21 (2/2)

— Может быть, — выдыхает он и, проводя ладонью по её бедру, задирает её юбку ещё чуть выше. Он не может судить кого-то за намерения уже хотя бы потому, что его собственные сегодня точно выходят за рамки закона. — Если найду возможность.

Аманда не позволяет себя целовать — она заглядывает ему в глаза и улыбается так ярко и довольно, что на одно короткое мгновение он видит в ней почти что другого человека. Ему уже наплевать даже на то, что они до сих пор стоят на балконе. Ему просто хочется, чтобы сегодня — и всегда — она принадлежала только ему одному.

Когда он оставляет яркий след на её коже за ухом, где-то в глубине квартиры хлопает входная дверь. Значит, Аманда всё-таки не ищет предлог, когда говорит ему о своем отце.

— Я была уверена, что он уже и не придёт, — в её голосе сквозь отяжелевшее дыхание слышится разочарование.

Её припухшие губы раскраснелись от поцелуев, утром собранные в аккуратную прическу волосы растрепаны, а несколько пуговиц на и без того вызывающей блузке расстегнуты. Теру уверен, что и сам выглядит ничуть не лучше, не говоря уже о том, в каком положении они находятся.

Он не может придумать худшей ситуации для знакомства с её отцом.

— Не переживай, Теру, — Аманда поправляет юбку, когда они наконец-то отрываются друг от друга. — Он бы не обратил внимания, даже если бы лично нас тут застукал.

— Уверен, что ты преувеличиваешь, — он нервно усмехается и пытается пригладить свои волосы. Выглядеть лучше от этого он всё равно не станет, если не успокоится. Ему кажется, что на месте её отца он в лучшем случае выставил бы самого себя вон.

Но тому и впрямь нет никакого дела до дочери и её жизни. Он говорит с ней лишь о работе, от которой просит отказаться, а с ним и вовсе просто сухо здоровается. Каким-то образом отец Аманды по имени Рейнард всего за двадцать минут становится в его сознании в один ряд с теми, кто не имеет права на неё смотреть.

***</p>

09/2002</p>

У Аманды Гласк глаза её отца, и оттого каждый раз, когда они сталкиваются взглядами, ей кажется, что она почти что смотрится в зеркало. С той лишь разницей, что его глаза пустые и неживые — они выглядят так всегда, сколько она себя помнит. Даже в раннем детстве, когда она ещё уверена, что их семья настоящая. В те годы её отец смотрит на мир так, словно вовсе его и не видит. Он никогда не обращает внимания ни на свою жену, ни на своего ребенка.

Они для него всего лишь удачные активы. Но Аманда не оправдывает вложенных в неё средств.

— Я надеялся, что ты будешь уделять время учебе, а не... — Рейнард Гласк не может подобрать слов и лишь кивает в сторону гостиной, где всего полчаса назад знакомится с Теру. К счастью, Аманда успевает проводить того раньше, чем её с отцом беседа переходит в разряд настоящего противостояния. — Ты хоть понимаешь, что ты делаешь? Миссис Браун не единожды говорила тебе о том, что ты должна выкинуть этого человека из головы.

— У меня идеальная успеваемость, — она скрещивает руки на груди и мрачно прищуривается, глядя на него. Терпеть не может, когда отец начинает вспоминать о её прошлом — о том самом прошлом, которое он из года в год стигматизирует, пытаясь выставить её виноватой. — У Теру, кстати, тоже. Если с высоты твоего эго этого не видно, то они с Ларри всё-таки разные люди.

Аманда уже знает, что услышит от него в следующее мгновение, когда видит как сужаются его серые глаза и раздуваются в раздражении ноздри. Она может прочесть каждую его эмоцию и предсказать любую его реплику. Она слышит это столько раз за свою короткую жизнь, что успевает выучить наизусть. И даже тот факт, что сегодня отец видит Теру впервые не влияет ровным счетом ни на что — для него тот ничем не отличается от Ларри Роудса.

