40. Двенадцать часов (1/2)

— Не всё так плохо, как кажется, — Гольштейн ухмыльнулся, задумчиво смотря на чертежи.

Три недели. Три чертовых недели потребовалось, чтобы он смог добиться какого-никакого снисхождения у Зое – и теперь мы сидели в кабинете командующей, объясняющей Гаю положение дел. Эти дни тянулись лениво, подобно резине, и отсутствие Леви ощущалось особенно остро. На тренировках его присутствия было слишком мало, оно словно дразнило меня, как микроскопический кусочек огромного торта во время диеты. Но тренировки помогали. Помогали забыть об имеющейся проблеме, опуская до уровня обычных, не пораженных заразой тайны разведчиков. Было тоскливо, так по-особенному осенне тоскливо, так, будто не существует больше никакого «после», а есть только это хмурое «сейчас», которое будет длиться вечность. Но на самом деле, дни пролетели менее напряженно, чем мне изначально казалось – после того представления на полигоне Гольштейн более не попадался на глаза, что, с одной стороны, не могло не радовать, а с другой, не заставляло не нервничать. Ожидание не зря называют самым мучительным, что есть на этом свете. Да, наверное, и на том. Уж лучше бы он уже начал действовать, чем вот так прятаться и скрываться, делая вид, что никакого туза в рукаве у него нет. Оно-то, может, и так, да вот только… Да вот только готова поспорить на что угодно – это нихрена не так. За прошедшие дни можно было с легкостью нарисовать штук двадцать нужных чертежей, но он нарочно тянул время, делал всё излишне медленно, оправдывая щепетильностью и дотошностью; при любом удобном случае обсуждал с Ханджи то или иное оружие, давал советы по оптимизации использования рабочей силы, восхищался фактами про титанов… Иными словами, изо всех сил старался влиться.

И у него это получалось. Со скрипящим сердцем я издалека наблюдала за всем, полагаясь только на недоверие и подозрительность Аккермана и заботу Моблита, которые должны были хоть немного, но мешать Гольштейну избавиться от того шаткого статуса, что был у него сейчас. Лишь благодаря им на дверь в его комнату был повешен большой замок, который закрывался на ключ после отбоя и открывался лишь с утра самим капитаном. Это давало возможность легче дышать. Хотя бы ночью.

— Это лишь небольшая неприятность. Мы справимся.

Мы. Мы. Мы. «Нет никаких мы!» – хотелось закричать ему прямо в лицо. Есть только они и ты, по разные стороны баррикад. Но я лишь упрямо сжимала кулаки, стараясь флегматично рассматривать пейзаж за окном. Ничего себе, небольшая неприятность! Целый мир против Парадиза – вот уж, действительно, пустяк.

— И каким же образом? — всё же хмыкнула я, притягивая внимание всех собравшихся.

Ну конечно. Все эти дни молчала, как рыба, а тут вдруг решила как-то проявиться.

— Мир, Лис, совсем не так велик и страшен, как это привыкли думать, — Каундер с интересом пригляделся ко мне, покручивая кольцо на пальце, — Вам ведь удалось устроить тут переворот, не так ли? Это то же самое, только больших размеров.

— Что ты имеешь в виду? — тут же подобралась Зое, — Что нам нужно скинуть правящую верхушку Марли?

— Это будет последним шагом. Для начала нужно наладить диалог с другими странами: уверен, у такой империи полно недоброжелателей. Объединиться с ними, построить выгодные торговые и военные отношения – может, одолжить имеющихся титанов на некоторое время; показать, что у нас тоже имеется сильное оружие. В идеале, переманить на свою сторону кого-то из приближенных – хороший шпион никогда не помешает. Но, — мужчина хлопнул в ладоши, — До этого еще нужно дожить. Сначала удивим прибывших новым оружием. А потом уже будем налаживать геополитические связи. Кстати, могу преподать королеве пару уроков грамотного выстраивания международных отношений – лучше уж быть готовой к этому заранее…

— Размечтался, — хмыкнул Леви, не сводя глаз со стены напротив, — Может, еще сразу во дворец к ней поселить?

— Я был бы не против, но скромность – моё второе имя, — Гольштейн сделал шутливый поклон, — Так или иначе, знания – бесценный ресурс, а я готов предоставить его совершенно бесплатно. Во благо человечества.

Ханджи нахмурилась, покусывая конец карандаша, сдула упрямо лезущую в глаза челку и покачала головой:

— Никакой королевы.

Но в линзе очков так и блеснуло: пока что.

