Часть 9. (1/2)

май, 2020 год.</p>

- Вы не поговорили.

Усталый вздох срывается с губ быстрее, чем он успевает его подавить. Без слов видно и так. По глазам, нахмуренным бровям, опущенным и чуть сгорбленным плечам, словно кто-то с силой давит на них, заставляя его подчиниться себе.

Видно - он расстроен, но отчего-то не разочарован. Будто знал с самого начала.

- Он был не готов. Я понимаю.

Кивает слегка сам себе, будто соглашаясь с мыслями в голове, что не позволяют своему немощному хозяину думать иначе, потому что даже один неправильный довод может очень дорого стоить.

Его мальчик не хочет его видеть? Не хочет иметь ничего общего? Не хочет быть его?

Прикрывает глаза, делая глубокий вдох. Исправляет - его малыш лишь нуждается в уверенности. В стабильности. В нем.

- Он предупредил тебя, верно?

- Да, - поднимает взгляд, чуть вытягиваясь и расслабляя затекшие от долгого сидения в кресле мышцы. - Написал после матча и извинился, что уехал так рано, не попрощавшись. Но я не злюсь на него. Он просил подождать ещё. Дать ему время.

- Но ты хотел объясниться с ним?

- Это не важно. Он и так даёт мне чересчур много. Больше, чем я заслуживаю.

Несколько тонких лучей осторожно перебираются на его лицо, освещая выпавшие из растрепавшегося хвостика пряди. Медовое осеннее солнце греет совсем слабо, тем не менее он легонько улыбается им в ответ.

- Хорошо, я услышал тебя. Теперь давай поговорим про ваш матч.

- Все прошло, - он берет секундную паузу, поджимая на миг губы, и затем с выдохом продолжает, - неплохо. Да, я думал, будет сложнее, но мы не мешали друг другу. Только если первые минуты: было непривычно видеть его на другом конце поле, а не позади себя.

- После нескольких минут это чувство прошло?

- Частично. Хоть мы и выиграли, я все равно чувствовал себя как-то неправильно.

- Ты чувствуешь себя виноватым перед ним за то, что выиграл у его команды?

- Нет, я чувствую себя виноватым перед ним за то, что заставил играть против себя. Хоть, я уверен, он не хотел этого. Как и я.

Между ними возникает несколько секунд тишины. Спокойной и уютной, в какой-то степени даже чересчур приятной, что его невольно начинает клонит в сон, пока в кресле напротив мужчина чёткими движениями неспеша записывает что-то в свой блокнот. Никогда не показывает, что там, говоря, что пациент сам должен прийти к выводам. Каким - вопрос. Ответ, хочется верить, не загонит того в тупик вновь.

- Тебя оно гложет сильнее, чем раньше? - собеседник лениво закидывает ногу на ногу, обхватывая тонкими пальцами коленку.

- Что именно?

- Чувство вины.

Порой оно может быть невыносимо. Он знает это не понаслышке. А если добавить сюда невосполнимую потерю чего-то столь ценного, как человек вкупе с собственным комфортом, - оно убивает. Но это не его случай.

- Нет, - отзеркаливает позу мужчины напротив, слегка небрежно покачивая носком дорогих чёрных туфель. - Я понимаю, что оно никому не нужно: ни мне, ни ему - поэтому стараюсь лишний раз отбросить все это дерьмо в сторону. Он ведь и так знает, что я сожалению, а от моего самобичевания ничего само собой не исправиться. Лишь отвлекает.

- Ты полагаешь, что должен исправлять все сам?

- Я не могу требовать от него шагов вперёд, когда все эти годы только и делал, что отталкивал его от себя.

- Может тебе и не нужно требовать. Ты не предполагал, что, возможно, он самостоятельно хочет сделать эти шаги?

Он хмурится. Слегка неловко, несвойственно самому себе приоткрывает рот с намерением усомниться в сказанному секундой ранее, но так и продолжает молчать, толкнув язык за щеку.

