровати, освещенной мягким светом, спал Роджерс. Не на спине, как обычно, а свернувшись в клубок. Огромный клубок.
На нем была голубая пижама с какими-то то ли мишками, то ли коняшками, и все это выглядело бы трогательно, если бы Брок не видел собственными глазами, как этот спящий почти семифутовый ангел проламывает кулаком стену.
Брок подошел ближе.
Ужасно хотелось обнаружить свое присутствие и вместе с тем — посмотреть, как Роджерс спит. Хрен знает зачем — Брок всегда предпочитал действия.