На деле, подготовить Хисторию действительно было важно, и я с этим уж точно не справлюсь. Полемика, долгосрочные стратегии, сквозящее в каждом слове лицемерие и улыбки «дружественных сторон», которые за спинами прячут ножи, были мне понятны и омерзительны. Глава государства вынужден вечно держать этот баланс между выгодами своего народа и обязательствами перед другими странами. Всё это слишком сложно. А каково будет Хистории, с виду такой хрупкой и наивной? Каково будет объяснять людям, почему Парадиз отдает условные пятьдесят процентов с трудом выращенного зерна другим странам?

Гольштейн и в правду может с этим помочь, мозгов у него побольше. Но, опять-таки же… Слишком опасно.

— Понимаю, понимаю, — мужчина миролюбиво поднял руки вверх, вздыхая, — Вы мне не доверяете. Я отнюдь не против этого: доверие – это глупость. Зыбкий фундамент для сотрудничества. Но вот взаимные интересы… Кстати, командующая Зое! Я так понимаю, в город меня вы одного не отпустите, но как вы смотрите на то, что я отправлюсь туда с Лис? Утром уедем, вечером вернемся. Я буду под присмотром, да и заодно оценю инфраструктуру…

Твою ж… Уголки губ дернулись вверх, но я тут же вернула их на свое законное место. Хорошо это или плохо? И то, и другое. Смогу наконец побеседовать по-человечески и, если повезет, понять, как он планирует вернуться обратно. И какие у него планы на этот мир. С другой стороны, целый день только в его компании… Так себе предложение.

— Э-э… — Ханджи ненадолго зависла, обдумывая ситуацию, — У Лис, как и у каждого разведчика, есть ежедневные дела поважнее твоего сопровождения…

— Я не против.

Слова сорвались с языка прежде, чем я успела хорошенько поразмыслить над решением, да и черт с ним. Прожигающий спину взгляд Леви ощущался особенно хорошо, но, подозреваю, такой возможности больше и не будет… Тем более, вдруг выдастся случай, и лошадь Гая случайно сбросит его?..

— Хорошо… — Зое откинулась на спинку, хмурясь, — Но вы должны будете вернуться до девяти вечера, и я разошлю портреты всем патрулям – если в положенное время вас не будет в штабе, поймают тут же. Так что не пытайся что-то выкинуть или скрыться.

— Я поеду с ними, — мрачно бросил Леви тоном, не требующим возражений.

Плохо. Плохо, плохо, плохо! И возразить, главное, никак не могу, ведь по рангу я ниже… Если Аккерман будет с нами, пиши пропало более-менее откровенному разговору.

— Лис, — позвала меня Ханджи, многозначительно глядя, — Есть необходимость?

По-видимому, ученая и сама понимала – присутствие капитана снижает вероятность удачи, и, хоть сейчас мы с ней и преследовали разные цели, ситуацию она оценила верно. И всё же… Мозгом понимая, что без Леви будет лучше, всем нутром так и хотелось, чтобы он присоединился. Его присутствие отдавало теплом, расслабленностью и определенной степенью защищенности.

— Нет, не думаю. Я вполне смогу справиться сама, да и за всё время пребывания здесь Гольштейн явно доказал, что никаких скрытых умыслов не имеет. Нам… Правда нужно поговорить, — вздохнула я с сожалением и слегка улыбнулась, — По роковой случайности оказаться в таком мире, и наконец найти человека, который помнит прошлый – честно говоря, для меня это бесценный подарок. Мы вернемся вовремя.

— Тогда решено! В девять выдвигаетесь. Двенадцати часов хватит с лихвой.

Ханджи хлопнула по столу, обозначая, что собрание окончено. Напряжение в кабинете можно было бы резать ножом, хотя навел его всего один человек – Леви; но Гольштейн не обратил на это внешне никакого внимания, благодаря командующую и направляясь к выходу под надзором Аккермана, который в данный момент явно хотел чего угодно, но только не провожать Каундера в его комнату.

Могла ли я тогда знать, к чему приведет такое скоропалительное решение с моей стороны? Могла ли я как-то предотвратить случившееся? Эти вопросы неприятным комом ворошились внутри еще долгие дни, ударяясь о равнодушные стены камеры.

***</p>

— Ты обещала-а-а… Ты обещала нам, Хлоя…

Пробирающие до костей могильные голоса взывали ко мне, тянули свои ледяные руки, оставляли следы на коже, замораживая и загрязняя её. Я бежала со всех ног навстречу темноте, не зная, что таится в ней – но зато от тех, кто у меня за спиной. Конечности утопали в слизкой жиже, двигались слишком медленно, сколько усилий ни прикладывай – всё равно не сбежать. Боясь издать хоть малейший звук, я всё неслась и неслась, слыша только бешеное биение сердца, сбившееся дыхание и вопли… Эти страшные вопли…

— Не бросай… Не бросай нас!