- Я мог предполагать, что он тоже хочет все вернуть, но все же, - тихий выдох разбивает предложение надвое, давая ему лишнюю секунду сформулировать свою мысль правильно, - он ждёт их от меня.

- Также, как ждал в самом начале ваших отношений, но потом все равно все сделал сам. Первый.

По комнате разносится несдержанный смешок, когда его хмурость приобретает черты недовольства, а сам он весь будто нахохливается в ожидании драки. Уязвленный правдой, которая, по сути, не несёт в себе ничего плохого.

- Ты на что намекаешь? - обиженным тоном делает выпад вперёд, но оппонент лишь улыбается снисходительно в ответ.

Непрофессионально, но они в первую очередь друзья, а потом уже что-либо ещё, поэтому в этих стенах подобная вольность остаётся простительной с обеих сторон.

- Не намекаю, лишь прошу тебя задуматься о том, что, возможно, в ваших отношениях ты, неосознанно старающийся держать все под контролем, - ведомый, в то время как он, давая тебе в руки контроль, все равно по итогу ведёт вас обоих.

Немного подумав, отворачивает в сторону голову, явно пытаясь найти аргумент в опровержение, но, видимо, провалившись в этом, лишь недовольно фыркает.

- Мне не нравится куда зашёл этот разговор.

- Понимаю.

- Тем более я старше него.

- Да, безусловно.

- И мудрее.

- Не спорю.

- И вообще это я сверху.

- Весомое замечание.

Ещё один хмурый взгляд, и он угрожающе тычет пальцем в младшего с негромким:

- Я пожалуюсь на твою некомпетентность твоему мужу.

- Не забудь оформить все в письменной форме. Другой он не примет.

К колкости между собой привыкли оба, поэтому ответ оказывается удостоен лишь приторной улыбкой с легоньким покачиванием головой.

- Не будь упрямцем и все же подумай об этом потом, после сеанса, - еще один смешок срывается с губ, когда, в добавок ко всему, он складывает руки на груди, как ребёнок, недовольный тем, что его бесцеремонно ткнули носом в правду. - Ладно, лучше скажи мне, когда, получается, ваша следующая встреча? Ведь и Реал, и ПСЖ оба вышли из группы, не так ли?

Перестав наконец куксится, старший задумывается на мгновение, рисуя в голове игровую сетку турнира и прикидывая варианты. Отчаянно желает сказать - скоро. Но, теперь растеряв все свое недовольство, слегка расстроенно проговаривает лишь:

- Жеребьёвка ещё не прошла, но, учитывая расклад, мы можем пересечься с ПСЖ не раньше полуфинала. При условии, что оба дойдём до него.

- То есть, где-то в мае?

- Да. В следующий раз я увижу его в мае.

Кто-то из игроков несильно задевает Серхио плечом, заставляя пошатнуться и прийти в себя. Он на секунду теряется, когда молодой парниша что-то быстро проговаривает с виноватым взглядом, видимо пытаясь извиниться. Мужчина лишь кивает немного заторможено в ответ и слегка небрежно ведёт рукой в сторону, призывая сокомандника продолжить свой путь, куда бы он ни шёл.

Они все, дети королевского клуба в идеально белоснежной игровой форме, гордые и уверенные в себе, снуют из одного угла раздевалки в другой, мельтеша перед глазами своего уставшего капитана. Они должны соответствовать всему, что о них говорят в прессе. Всему, что их болельщики на повышенных тонах сейчас доказывают другим где-то на трибунах и далеко за пределами стадиона. Всему, что, в конце концов, они думают о себе сами.

Каждый из них: с идеально уложенными волосами, будь то высокий хвостик или прилизанный гелем пробор на одну сторону, в начищенных до блеска бутсах и выглаженной на показ футболке, эмблему на которой они порой так любят очернять своей алчностью - каждый из этих восходящих и угасающих звезд мирового футбола когда-то был лишь слепым щенком в выводке абсолютно таких же как он. Серхио был таким. И почему-то опять чувствует сейчас точно также.

