Часть 8. (1/2)
июль, 2019 год.</p>
2 июля.</p>
Привет. Я понимаю, прошел уже месяц. Теперь, наверно, глупо к этому возвращаться, но, ты же знаешь, мне всегда нужно было много времени, чтобы понять. /10:31</p>
Жидкость неприятно обжигает язык, и он морщится, раздраженно ставя кружку обратно на стол. Он всегда любил больше кофе, но в такой огромной квартире даже чая толком не осталось. Только пустые полки с внушительным слоем пыли, которые хозяин умело игнорирует, не горя желанием брать тряпку в руки. Он не умеет жить в одиночестве. Не привык, или, может, просто не хочет привыкать. Все еще надеется, что и не придётся.
Хотел бы извиниться перед тобой. За то, что не подошёл и за то, что остался. Не знаю, прости, но я точно не хотел, чтобы все вышло именно так. Просто не мог заставить себя уйти. Прости меня. /10:34
</p>
До сих пор его взгляд с того вечера, удивленный и слегка испуганный, каждый раз мелькает перед глазами, стоит только их закрыть на секунду. Не нужно и говорить, что происходит, когда старший проваливается в беспокойный сон прямо на диване или за столом, не дойдя до спальни. О том, сколько он уже не спал в их кровати, думать не хочется, ведь опять придёт к неприятному выводу, где всегда одно и тоже чувство во всем теле - страх привыкнуть засыпать и просыпаться одному нещадно рвёт плоть, каждый раз заставляя его вновь собирать себя по частям. Жалко только, что крови уходит немерено, а его донор находиться слишком далеко, и вряд ли он имеет права теперь просить его о помощи. Остаётся только тихо скулить себе под нос, пока эта густая, тёплая субстанция багровыми пятнами впитывается в пол и стены квартиры и, вместе со всеми силами покидая его тело, оставляет после себя лишь криво заштопанные открытые раны.
Чай остывает, и Серхио безэмоционально выливает его в раковину. Не думал он, что будет скучать по отвратительному вкусу кофе, но привычка вопреки его желанию постепенно оказывается сильнее, что теперь пугает безумно. Подталкивает не оставлять эти попытки, делать что угодно, лишь бы не возвращаться в то состояние, где контроль принадлежит не ему, а страху.
Камило твердит, что это не трусость. Серхио думает, что она с его эгоизмом начинает играть против него самого.
10 июля.</p>
Начал подкармливать какого-то бродячего пса около нашего дома. Он приходит частенько к забору и лежит под лавочкой рядом. Смотрит так пронзительно, что мне каждый раз приходиться расставаться с половиной своего обеда. /13:04</p>
Имя не дал. Кажется, будто я и так его знаю. /13:05</p>
Это становится своего рода терапией. Камило поддерживает, говоря, что так ему будет легче. На немой вопрос о том, как от этой терапии чувствует себя человек на том конце провода, не отвечает, но старший и так знает. Его сообщения вряд ли задевают хоть какие-то нити в чужой душе.
Он не понимают, что от него хотят. Не понимает, что теперь хочет сам. Писать о чем-то незначительном входит в привычку, но ему кажется, будто он обманывает сам себя, когда в один день понимает, что неосознанно проигрывает в сознании его несуществующие ответы, придумывая их самостоятельно. На секунду это пугает до сбившегося к чертям дыхания.
Неужели он подсознательно уже смирился с таким раскладом, что теперь тешит себя лишь фантомами?
Закрывает глаза ладонью, смеётся несдержанно, отчего-то затем обмякая в кресле. Безумцам не бывает страшно. А он чувствует, будто медленно сходит с ума, и, на удивление, это успокаивает.
Камило молчит, записывая что-то в блокнот с нечитаемым выражением лица. Серхио надломлено улыбается.