Звук приблизился слишком быстро, и в ногу что-то вцепилось мертвой хваткой. Леденея от ужаса, я всё же опустила глаза – и тут же об этом пожалела. Маленькая девочка со спутанными от крови волосами отчаянно прижималась к голени, тихо плача, а потом, поняв, что наконец привлекла внимание, затихла и подняла голову, широко улыбаясь безобразным ртом.

— Поймала! — радостно воскликнула она и хлопнула в ладоши, преобразовываясь.

Теперь передо мной стояла совсем живая Мира. Настоящая. Чистая, светлая и радостная. Девочка начала водить вокруг меня хоровод, хлопая в ладоши и повторяя одно и то же: поймала, поймала, поймала!

— Ну поймала, и что с того? — хмурым тоном поинтересовался материализовавшийся Карл, наблюдая за ней и с презрением оглядывая меня, — Она больше не одна из нас.

Застыв, я изучала этих маленьких детей, боясь пошевелиться. Темнота впереди зазывала в свои спасительные объятия, но я понимала – не добегу.

— Что ты такое говоришь, дурак?! — кулачок Миры ударил мальчика по голове, но тот даже не вздрогнул, — Мальчишки такие дураки! Ничего не понимают!

Она продолжала что-то с энтузиазмом болтать, но голос всё отдалялся и отдалялся, и теперь я не могла различить ни слова, лишь благодаря глазам понимая, что рассказ девочки еще не окончен, и от него веяло таким теплом, такой детской наивностью, что захотелось остаться здесь и сейчас навсегда, как вдруг…

Как вдруг Мира притихла, прислушиваясь, а затем прижалась к Карлу, что начал пристально всматриваться в темноту. Оттуда послышались какие-то неясные шорохи, но стоило захотеть спросить, что происходит, как девочка поднесла к губам палец и зашептала:

— Тише! Это лиса… Она найдет и утащит нас!

Всхлипы, судя по дрожащему подбородку, вот-вот должны были раздаться, но Мира отцепила от себя руку Карла и побежала ко мне, вытягивая ладони:

— Спаси! Спаси нас, ты же взрослая! Она тебя не тронет!

Рука инстинктивно выбросилась вперед, ей навстречу, но стоило нашим пальцам соприкоснуться, как нечто выпрыгнуло из темноты – а дальше лишь уносящийся вдаль визг. И никакой Миры.

— Мда, — резюмировал Карл, исподлобья пялясь на меня и пиная несуществующий камешек, — Никакого от тебя толку. Ну, беги тогда. БЕГИ!

Не помня себя от ужаса, я побежала со всех ног, подальше от них, подальше от непонятной лисы, подальше от любой опасности; но пол становился с каждым шагом таким вязким, таким тягучим, засасывающим… Что-то постоянно цеплялось за одежду, затормаживая, и, посмотрев вниз, я увидела множество рук, утягивающих меня под кровавую землю.

Распахнув глаза, я рывком села на кровати, вздрагивая и отряхивая ноги руками, пытаясь сбросить с них покойников. Но никого не было. Конечно же. Зажав рот и изо всех сил стараясь дышать не так шумно, я кое-как влезла в ботинки и вылетела из комнаты, стараясь не хлопнуть дверью. Вот же черт… Давно их не было. Кошмаров. Еле слышно всхлипнула, вслушиваясь в тишину ночного штаба. В конце коридора что-то скрипнуло, и, я, подскочив, бросилась в сторону столовой.

Попить воды. Хорошее решение. И успокоиться. Успокоиться. Ничего этого нет. Всего лишь дурной сон. Всего лишь выдумка.

Плеснув себе полный стакан и чуть перелив воды за края, я резким движением смела лишнюю жидкость на пол и уселась туда же, переводя дыхание и снова и снова считая до восьми. Перед глазами через окно мирно светились факелы на посту, слегка освещая темноту столовой. Еще один шорох сзади сначала заставил пугливо вздрогнуть, но я силой заставила себя не сбегать, поджав хвост. Просто фантазия. Шумно выдохнув, прижала к себе колени и сделала пару мелких глотков, стуча трясущимися зубами о стакан.

— Чего не спишь?

Вода попала не в то горло, и я закашлялась; встрепенулась, моментально вставая на ноги и чуть не падая от такой резкой смены положения. Сердце стучало как бешеное.

На меня спокойно смотрел Леви, правда, удивившийся от подобных реакций. Выдохнув и схватившись на сердце, я опустила стакан на столешницу, со злостью стрельнула в него глазами и подлетела, слабо ударяя в грудь и гневно шепча:

— Ты дурак совсем, так людей пугать?! Какого черта подкрадываешься?!