Незначительно маленький по сравнению со всем, что происходит сейчас в этой раздевалки, где десяток людей основательно готовится выйти на поле, не замечая одного непохожего на других, что стоя лицом к стене пытается вновь собрать по кусочкам свою растерянную уверенность. Он даже не до конца понимает, почему так нервничает перед игрой, которая существенно не отличается ничем от множества сыгранных им до этого.

Полуфинал, первый матч дома, тысячи людей на трибунах и капитанская повязка, что плотно обвивает напряженную татуированную руку. Ответственность - вот что должно стоять в приоритет, но ему кажется, что сейчас главное совсем не это. Не это заставляет его судорожно бегать взглядом с одного человека на другого в попытках сосредоточиться на чем-то конкретном для успокоения.

Нет, не оно. Рваный выдох срывается с приоткрытых губ само собой. Он, присев на скамейку, на секунду опускает глаза на лежащий в стороне телефон, что четыре часа назад оповестил его лишь об одном новом сообщение, тем не менее заставившем уставится в экран в смятении и неверие на добрые пять минут. Будто боялся, что в следующую же секунду его собеседник напишет до боли банальное: ”Прости, не тебе”.

Улыбка не сходить с лица. Ни через пять минут, ни через четыре часа. Серхио отрывисто качает носком бутсы, заламывает пальцы до хруста, однако никак не может перестать глупо улыбаться, словно влюблённый мальчишка. Наивный, но осчастливленный простыми четырьмя предложениями.

от: mi sol y estrellas

Сижу и нервничаю как в свою первую игру. Не знаю от чего, но никак не могу привыкнуть, что вижу твоё лицо вместо спины перед собой.

Прости, наверное, звучит глупо)

Я просто соскучился /17:09

Игорь пишет не каждый день, иногда забывает отвечать по недели, иногда через минуту начинает заводить беседу, что затягивается вплоть до ночи. Серхио понимает.

Его малыш всегда был очень смелым мальчиком, и теперь слова Камило наконец приобретают ясность.

Он рассказывает, как проводит дни, что отрабатывает на тренировках и как по вечерам воняет парижское метро, от чего мужчина потом ещё долго смеётся, представляя его сморщенный в недовольстве носик и бурчащий тихий тон. Он не любит ездить на машине по большому городу. Говорит, так чувствует себя ещё более одиноко.

У него дома всегда пахнет лавандовыми свечами и немного свежим хлебом, когда в выходные дни он находит в себе силы спуститься в уютную пекарню через дорогу.

Вечерами он, укутавшись в плед, любит пересматривать Звёздный путь и лишь изредка выходит прогуляться по немноголюдной набережной тихой Сены. Защитник в ответ каждый раз задаёт лишь один и тот же вопрос, и ему приходиться с улыбкой на лице рассказывать, что куртка очень тёплая, шапка полностью закрывает уши и вообще весной в Париже уже совсем не холодно. Серхио не нужно о нем волноваться. Но тот все равно продолжает.

Пожелания доброго утра и ночи, вопросы о его самочувствие, настроении, блюдах, что он съел за день или книгах, что купил в магазинчике на главной площади - все это отзывалось таким родным теплом в душе, что иногда даже становилось больно. Но Серхио никогда не заходил за границу дозволенного - все их диалоги сводились лишь к общим темам и расспросам о буднях друг друга, будто и не было этих нескольких лет порознь. Будто они все ещё были замужней парой, что просто беседовала, что приготовить сегодня к ужину и куда сходить на выходных.

Рамос никогда не смел поднимать тему их разрыва, спрашивать что-либо у младшего или настаивать. Он понимал, что непременно должен видеть выражение лица Игоря, чтобы знать, что он не переходит черту вновь. Должен убедиться, что ни в коем случае не ставит своего мальчика в неловкое положение, что тому будет комфортно находиться около него. Сейчас для Серхио было бы страшнее всего увидеть, как Игорь зажимается рядом с ним и стесненно отводит взгляд в сторону. Будто они лишь незнакомцы друг для друга, которыми никогда не были.

