Часть 5 (1/2)

***

Если бы кто-то спросил, боится ли Брок предстоящей операции ”переселение из Роджерса в отдельное комфортабельное тело” (его собственное, охренеть, избавленное от багов и последствий саморазрушения), Брок ни за что бы не признался, что да.

Если не трусит, то опасается точно.

И несмотря на то, что он уже умирал дважды, под Трискелионом и на площади в богом забытом Лагосе, умирать окончательно, по-настоящему, не хотелось.

Брок хотел жить, но никто не мог дать гарантий, что его все-таки не выбросят, ”как рыбку в пустыню”, по меткому выражению Старка.

И что даже если они оба, и Старк, и Роджерс, решат все-таки сохранить личность Брока Рамлоу (который им по сути нафиг не нужен), то техника не подведет или еще чего не случится. Необратимого.

— Окей, — Старк как всегда был красноглаз, ехиден и гениален. — Джарвис, еще раз.

Роджерс послушно встал под сканеры. В десятый раз. Брок бы уже психанул на его месте.

А потом он вспомнил Зимнего, его бесконечную невозмутимость во время любых манипуляций, даже не самых приятных, и впервые подумал, чего стоило Роджерсу его суперсолдатство. Такая привычка выполнять инструкции наводила на мысли, но думать их было особо некогда.

Старк выворачивал их наизнанку около десяти часов, заставляя меняться местами, говорить по очереди, вместе, молчать, спорить, снова молчать, и наконец с небрежной гордостью продемонстрировал все тот же ”космос” Роджерса, только теперь мухи (Брок) были отделены от котлет (Роджерс).

”Спрут” сознания Брока был заключен в клетку из полупрозрачных нитей, он все также проникал своими щупальцами в самое сокровенное (жаль, пока иносказательно), но теперь на голограмме было видно, что они опутаны едва заметной сетью.

— Это маркеры, — пояснил Старк, отпив виски. Им с Роджерсом даже не предложил. Ладно, ладно, но Роджерсу мог бы. — Осталось разделить сиамских близнецов, сросшихся головами. Доктор Чо начала процедуру клонирования. Роджерс, я надеюсь, ты осознаешь риск. Рамлоу тут сопутствующий ущерб, но вот ты дорог мне как память.

”Надеюсь, милый Баки дорог как память тебе, Роджерс. И хорошо все-таки, что Старк не в курсе, насколько именно тот милый, а?”

Роджерс сжал в кулаке какую-то железяку, хорошо так сжал, основательно, чтобы Брок осознал. Например, какой по-человечьи хрупкой станет его шея уже завтра.

”Завтра и мои сиськи потянут на миллионы, Роджерс. Не думаю, что тебе дадут меня придушить. Тебе это не по карману. А вот Старка я злить, пожалуй, не буду”.

Роджерс прикинулся глухим, но вот в чем загвоздка: чем дальше, тем лучше Брок изнутри чувствовал его. Эмоции, потому что мысли, когда у руля был Роджерс, по-прежнему оставались закрытыми.

Не то чтобы Броку прям интересно было, что он там думает, конечно. Но стоило признать, что их симбиоз прогрессирует, и, судя по недовольной роже Старка, с которой тот разглядывал последнюю голограмму, заметил это не только Брок. Роджерса просвещать никто, похоже, не собирался.

Еще два месяца назад сам Брок счел бы, что Кэп слишком далек от технологий, туп в эмоциональном плане и точно ничего не заметил. Но теперь четко осознавал, что это не так. Что Роджерсу в какой-то степени даже удобно, когда его недооценивают. И он не спешит разубеждать.

Броку начинал нравиться Роджерс. Не в том самом грубо-приземленном смысле ”нагнуть и вставить”, а в более опасном, личном. Его упрямство, хитрожопость, все эти слои, под которые Брок неожиданно проник незваным-непрошеным, глубина — с наскока ее было сложно предположить под оберткой идеального солдата — беспощадность не только к врагам, но и к себе. Все это заводило в куда более опасном для душевного равновесия смысле, чем вид его офигенных сисек в зеркале.

Эти мысли Брока раздражали. Он любил только себя и привык заботиться (выходило в последнее время не очень) только о себе, Роджерса же привык бесить и подначивать, но сейчас чего-то расхотелось.