22 июля.</p>
Что бы ты сказал, узнай, что в какой-то момент я сошёл с ума и покончил с собой каким-нибудь самым нелепым способом из всех? /06:06</p>
Звучит жутко, прости, мне самому не нравится, просто стало интересно. Мой друг говорил, что сумасшедшие ничего не чувствуют, от того и теряют себя. Я бы хотел узнать, какого это. /06:10</p>
Его слова не стоят ничего, ведь умирать не хочется, он все же любит жизнь. Любой, даже когда она такая нелепая и глупая, будто чья-то неудачная шутка, юмор которой он так и не смог понять. Однако простое любопытство все же хочет быть удовлетворено, а чувство пустоты, без мыслей и сомнений, прельщает, кажется лучшей истомой для его уставшего тела.
Его спутница - стагнация, без тренировок и матчей, мыслей о футболе и долге капитана, которые отвлекали хоть на какое-то время, бьёт по самым мягким местам сильнее, чем он мог ожидать, поэтому сейчас кажется невозможно болезненной.
Возможно, она могла бы стать его спасением, ведь с её приходом агрессия совсем стихает, а страх больше не заставляет сердце судорожно биться об ребра, так как крови для работы этой красной бесполезной штуки совсем не остаётся. До определенного момента ему и правда становится все равно на эти пятна по всей квартире, на пустую спальню с холодными простыням, на факт то, что апатия по своей природе не может никого спасти, а лишь сильнее вгонит его в состояния полного бессилия. Он оказывается очень близко к тому, чтобы все же привыкнуть, когда в дверь начинают неустанно бить кулаком.
На пороге тяжело дышащий Зидан с сумасшедшим взглядом. Хватает защитника за грудки, отодвигая вглубь квартиры, бегло осматривает всего с ног до головы и, видимо, ничего не найдя, начинает откровенно кричать, встряхивая его тело с каждым словом.
- Какого хрена, Серхио?! Ты совсем уже поехал головой?! Ты серьёзно это говорил?!
Младший лишь открывает и закрывает рот, как глупая рыбешка на суши, и пытается отцепить от своей футболки тренера, который держит его до треска ткани, будто боится отпустить хоть на секунду.
- Окончательно свихнулся уже в своем чувстве вины?! Я не понимаю! Серхио, ответь уже! Ты серьёзно хочешь умереть?!
Он застывает, на мгновение теряясь и смотря полным непонимания взглядом на друга. На часах лишь семь утра, середина июля, отпуск, а Зидан стоит здесь, весь трясётся то ли от гнева, то ли от страха, и говорит такое, хотя Серхио никогда не давал повода усомниться в своём желании жить.
- С чего ты вообще-
Осекается, опуская руки и резко бледнея в лице.
- Это он написал тебе? - голос становится будто неживым, без единой эмоции в нем, лишь холод и пугающее спокойствие. Зидан знает, что может последовать за этим мнимым равнодушием, поэтому тут же тушуется, отпуская футболку и отходя на шаг назад. - Он написал тебе, - утверждает, криво усмехаясь. Маниакально и болезненно. Начинает дышать все чаще. - Чтобы что? Чтобы проверить, жив ли я ещё? Мало ли уже перерезал себе вены или накинул петлю на шею? Он написал тебе, чтобы ты приехал посмотреть на такого больного психа как я, да?! Написал, блять, тебе, но не мне!
Отворачивается, мгновенно покрываясь красными пятнами, и Зидан запоздало понимает, что не сможет ничем помочь с обрушившейся на защитника огромной волной застоявшихся глубоко внутри эмоций и неозвученных чувств. Серхио с головой накрывает новый приступ.
- Твою мать!
Кричит истошно в пустоту квартиры и, сшибая все на своём пути, несётся в гостиную. Голос тренера, зовущий его по имени, будто через вакуум доходит до сознания неразличимыми отрывистыми звуками. Он не слышит, не может и не хочет слышать никого, все глубже утопая в переросшем из бессилия, нездоровом гневе.
- Какого черты он делает?! - обиженно и надрывисто обращается к подошедшему Зидану, но тот молчит, поджав губы, так как понимает, что вопрос адресован не ему. - Блять! Он что не понимает, что со мной происходит?! Не понимает, что просто убивает меня этим?! Зачем?! - берет телефон в одну руку, другую запускает в волосы и сжимает с силой, лишь бы не сорваться окончательно.
- Серхио, пожалуйста, попытайся понять.