- Серхио, пять минут. Пора.

Размеренный стук от соприкосновения шипов с паркетом, разговоры где-то впереди, звуки переполненного стадиона и голос Зидана над ухом, все твердящий что-то о передачах на свободный фланг. В какой-то момент становится так тихо, что даже свои мысли заглушаются чем-то иным, но до боли знакомым.

Игорь стоит впереди всех. Как капитан и как лидер, смотря лишь вперёд и не замечая жаждущего и преданного, как у пса, взгляда на своей спине, где гордо красуется первый номер. Или все же замечает.

Поворачивает голову чуть вбок, упираясь глазами в пол и легонько приподнимая уголки губ. Все еще не смотрит, но чувствует, как мужчина подходит ближе, уверенно приподняв голову и расправив плечи. Ступает бутсами неспеша и размеренно, с виду и не показывая, что вообще-то это у него через несколько минут начнётся

один из сложнейших матчей в сезоне. Вот о чем он должен думать в первую очередь, когда проходит одного за другим игроков парижского клуба. Они все провожают его глазами. Злые и голодные до победы, каждый из них сегодня оставит на поле все свои силы, и Серхио надо бы переживать именно об этом. Но в итоге какая к чертям разница, если через секунду, когда он равняется по линии около судей, Игорь поднимает на него взгляд с необъятной теплотой внутри.

Удивительно, как он пронес её через все, что пришлось пройти самому, и все равно сохранил в себя.

Стены вокруг наравне с людьми приобретают незначительный серый окрас будто в черно-белом кино, и лишь его светло-карие глаза почти что горят на фоне слегка смущённой улыбки. Серхио и правда так бесконечно сильно любит его.

- Капитан.

Он играет, слегка опустив голову в поклоне в качестве приветствия, явно издеваясь. Как чертенок. Ведь ему всегда нравилось дразнить и так взвинченного мужчину, распыляя его ещё больше. Словами, действиями и главное взглядами, порой даже неосознанно. Его хорошее настроение заражает, но, хвала многолетней выдержки защитника, в ответ тот лишь усмехается беззлобно, отзеркаливая его жест с тихим и мягким:

- Да, мой капитан? - на хорошо, почти что идеально оттренированном русском.

Это оказывается невыносимо сложно. Желание поцеловать его в мгновенно зарумянившие щеки сильно ударяет по сердцу, заставляя то болезненно напомнить о себе. Хочется прикоснуться, обнять, почувствовать его неровное дыхание у себя на груди и горячие ладони под лопатками. Он вырос, но все еще упирался бы холодным носом Рамосу лишь в шею, даже стоя на носочках.

Хочется проверить. До злости на все телекамеры и лишние взгляды хотя бы взять его за руку. Но даже вдоволь насладиться умилительно-растерянной реакцией своего мальчика ему не дают. Судьи просят капитанов выводить свои команды на поле, и он отворачивается, поспешно касаясь тыльной стороной ладони щек. Неловко. Но не сказать, что Серхио очень жалеет об этом, улыбаясь уж слишком довольно. В последний момент, когда они синхронно выходят из подтрибунного помещения под взглядами тысячи людей, защитник поворачивается к нему и лишь губами произносит: ”Я найду тебя позже”.

