21 (1/2)

«And maybe I'm a monster, but I don't give a damn

For maybe I am perfect

Just the way I am»</p>

05/2001</p>

Он делает пометки в конспектах и вновь переводит взгляд в другую сторону — смотрит на нижние ряды аудитории, на одну из сидящих там девушек. Своими светлыми волосами и европейскими чертами лица она сильно выделяется среди остальных студентов, да и говорит она до сих пор с акцентом — он слышит его каждый раз, когда она отвечает на вопросы преподавателя. Он наблюдает за ней уже которую неделю, но так и не может решить, стоит ли заходить дальше.

— Опять ты её разглядываешь, Миками? — усмехается сидящий рядом Накамура. — Понятия не имею, что ты нашёл в иностранке, да ещё и именно в этой, но сколько можно уже смотреть. Ты в конспекты свои реже заглядываешь.

— Не преувеличивай, — Теру просто отмахивается от его претензий.

Накамура явно перегибает палку — его конспекты в идеальном состоянии, он не пропускает ни единого пункта, в отличие от своего однокурсника. Прав тот только в одном: смотреть и впрямь стоит чуть реже, иначе рано или поздно ничем хорошим это не кончится.

Когда он в очередной раз бросает короткий взгляд на Аманду Гласк, что сидит несколькими рядами ниже, она оборачивается в его сторону и улыбается. Она кажется ему странно красивой.

В коридоре перед аудиторией сегодня шумно. Сегодня дополнительные по праву сдвоенные, да ещё и совместно с другим потоком — совсем скоро здесь и яблоку негде будет упасть. Прислонившись к стене, Теру смотрит на наручные часы и вновь погружается в чтение. До занятия ещё двадцать минут и он надеется повторить как можно больше материала.

Надеждам его не суждено сбыться.

— Так и не решился? — Накамура точно издевается, когда заглядывает поверх его книги. — Насколько я знаю, кто-то из второй группы пытается выпросить у неё занятия по английскому. Мог бы воспользоваться тем же методом.

— Тебя так волнует этот вопрос, Накамура? — Теру лишь едва заметно хмурится и продолжает скользить взглядом по странице. Он читает одну и ту же строчку трижды, прежде чем улавливает смысл написанного. Ему сложно сосредоточиться, когда его что-то раздражает.

Тот лишь закатывает глаза и достаёт собственные конспекты. Теру не понимает, с чего его однокурснику, который из раза в раз продолжает говорить об Аманде как об иностранке, что ни во что не ставит культуру и обычаи страны, где живёт, так много внимания уделять этому вопросу. Чего ещё он не понимает — это того, когда это становится так заметно со стороны.

Ему интересно, замечает ли это она. Он поправляет сползающие по переносице очки и вспоминает все те разы, что она подходит к нему сама — задает какие-то отвлеченные вопросы и несколько раз высказывается насчёт своего отношения к криминальным элементам. Последнее она однажды демонстрирует наглядно, рискнув собой ради девушки с первого курса и пары доказательств. И ему кажется, что именно после этого он начинает смотреть на неё иначе.

Буквы перед глазами отказываются складываться в осмысленные слова.

— Миками, — чужой голос застаёт его врасплох. Её голос. — Скажи мне, ты занят в пятницу вечером?

Краем уха он слышит как смеётся, скрывшись за своей тетрадью, Накамура. Теру медленно захлопывает учебник по праву и переводит взгляд на Аманду. Её длинные волосы распущены, а яркая помада на губах блестит, когда она улыбается.

— Да, — не задумываясь отвечает он и тут же разочарованно выдыхает. Ошибается.

— Очень жаль, — как ни странно, она продолжает улыбаться и подходит к нему на несколько шагов ближе. — Тогда я просто не буду ждать.

В одно мгновение ему кажется, что в лучшем случае она вернет ему те конспекты, что берёт у него на прошлой неделе, в худшем — зарядит ему пощечину за то, сколько он на неё смотрит. Но Аманда не делает ни того, ни другого. Она касается воротника его рубашки и тянет на себя. Целует. Он чувствует её мягкие, липкие из-за помады губы на своих и едва успевает среагировать, прежде чем она с самодовольной ухмылкой отрывается от него.

— В пятницу вечером, — на этот раз она не спрашивает, а утверждает. Длинными пальцами она стирает остатки своей помады с его губ. — После английского.

— Хорошо, — он старается отвечать спокойно, хотя его дыхание безнадежно сбито. — Тогда продолжим в пятницу.

Эта фраза звучит почти отвратительно, но произносит он её быстрее, чем сам успевает обдумать смысл. Аманда лишь усмехается на прощание и скрывается среди столпившихся перед аудиторией студентов. Теру не одобряет её методов, — он буквально чувствует, сколько взглядов она приковывает к нему этим своим поступком — но не подаёт вида. Он уверен, что выглядит почти что безразличным, когда стирает платком ту помаду, что всё-таки остается у него на губах.

Ему кажется, что он чувствует привкус ментола и странный запах чернил.

09/2002</p>

Он больше не может смотреть на других людей рядом с ней. Терпеть не может их продолжительные, часто жадные взгляды, направленные на неё. Ему хочется спрятать её как можно дальше, как можно глубже, подобно драгоценному сокровищу и не позволять кому-то другому не то что смотреть, а даже задумываться. К сожалению, он лишь смотрит на них в ответ — тяжело, с откровенным презрением. Он даже не понимает, когда и как превращается в такого собственника. Нет. Для обозначения его чувств и ощущений существует совсем другое слово.

Он не понимает, когда превращается в чудовище. Как всего за год его мир замыкается на двух важных для него вещах — необходимости сделать мир чуть лучше, избавившись от откровенно испорченных, прогнивших людей, и на Аманде Гласк.

— Иногда мне кажется, что тебе самой нравится привлекать к себе столько внимания, — однажды говорит он ей, когда они стоят на балконе в её съёмной квартире в Киото. Касается её обнаженных ключиц, убирая в сторону пряди длинных волос. Её блузка сегодня снова выглядит вызывающе.

— Нравится, — она кивает и закидывает ногу ему на бедро, заставляя его крепче прижать её к балконной двери своим телом. — Иначе я этого и не делала бы.

Её глаза сегодня странно блестят. Он мог бы сказать, что она пьяна, но точно знает, что сегодня они с ней ничего не пьют. Аманда просит его зайти ещё утром — говорит, что не выдержит очередной встречи с отцом в одиночестве, однако тот в её квартире так и не появляется. И к лучшему.

— Я терпеть не могу, когда на тебя смотрят, — он оставляет короткий поцелуй на её шее и поднимается выше, сминая её губы своими. На них давно уже не остается и следа её яркой помады. — Я не могу позволить кому попало так смотреть на тебя, Аманда.

Балкон её квартиры открытый, а на улицы едва-едва опускаются сумерки — им точно не стоит и дальше здесь оставаться. Аманда легко перехватывает его руки, не позволяя даже попытаться открыть дверь. Жуткая, жуткая женщина.

— И что ты будешь делать, Теру? — она почти касается губами его уха, когда шепчет. Она заставляет его вздрогнуть и выбросить из головы ещё оставшиеся там адекватные мысли. — Избавишься от них?

Он соврёт, если скажет, что эта мысль не приходит ему в голову. Он считает людей, покушающихся на чужое, самыми обычными ворами. Преступниками. Ему даже совсем немного жаль, что избавиться от них он не сможет при всём желании. За взгляды или намерения не судят.