- Не хочу я понимать! Я устал, устал пытаться, ясно?! Почему вы не можете понять меня?!
Зидан сжимается весь, впервые чувствуя себя так отвратительно и не имея возможности исправить хоть что-то. Смотреть на младшего больно. Тот ходит по гостиной кругами, трясется от беззвучной истерики и судорожно сжимает в руке телефон, смотря на ”диалог одного”. Ни единого ответа. Его выворачивает от обиды.
- Зачем он делает вид, будто его заботит моё состояние?! Будто он заботится обо мне?! Это ведь ложь! К чему эта фальшь, если в ответ я не получаю ничего?! Я понимаю, что не заслуживаю, понимаю, что не имею права требовать, но хоть что-либо, Зи, даже одна сраная точка могла бы успокоить меня, но он не удостоил меня даже этим! А теперь ты говоришь мне, что он попросил тебя проверить, жив ли я вообще?!
- Серхио, прошу, давай успокоимся. Он не это имел в виду.
- А что?! Что он имел в виду, когда игнорировал меня все это время, но, подумав, что я наконец хочу сдохнуть, написал тебе, но не мне?! Боже, ты хоть понимаешь, как жалко я себя сейчас чувствую?!
- Серхио, прошу.
Он злится и от обиды, клокочущей где-то в глотке, начинает задыхаться, чувствуя, будто сейчас потеряет весь кислород из лёгких и взаправду умрёт. Спустя столько времени живущая среди трупов бабочек боль, которую он пытался приглушить, будучи уверенным, что не имеет права даже жаловаться на неё, начинает выбираться наружу. Полощет по органам, разрывая их в месиво из крови и плоти, остро и обжигающе режет горло, заставляет его откашливаться. Невыносимо.
Он виноват. Но это не значит, что ему чуждо отчаяние и скорбь. Что его можно оставить в одиночестве и лишь делать вид, что он все еще кому-то нужен.
Ему хочется накричать на Зидана, на Игоря и на себя заодно, лишь бы это прекратилось. Сколько времени они общались о нем за его спиной? Сколько времени он выглядел как идиот, стучась в дверь, за которой его никто никогда и не ждал?
Его мальчик не такой, он бы не стал так делать. Он бы не стал давать ложные надежды ради забавы. Просто сейчас Серхио искренне не понимает почему.
Что ты хочешь от меня? Чтобы я прекратил? Чтобы оставил тебя в покое? Чтобы продолжил пытаться? Чтобы доказал, как ты мне нужен? Я не понимаю, а ты делаешь все, чтобы я запутался ещё сильнее. Будто не знаешь, какого мне сейчас. /07:47
</p>
Не делай вид, что я тебе нужен, если это не так, прошу. Я не умру без тебя, пусть и жить нормально уже не смогу. Это не будет твоя вина. Если хочешь, чтобы я ушёл, скажи мне. Ни Зидану, никому бы то ещё, а мне, прошу тебя. /07:48</p>
Хватит притворства, я устал, малыш. Что ты хочешь от меня? /07:50</p>
Он обессилено садится на диван, не поднимая взгляд на так и не сдвинувшегося с места Зидана. Тот, кажется, даже дышать хотел тише, лишь бы не злить сильнее. Ведь Серхио и без того выглядел слишком напряжённым, готовый в любой момент начинать рычать на всех диким зверем. Побитым и неприрученным.
Грудь под футболкой поднимается слишком часто, а краснота никак не хочет сходить с шеи. Он опять срывается, когда агрессия с корнем вырывает поводок из его рук и стремится на свободу. Устаёт её контролировать, возможно, теперь и не видит в этом смысла. Она едва ли не полностью топит хозяина в себе, держит там, в глубине, не давая всплыть, а тот не особо и сопротивляется.
Желтый свет где-то наверху, сквозь густую толщу слепит глаза, заставляя жмуриться. Он находится где-то на грани, но не знает, когда нужно решиться и нажать на педаль газа. Боится стартовать слишком рано, а фальстарт, как известно, - автоматический проигрыш.
- Что он написал тебе? - устало, с нотками раздражения в голосе.