И ему слегка растерянно, но осознанно кивают в ответ, ведь оба прекрасно знают, что найдёт. Теперь это лишь вопрос времени.

~~~</p>

Душно. Капли противно скользят вниз по виску, заставляя небрежно смазывать их по всему лицу о ткань футболки на плече. Трава под ногами, что всегда помогала охладить кожу, кажется, будто сейчас превратится в сплошное и нескончаемое поле раскаленных углей. Настолько весь стадион, словно наполненный котёл, кипит тысячами жизней.

Они все улыбаются ему в ответ, радостно и воодушевленно похлопывая тяжёлыми ладонями по плечам. Перед глазами мелькают белые и тёмно-синие цвета, сливаясь в один ком потных, тяжело дышащих тел, что кучкуются в центре поля и мешают. Нужная невысокая фигура в ярко бордовой футболке как на зло теряется в толпе и прячется за спинами, убегая все дальше. Серхио не хочет повторения такого исхода событий. Они уже это проходили, только теперь именно он занимает роль той самой ищейки. Пса, что идёт по следу в надежде догнать и преданно упасть к ногам.

Игорь не мог обидеться на него за проигрыш. Это в стиле защитника - уйти в отель и напиться там к чертям, будто маленький обиженный на весь злой мир мальчик. Но никак не Акинфеева.

Он другой. Реал забил два безответных мяча, оставляя за собой хорошее преимущество для следующего матча, и Игорь явно был расстроен таким исходом, ругал и корил себя за пропущенные голы, хотя его вина могла быть лишь в том, что он недостаточно сильно наорал на защиту после всего. И все же он не строит из себя никого, кем не является. Он всегда честен перед собой и другими. Поэтому Серхио готов ждать сколько угодно. Месяц, год, два. Он только сейчас понимает незначительность потерянного времени, когда рядом нет того, кто наделял бы каждую его минуту смыслом. Нет разницы пытается он двигаться дальше или нет, живёт в одиночестве в свое удовольствие или активно ищет замену, он не хочет обманывать себя - без своего мальчика любое прожитое время будет не в радость.

Он идёт к раздевалке, не особо обращая внимание на благодарные выкрики болельщиков с трибун. Потом станет стыдно за свое поведение, но сейчас думать о чем-то другом, кроме одного потерявшегося из вида вратаря, даже физически не получается. Нужно хотя бы удостовериться, что тот в порядке. На большое испанец никогда претендовать не станет.

Автопилот включается по щелчку. Холодная ладонь пожимает руки тренерскому штабу, кому-то из журналистов и клубным фотографам. Слова с извинениями перед всеми за спешку формируются сами собой. А ноги не без особых усилий тянут уставшее тело в душевую кабину, где он стоит минут пять от силы, пытаясь выстроить в голове чёткий план действий.

Убрать лишние эмоции - вот что сейчас кажется практически невозможным. Он ведь живёт ими - всегда так жил - сгорает изнутри, растворяясь и поглощая в себя каждую их частичку. Словно звезды на вечернем небо, что растянулось внутри него, они постоянно сталкиваются друг с другом, образуя новые, иногда и вовсе еще неизведанные ему чувства, что начинают, подобно сверхновой, гореть в нем ещё ярче предыдущих. Ему не характерно критическое мышление и рациональность мыслей, тем более рядом с человеком, которого он спустя восемь лет любит все так же сильно. А может даже сильнее чем прежде. Поэтому не подвергать Игоря этой эмоциональной волне, что сейчас бушует где-то в груди, является его первостепенной задачей. Вот только как её реализовать, он пока не понимает.

Если Рамос найдёт его сейчас, это будет первый раз, когда они встретятся лицом к лицу без лишних глаз и ушей, гула стадиона и вспышек десятков фотокамер. Спустя столько бессмысленного времени они наконец вновь будут только вдвоём. И на секунду Серхио боится, что его сверхновая, самая яркая на звёздном небе его души, что расположилась прямо под сердцем, не выдержит даже одного теплого взгляда родных глаз и взорвётся, утащив за собой в холодный космос и своего хозяина.

Теперь так нельзя. Его мальчику нужна от него уверенность. Уверенность - стабильность. Стабильность - осмысленность. Поэтому нужно думать, а не гореть.