От Ларри Роудса, который делает для неё больше, чем собственный отец, даже сидя в тюрьме за убийство её матери. Проходит почти десяток лет, а она до сих пор не может с этим смириться. Как так выходит, что человек, ломающий не только её жизнь, но и её личность может оказаться ей ближе одного из родителей? Сейчас, спустя годы, она даже думает, что тот являет собой в какой-то степени отцовскую фигуру. Или всё-таки фигуру иную. Своими отвратительными комментариями Роудс вкладывает в неё больше, чем отец своими упрёками.

Ларри Роудс однажды называет её идеальной, и эта фраза надолго врезается в её память. Отец из года в год утверждает, что она нестабильна и не справится, и эти слова рикошетом отражаются в него самого. Аманда хочет стать по-настоящему идеальной и скинуть отца с того пьедестала, на котором тот стоит столько лет.

Ей нравится думать, что тому не хватит смелости увидеть в ней своего соперника.

— Ты зовёшь его по имени, — она слышит отвращение в голосе отца. Он бросает на стол папку с документами. Только ради них он сегодня и приходит. — Честное слово, иногда я жалею о том, что он не успел тебя убить. В этом случае ты не выросла бы такой... тяжелой. Я принёс документы, если ты не передумала. Практику можешь проходить у меня, но на моё место даже не рассчитывай. Я тебе не позволю.

Аманде не нужно разрешение. Она ухмыляется и берёт в руки документы — ничего особенного, всего лишь пара свидетельств для университета. Гадает, понимает ли отец, какое чудовище взращивает у себя под боком и осознает ли, что делает её только опаснее каждой новой своей шпилькой. Она запоминает все его претензии, делает пометки обо всех его целях, держит в голове каждый его шаг.

Несколько лет назад отец становится первым, кого она начинает считать своим соперником. И одному только богу известно, как сильно Аманда Гласк любит уничтожать своих соперников. Ей жутко везёт, что тот ни во что её не ставит.

«Ты же женщина, в конце концов, найди себе достойную партию», — как-то говорит он ей. Он считает, что это всё, на что она способна. Её забавляет тот факт, что её достойная партия приходится ему совсем не по душе.

Аманда знает, что найти кого-то достойнее Теру не сможет никогда. Он кажется ей идеальным.

— Что же ты не попросил его закончить, пока его не поймали, — в её голосе сквозит ничем не прикрытая ирония. Ей смешно. — Но спасибо. Очень великодушно с твоей стороны, отец.

Она не против притворяться всего лишь женщиной ровно столько, сколько потребуется. Это так просто — людям нравится видеть в ней одни только вызывающие наряды, они легко верят в её легкомысленность, стоит ей только похлопать накрашенными ресницами. Они редко замечают её полную острых зубов пасть за алыми губами. Они никогда не смотрят ей в глаза.

— Не имею привычки якшаться с убийцами, — он отвечает ей в её же манере и поднимается на ноги. Нервничает? Нет, он злится. — Пожалуйста, подумай о своей жизни. У тебя ещё есть шанс стать человеком — ты в любой момент можешь согласиться на сделку с Джерардом.

Если стать человеком значит начать играть по его правилам, то Аманда хочет остаться на другой стороне. Она терпеть не может играть по правилам. Особенно по таким.

— И вот это, — он кивает на яркий след от укуса на её шее, не прикрытый воротником её блузки. — Тоже не нормально, ты знаешь?

— В следующий раз попрошу порезать, — положив руку на сердце, парирует Аманда.

Сейчас, когда они оба стоят в коридоре, она ждёт не дождётся возможности захлопнуть за ним дверь.

— Оставь свои шутки однокурсникам, — он едва не закатывает глаза и набрасывает на плечи свой тяжелый пиджак. Тот шарф, что он носит поверх него до сих пор кажется Аманде верхом безвкусия. — Я заеду через месяц.

— Не стоит, — она улыбается ему на прощание и всё-таки хлопает дверью раньше, чем отец успевает что-либо возразить.

Нет, они с ним не ненавидят друг друга — они просто не находят общего языка. Аманда надеется, что уже никогда и не найдут. Она понимает, что когда он всё-таки проиграет, ненависть станет настоящей. Она знает, что он не сумеет её простить, не сумеет смириться.

И ей всё равно.