Теперь уже думает, может, ему все это мерещится. И свет всегда был красным, а он просто был ослеплен надеждой на хороший исход. Злость тем временем кипит будто в каждом органе, и лишь усталость пока ещё играет за него, удерживая от необдуманных поступков. А ведь так хочется.
- Что он написал? ”Приедь посмотри, может он уже сдох где-то в коридоре?”
- Серхио, не надо.
- ”Не хочу ему писать, но ты съезди на всякий случай?”
- Прекрати.
- ”Мне все равно на него, но если вдруг что”-
Телефон в его руке привлекает внимание обоих, от чего Серхио замолкает на полуслове. Смотрит хмуро, с желанием тут же разбить дорогой смартфон вдребезги, но отчего-то все же лишь выдыхает тяжело, открывая чат, не глядя на отправителя. Только через секунду понимая.
На экране одно сообщение. Два слова. Десять букв. Серхио, кажется, сгорает на первой же.
от: mi sol y estrellas
Мне страшно /07:57
Поддаётся вперёд, опираясь локтями на свои колени, и опускает голову вниз. В этом огне пылает все, и уже через минуту молчания от былого гнева остаётся лишь пар, который, кажется, будто исходит от самого мужчины, растворяясь в воздухе. Он прижимается лбом к экрану телефона, обмякая, и шепчет сбивчиво, повторяя раз за разом, как мантру. В тишине огромной квартиры Зидан разбирает лишь одно слово: ”Прости”.
- Серхио, - зовет несмело и мягко, неспеша подходя ближе.
- Прости, прости, прости...
Он опускается на корточки перед младшим. Невольно в памяти всплывают воспоминания почти годичной давности, когда они также сидели напротив друг друга в пустой раздевалке. Тогда к Серхио только начало приходить осознание, что он все потерял. Он выглядел болезненно с бледным оттенком лица и дрожащими потными руками. Сейчас же Зидан удивлённо наблюдал за тем, как тот самостоятельно восстанавливает дыхание и успокаивается практически за еще одну недолгую минуту.
Ещё некоторое время назад Рамос готов был вцепиться в глотку любому, подошедшему к нему ближе, чем на метр, чтобы ощутить во рту так необходимую ему густую кровь. Залить ею каждый орган, насыться вдоволь, дабы вновь почувствовать себя живым. Однако теперь он, склонив голову, выглядит как маленький прирученный львенок, что хочет лишь прижаться к своему человеку и греться о его тепло, не переставая повторять одно и тоже слово.
- Прости, прости, прости...
- Эй, посмотри на меня.
Он замолкает, поднимая слегка потерянный, но абсолютно спокойный взгляд на тренера. Секунда, вторая, третья, пока они смотрят ровно глаза в глаза, и в голове старшего болезненно щёлкает осознание - если бы Игорь хоть раз в полной мере показал свою боль, вся агрессия Рамоса сошла бы на нет в то же мгновение. Если бы Рамос хоть раз посмотрел глубже своей ревности на Игоря, он бы никогда не позволил себе сделать то, что сделал.
Но вратарь не был виноват в том, что Серхио не хотел смотреть. Как и в том, что пытался прятать от того свои слабости. Игорь всегда был таким. Подавить страхи, не показывать собственной хрупкости, не дать никому сделать слишком больно. Он отчаянно пытался быть исключительно сильным, но разве перед человеком, которому он доверял всего себя, стоило скрывать хоть что-то? Вначале ответ всегда был один. После, когда Серхио вместо того, чтобы быть его поддержкой, позволил агрессии выйти на волю, не создавая для неё никакого сопротивления, уверенность стала затмеваться реальностью.
Возможно, он мог бы ткнуть испанца носом в свое состояние, распороть все раны прямо перед ним в надежде, что тот не станет рвать их сильнее, а лишь аккуратно и бережно зашьет уже навсегда. Однако теперь это не имело значение. Игорь сломался, утонув в своём страхе с головой, из-за чего теперь стоит на месте в одиночестве и боится сделать хоть один шаг вперёд или назад. А защитник благодаря этому наконец вынырнул из своего болота и смог оглядеться по сторонам, дабы увидеть под своими ногами лужи крови, что потерял его мальчик от его же рук.