Каким-то чудом ему удаётся выловить молодого парнишу из парижского клуба, который за фотографию и автограф даёт адрес отеля, в котором остановилась команда. Писать Игорю сейчас все равно кажется бесполезным - он не ответит. Не из-за обиды, а скорее всего из-за простого желания абстрагироваться от всех после нервного матча. Ему всегда нужно было это время, но Рамос понимает и знает, что он не хочет проводить его в одиночестве в темном номере отеля. Еще очень давно защитник изучил его вплоть до каждой незначительной эмоции на лице, чтобы теперь понимать, что ему нужно в такие моменты.

Поэтому уже через двадцать минут, пролетев три перекрёстка на красный свет, Серхио стоит в немноголюдном холле с дорогими диванчиками по периметру и нервно постукивает пальцами по мраморной, блестящей от света огромной люстры стойке. Его адидасовская ветровка и чёрные спортивные штаны как бельмо на глазу нарушают всю композицию своей наивной простотой. Точно такой же, какой сейчас переполнен и сам мужчина.

- Я все понимаю, сеньор, но это против политики отеля. Мы не имеем право разглашать конфиденциальную информацию о наших постояльцах, - молодая девушка с сожалением смотрит на своего позднего собеседника, который от ее слов начинает ещё сильнее трясти рукой и нервно оглядываться по сторонам, словно в поиске обходного пути к чёрному входу.

- Но я же не прошу ничего сверхъестественного, вы согласны? Пожалуйста, одно единственное исключение. Я ведь его, - он резко поворачивает к ней голову и запинается на секунду, смотря с какой-то вселенной грустью, пока делает тяжёлый рваный выдох.

- Я просто его друг.

Серхио проводит ладонью по лицу, совсем теряя весь свой запал. Девушке за стойкой в какой-то момент становится даже стыдно, будто она сама причиняет мужчине ту боль, что отражается сейчас в его глазах, когда он вновь открывает их, и устремляет взгляд на тёмную улицу за большим окном. Даже свет от лампочек в хрустальной люстре, кажется, начинает потихоньку поглощаться безысходностью, исходящей от защитника. Вид побитого и брошенного пса все же делает свое дело.

- Знаете, уже конечно поздно, однако, думаю, я могу позвонить вашему другу в номер и сообщить о вашем приходе, - быстро проговаривает портье, когда мужчина начинает неспеша разворачиваться в сторону выхода из отеля.

- Не нужно. Он не ответит.

Он слегка небрежно отмахивается от её попытки помочь, не особо желая продолжать стоять здесь под её жалостливым взглядом. Зябко, обидно и до едкого желания нажраться где-нибудь неподалёку грустно. Не может это опять закончиться так. Бессмысленно глупо остаться незавершенным лишь из-за таких мизерных обстоятельств, как гребанная стойка в дорогущем отеле, что заботиться о комфорте своих клиентов. Он ведь чувствует, что нужен своему мальчику в этот момент. На подсознательном уровне ощущает его шаткое состояние, однако опять упирается во что-то, что называет непреодолимой силой. Но действительно ли всегда она была настолько непреодолимой?

Подумать над этим стоит, хотя бы ради того, чтобы вновь найти причины для самобичевания на ближайшие холодные вечера. Его локоть почти что полностью соскальзывает со стойки. Безвольно и повержено, чтобы поскорее уйти в пустоту тёмных мадридских улиц в знак своего поражения. Однако он, тем не менее, вдруг оборачивается и теряется на мгновение, немного в недоумение уставившись на небольшую аккуратную ладошку, которая, похоже, все же успевает ухватиться за ткань его слегка промокшей ветровки. С секундой паузой она несильно и немного боязно тянет его назад, пока сама девушка спешно просит:

- Постойте. Я все же позвоню. Всего минутку подождите. Одну минутку. Я уверена, он ответит. Вы не должны так просто уходить.

Портье, будто заразившись нервозность защитника, начинает судорожно бегать глазами по журналу, одновременно с этим, однако, отточенными движениями довольно метко вдавливая тонкие пальцы в кнопки старого, но красивого винтажного телефона.