Леви, поначалу насторожившийся и рассеянный от таких внезапных ударов на ночь глядя, спустя два пропущенных обхватил кисть, не давая замахнуться для нового тычка, и прижал к себе.

— Тише, тише, ты чего?..

Вопросительная интонация тут же смолкла, стоило ему прочувствовать, как дрожит моё тело. Секунду помедлив, мужчина обнял меня уже крепче. Тепло его тела постепенно возвращало в реальность, где нет никаких зовущих покойников, а есть только я и моё больное воображение. Опустив руку на затылок, Леви слегка неловко погладил меня по голове.

— А ты чего? — буркнула я, взяв себя в руки, и отстранилась, снова опускаясь на пол и прижимаясь спиной к столешнице.

— Чаю пришел заварить.

Вздохнув, брюнет захватил оставленный мною стакан, по-новому наполнил его водой и подал мне, присаживаясь рядом. Благодарно кивнув, я с жадностью впилась в такую нужную сейчас жидкость, сглатывая последние отголоски кошмара. Утерев глаза, откинулась головой назад, утыкаясь взглядом в темный потолок.

— Снова началось?

— Нет, я просто так сейчас шугаюсь каждого звука, — съязвила я, но потом выдохнула, смягчая голос, — Да. Извини, что налетела. Неожиданно просто…

— Всё нормально.

Рука нашла ладонь мужчины и тут же послушно легла в неё, сжимая. Приятно. Пальцы брюнета рассеянно бродили по костяшкам, словно отбивая ритм, и это простое движение успокаивало, заставляло концентрироваться на нем, на мерном свете огней на улице, на дыхании. Столп мурашек медленной согревающей волной разошелся по телу. Не хотелось думать о завтра, обо всех тех проблемах, что это «завтра» принесет. Так некстати вдруг подумалось, как было бы славно, если бы на фоне тихо играла любимая электронная музыка, уносящая из реальности под магические биты. Но, конечно же, никакой электроники тут. Максимум гитара. Я шумно вздохнула, чем привлекла внимание Леви.

— Мне нужно поехать завтра с вами.

— Нет, — покачала я головой, — Тебе нужно остаться. Всё будет нормально.

Аккерман посмотрел на меня своим долгим внимательным взглядом, из которого было понятно: решения он не одобряет, но понимает.

— Это всего лишь двенадцать часов.

Леви недовольно цокнул, переводя взгляд на сплетение наших рук, и сменил тему:

— Что снилось?

Теперь уже недовольно поморщилась я, закусывая губу:

— Ничего нового.

Вообще, мы не говорили об этом. Никогда. Я не спрашивала о его кошмарах, а он о моих. Это казалось слишком личным и слишком острым, а еще слишком глупым – рассказывать о придуманных мозгом сказках. Поэтому я надеялась, что Леви не станет копать дальше, соблюдая наше безмолвное соглашение, и он, по всей видимости, поняв, что ничего от меня не услышит, потянул за руку, вставая.

— Пошли ко мне.

Сладкое предвкушение сна в нормальной постели и с мужчиной под боком заставило уголки губ растянуться в улыбке – но лишь на мгновение, потому что затем меня окатило холодным душем рациональности.

— Нельзя.

Мрачный вид уставшего Леви так и кричал о его отношении ко всем этим расписанным мною правилам, но я действительно не могла иначе. Если Гольштейн не спит, то наверняка услышит, как по коридору проходят два человека и заходят в кабинет капитана, а это грозит проблемами. Проблемами, о которых пока что не хотелось думать – они просто были где-то в будущем, маячили призрачными силуэтами, но что именно из себя представляли, я не знала. И пока что не хотела знать.

Я с сожалением разомкнула пальцы, выскальзывая из ладони Леви. Он лишь хмыкнул, затем приблизился и легко, почти невесомо коснулся губами моего лба, а потом направился к выходу из столовой. И было в этом жесте столько заботы, столько невыраженной нежности, что для того, чтобы не потерять опору от внезапно нахлынувших непривычных чувств, мне пришлось схватить за столешницу, еле слышно выдыхая.

— Спокойной ночи, — непринужденно бросил Аккерман, — Завтра не делай глупостей.

***</p>

Как ни странно, день наедине с Гольштейном прошел гораздо более спокойно, чем мне то пророчилось. Мужчина задавал разные вопросы, начиная от устройства стен и заканчивая подробным описанием всей еды, что мне удалось тут попробовать; сетовал на езду на лошадях, говоря, что он уже не в том возрасте, чтобы отбивать себе зад такими прогулками; приглядывался к постройкам в Тросте и присаживался у канализационных стоков, что-то изучая и кивая.