Одно слово, и Серхио готов упасть к его ногам, вот только он будет молчать. За эти годы его никогда не хотели слушать, так ради чего надрывать свое истерзанное горло теперь?
Опуская руку на плечо защитника, Зидан выдыхает тяжело. В огне абсолютно все находит очищение, и он чувствует, насколько сильно обжигает его ладонь кожа испанца даже через ткань футболки.
- Мы не обсуждали тебя за твоей спиной, клянусь, - голос слегка подводит и старший невольно переходит на немного дрожащий шёпот. - Просто пойми, Чехо, прошу. Он боится тебя потерять, но и подпускать ближе тоже пока не готов.
- Звучит эгоистично, - усмехается в ответ одним уголком губ. Слабо, но оттого не менее мягко. - Даже не представляешь, как я рад, что он наконец-то стал эгоистом.
Проводит ладонью по горящему лицу, на секунду устало прикрывая глаза. Еще один смешок вырывается сам собой. Ему одновременно хочется и облегчённо выдохнуть, и нервно рассмеяться. Все это так глупо. Неправильно.
- Хочешь я позвоню Камило?
- Нет. Я в порядке.
В мыслях обоих одновременно проносится ”Ложь”, но оба лишь поджимают губы, упрямо молча. Желания спорить нет. Как и говорить в принципе.
Боль ровными шагами марширует от одного виска к другому, пока Серхио аккуратно прикладывает ладонь ко лбу. Горячий, словно его лихорадило несколько часов подряд. Но спокойствие отчего-то не уступает место ничему, даже панике. Только неизбежное чувство вины. Будто собачка, что следует за ним повсюду и весело машет хвостом из стороны в сторону, не отходя от хозяина ни на шаг. Камило бы лишь расстроено покачал головой.
Да, стоит извиниться за никудышного пациента, который до сих пор не может отделаться от этого демоненка подле себя, но защитник слишком отчётливо помнит, как терял рассудок от ревности. И слишком отчётливо помнит лицо своего мальчика в слезах.
Собачка беззаботно тявкает, прыгает рядом и смотрит. Невыносимо выдерживать это каждый день, находя в чёрных глупых глазах напротив свое отражение, но Серхио не может от неё избавиться. Возможно, и не хочет, так как до сих пор верит, что заслужил. Все это.
- Он часто спрашивает о тебе.
Вдох, выдох.
Не говори мне этого.
- И сегодня просто очень сильно испугался за тебя.
Теперь у него лишь болезненно поджатые губы и зажмуренные глаза. Слова въедается под кожу кажется навечно.
Замолчи, прошу.
- Ему не все равно.
Не добивай окончательно.
- Но безумно страшно вновь обжечься об тебя.
Безумно страшно. Из-за тебя.
- Черт, - вырывается устало и тихо, почти что себе под нос, но в гробовой тишине квартиры собеседник все же его слышит. Все слова будто хлесткий удар по лицу, отрезвляют. - Я понимаю, правда, просто очень скучаю. На самом деле думал, что будет проще - есть цель, соответственно, ты знаешь, ради чего делаешь то, что должен. Но на практике, Зи, сейчас я хочу услышать его голос больше всего на свете. Пусть наорет, обматерит и пошлёт куда подальше - что угодно, только пусть говорит вместо этого постоянного молчания. Оно сводит меня с ума.
- Верю. И мне правда жаль.
Но это не имеет значения. Его жизнь не драма, а он в ней, на самом деле, никогда не был главным героем. Она, кажется, будто все это время принадлежала даже не ему: сначала - его демонам с болота, что прело в его теле долгие годы, теперь - его мальчику, что сейчас сидит в другой стране один и волнуется о человеке, который этого не заслуживает.
Слова поддержки помогают, правда успокаивая, но теперь они не имеют для него значения.
- Спасибо.
Камило будет расстроен, вернись они к самому началу. Серхио болезненно признает, что ему вновь будет стыдно смотреть тому в глаза.