Серхио даже находит в себе силы улыбнуться. Это забавно. Немногие так сильно проникаются проблемами других малознакомых людей. Единицы искренне стараются помочь, а не только делают вид.

Она прикусывает нижнюю губу, слушая тихие гудки из трубки, пока защитник опускает глаза на стойку и легонько качает головой. Он хорошо помнит их собственную жизнь. В такие моменты Игорь никогда ни с кем не хочет разговаривать, кроме него, поэтому-

- Добрый вечер, сеньор, - его глаза резко поднимаются к её лицу, и воздух из лёгких в мгновение пропадает сам по себе. - Прошу прощения за столь поздний звонок, однако вами здесь интересуется мужчина, который представился ваших другом и…

За стойкой повисает немного напряжённая для защитника тишина, и даже глубокий вдох не помогает унять заходящееся в истеричном припадке сердце. Он не слышит, что за слова звучат в ответ, но портье также поднимает на него взгляд и внезапно улыбается совсем счастливо, будто от этого звонка зависела именно её жизнь.

- Да, это он, - слегка удивлённо Рамос поднимает брови вверх, когда девушка начинает чуть ли не подпрыгивать на месте, активно кивая головой. - Разумеется, я передам. Не стоит, это моя работа. Доброй ночи, сеньор.

Серхио только сейчас замечает, насколько сильно его пальцы впились в края мраморной стойке. На секунду ему кажется, что лучше бы эта милая девушка никуда не звонила, так как нервный ком, что удачно прятался все это время где-то в желудке, теперь забрался в самое горло, царапая его изнутри и лишая возможности сказать хоть что-то без предательской хрипоты.

Масштаб трагедия для собственного слабого сердца начинает доходить до его мозга только сейчас.

- Ваш друг просил передать, что вы можете подняться к нему. Сеньор Рамос, верно? - он кивает на автомате, не особо обращая внимание на её умилительную улыбку. -

Он также просил вас постараться не сильно шуметь, чтобы не разбудить соседей. Его комната двести пятая, второй этаж, по коридору направо.

Вериться в свою удачу все еще с большим трудом. Серхио, будто завороженный, прослеживает взглядом направление ее руки, продолжая слегка нервно кивать в ответ на каждое слово.

Вдох, выход. Давай, большой парень, ты уже делал вещи и пострашнее.

- Доброй ночи, сеньор.

Всего лишь номер в полупустом отеле. Всего лишь вы вдвоём в одной комнате. Всего лишь он перед тобой.

- Благодарю. За все.

Только он. И только перед тобой.

Вдох, выдох. Собрать невнятные звуки в слова удаётся почти с первого раза, но вот с ногами оказывается проблематичнее. Они хоть и быстро несут своего хозяина прямо к дверям лифта, но все же так и норовят запнуться об огромный красный ковёр. Будто все в этом отеле было создано специально для щекотки его и так расстроенных, как самый древний рояль, нервов. Даже второй этаж кажется несправедливо далёким, а двери лифта раздражающе медленными.

Рамос не учел лишь того, что двести пятый номер, к которому он так спешил, кажется, все эти годы, теперь оказывается слишком близко. Табличка, золотая и красиво переливающаяся в свете тёплых коридорных ламп, маячит прямо перед глазами, намекая - назад пути нет. Сзади вновь красный ковёр, мраморная стойка и стеклянные двери, за которыми холодный Мадрид и бескрайний космос одиночества. Впереди - неизвестность. Но пройти через неё вместе с ним кажется лучшим, о чем только можно мечтать.

Уверенный стук ювелирно разрезает тишину длинного тёмного коридора. Игорь открывает меньше, чем через секунду.

- Привет.

Серхио отмирает первым. Не протягивает руки и уж тем более не лезет с объятиями. Сейчас это не то, что нужно Игорю. Неуверенный, что вообще должен сделать, он лишь продолжает стоять неподвижно в тени и смотреть на отчего-то покрасневшего парня.

- Привет.

Ему неловко - защитник замечает это с первых мгновений. Голос слегка хриплый и тихий. Игорь опускает взгляд на свои ноги на секунду, будто проверяя что-то, затем снова поднимает на Серхио и сильнее сжимает ручку двери. Ладони потные. Мужчине это не нравится совершенно, но он только улыбается тепло в ответ и делает свой тон еще мягче.

- Пустишь?