сентябрь, 2019 год.</p>
Ледяные капли воды никак не помогали остудить разгоряченное тело, которое почти что непрерывно пылало изнутри, заполняя душевую густым тяжёлым паром. Все мышцы горели вместе с хозяином, слегка подрагивая, когда тот менял положение в тесном пространстве, то прислоняясь головой к холодной плитке, то вновь пытаясь выпрямиться на ослабевших руках.
Сегодня он был особенно зол на свой бесполезный орган в груди, что истерически заходился в приступе тахикардии каждый раз, когда выцеплял из сознания недопустимым во время матча мысли. Ведь первостепенная обязанность игрока и капитан - отдавать всего себя на поле не только игре, но и своей команде, и Серхио прекрасно понимал, что ему нельзя было даже позволять себе думать о чем-то или ком-то другом. Особенно когда этот кто-то другой играл собственный матч где-то за тысячу километров от сюда. Когда этот кто-то другой отлично справлялся и без его защиты.
Рамос лениво проводит ладонью по лицу, стирая прилипшие к ресницам капли, и оборачивает вокруг бедер полотенце. Ноги все ещё отказываются функционировать даже в половину мощности, поэтому он слегка опирается одной рукой на стену при ходьбе. Благо предпоследний оставшийся в раздевалке игрок ушёл ещё час назад.
Слушая успокаивающий стук воды по кафелю, в одно мгновение он просто потерял счёт времени, все прокручивая в голове свои действия в игре. Будто сквозь густой туман помнил лишь собственные горящие лёгкие и мягкую, приминающуюся под шипами бутс траву. Остальные мысли - все о нем. И именно от этого испанец злился настолько, что не щадил себя на поле, теперь получая в ответ от своего изношенного тела еле двигающиеся мышцы и, на удивление, приятное чувство опустошённости.
Они победили с хорошим преимуществом, и со старта сезона у команды ещё не было ни одного поражения. Однако куда больше радости приносила мысль, что и одна французская команда пока ещё ни разу не проигрывала свои матчи. Серхио старался смотреть каждый. Не чтобы что-то проверить или проконтролировать - теперь это было не нужно. Мужчина всегда любил смотреть на его игру, наслаждаться чёткими и одновременно плавными движениями. Такими уверенными, будто их обладатель всегда знал все шаги своего противника за несколько ходов наперёд.
Игорь обнимал одноклубников после матча, о чем-то переговариваясь с улыбкой на лице. Серхио улыбался в ответ, каждый раз невольно сравнивая своего мальчика с большим пушистым котом. Глупо, но в эти моменты он был по-своему счастлив. В отличие от Камило, который часто потом фыркал на такие заявления, легонько качая головой.
”Ты такой глупый, знаешь”. И спустя секунду тихо добавлял: ”Оставайся таким всегда”.
Рамос каждый сеанс благодарил его за помощь, Хименес всегда утверждал, что никто не справится с его демонами, кроме него самого. Первый не спорил, лишь обнял младшего однажды, крепко и до боли искренне, затем неловко добавив, что это было в первый и последний раз.
После его ухода проявлять тактильность по отношению к какому-либо стало немного странно. Хотелось прижать к себе лишь одно тело, чтобы под ладонями ощущать знакомый рельеф мышц и плавные изгибы, переходящие в приятные для сжимания мягкие бедра и ягодицы. Серхио помнил и одновременно начинал забывать, что больше не пугало, только расстраивало немного. Так неправильно.
Он не хочет, но и понимает, что пока его желания не будут учитываться. Эгоизм может хоть часами биться в истеричном припадке с целью обратить на себя внимание - Серхио лишь улыбается мягко, смотря на своего счастливого мальчика, что опять провел отличный матч за свою команду.
Он садится на скамейку в одном полотенце, перебирая в голове разные варианты нового сообщения, когда телефон неожиданно вибрирует в его руках, заставляя легонько вздрогнуть. Мысли со свистом вылетают через ухо, оставляя в сознании полный штиль, когда Серхио с замершим сердцем открывает диалог.
Через секунду бесполезный орган вновь наливается кровью и начинает стучать внутри с удвоенной мощностью, норовя превратить грудную клетку защитника в ворох костей.
от: mi sol y estrellas