5. Побег (1/2)

Едва рассвело. Из-за небольших облаков, скрывающих светлеющее небо, подножье горы казалось блекло-серым, лишенным красок и жизни. Из дворца Дэя выбралась без проблем: просто вышла с слугами, ссылаясь на то, что ей тоже нужно на рынок по поручению Госпожи. Среди палаток зеленщиков и бакалейных лавок сидели увешанные амулетами гадатели и травники, прикрывающие широкими рукавами сведенные зевотой рты. Она, бывало, наведывалась к ним за ароматическим маслом, травами или ради забавы — узнать, что ждет впереди, не видно ли в тумане будущего неизвестного пока жениха. Ей прочили то блондина, то брюнета, но непременно красивого и богатого, достигшего высокого положения или с большими перспективами в карьере. Разве карточный расклад может быть иным для личной служанки правительницы? Что бы старики сказали сейчас, увидав Дэю в довольно скромном платье, кутающуюся в палантин недорогого шелка, который она натянула на голову так, чтобы скрыть лицо.

Несмотря на несусветную рань, рынок уже шумел на все лады: продавцы раскладывали товар, одновременно переругиваясь с другими лоточниками, пытающимися пробраться к своим прилавкам, ослы истошно вопили, узкие груженые телеги скрипели и громыхали грубо сколоченными ящиками, кто-то уже торговался, краснея лицом, за два мешка овощей. Как любила она выбираться сюда иногда! Покрытые пестрыми тканями прилавки, блестящие грозди украшений, веселые зазывалы и сочный аромат жарящегося тут же мяса, прохладные запахи фруктов, яркое разноцветье специй... Картина, которую хотелось увидеть напоследок. Увы, еще слишком рано: половина столов сиротливо пустела, а облезлые бродячие псы, ночевавшие под ними, не добавляли виду прелести.

Дэя прошмыгнула по самому краю торговых рядов и скрылась за домами, чувствуя себя воришкой. Крадучись спустилась извилистыми каменистыми переулками, судорожно сжимая пальцами небольшую, чтобы ни у кого во дворце не вызвать мыслей о побеге, сумку. В силу особенностей местности экипажи для дальних путешествий отправлялись почти с окраины города, буквально от самых городских ворот и она преодолела этот путь, трясясь от страха: если ее присутствие у рынка еще можно было как-то объяснить, то, что она делает теперь будет истолкованно совершенно однозначно.

На небольшой, мощеной булыжником площади уже стоял дилижанс. Изготовленный по чертежам оставшимся еще со времен предшествующих войне и привезенных откуда-то издалека, это средство передвижения смотрелось нелепо громоздким в окружении двухколесных вертких тележек, удобных для здешних скальных дорог.

Лошадей уже впрягли. Непривычно высокие, они трясли головами и нетерпеливо стучали копытами по истертым временем камням. Убедившись, что красная сумка со сменой одежды и прочими нужностями увязана на крыше, как и было обещано, Дэя заплатила вознице и юркнула в дверцу дилижанса. В пыльном полумраке она почувствовала себя почти в безопасности, а новизна ощущений слегка притупила страх и неприятное чувство потерянности и ненужности. Затолкав сумку под мягкое сидение, Дэя сдвинула штору, закрывающую крошечное оконце. Можно будет наблюдать за удаляющимся городом с вырубленным в скале дворцом, за родными серыми скалами, увитыми зеленью.

Дилижанс понемногу наполнялся. Пассажиры вежливо здоровались друг с другом, рассаживались. Подобным способом путешествовали в основном богатые торговцы, контролирующие поставки и выручку, зажиточные господа или управляющие больших поместий. На оббитом плотной тканью сидении уж точно не встретить слугу или поденщика.

Снаружи послышался женский голос, уверенно покрикивающий на возницу и угодливое урчание последнего, доносившиеся откуда-то сверху. Громкая госпожа учила мужчину правильно распределять сумки и требовала покрепче привязать ее сундук. Она так переживала за свой багаж, что и внутри никак не могла успокоиться. Так как возница более не имел удовольствия слышать ее, все волнения та обрушила на своего сопровождающего.

Раздался хлопок кнута, дилижанс вздрогнул дощатыми боками и медленно пополз вперед. Это было первое для Дэи путешествие. За всю свою жизнь она не выбиралась куда-то дальше дворцовой площади в центре города и рынка. Сидели свободно, даже не касаясь друг друга локтями. Расположившийся напротив, спиной к движению, молодой парень с едва пробивающимся нежным пухом над верхней губой украдкой ее разглядывал. А Дэя старалась не поворачивать головы и ни на кого не смотреть. В груди тоскливо сжималось. Прощай, дворец, прощай, шумная столица... Как хочется иметь уверенность, что еще доведется пройти по ее улочкам, плотно прилепившимся к боку горы.

Стоило выехать за городские ворота, и колеса дилижанса начали то и дело подпрыгивать на ухабах и проваливаться в выбоины. Мягкие рессоры почти не помогали. Короткие остановки казались блаженством: пока возница увязывал на крыше очередные тюки, а новый пассажир устраивался на сидении, можно было расслабить спину и размять пальцы, которыми в пути приходилось намертво держаться за раму оконного проема, чтобы не слететь с сидения.

— Дальше будет лучше, моя дорогая, — сочувственно произнесла женщина, а ее муж утвердительно кивнул.

— Уж поверьте.

Поверить очень хотелось. Помимо утомительной тряски в незастекленное окно летела пыль из-под лошадиных копыт и густой аромат конского пота. Плотная хлопковая штора слегка сдерживала этот поток дорожных прелестей, так что виды, которыми Дэя намеревалась насладиться, были ей почти недоступны. Она успела пожалеть, что заняла это место. И что вообще села в эту проклятую повозку. И из города она уехала зря: то, что именно Госпожа отдала приказ о ее убийстве не может быть правдой. Все это выдумки, ошибка Верховного Жреца. Перебирая в уме множившиеся по мере отдаления от дворца подробности, Дэя упорно убеждала себя: Госпожа непременно защитила бы ее, ведь они были так близки, даже ближе, чем единоутробные сестры! Великая Мать, пусть все это окажется сном!

Дилижанс трясло и качало, а Дэя, накручивая себя все больше и больше, едва сдерживала слезы. Чувствуя, как лошади снова останавливаются, чтобы подобрать очередного путника, она захотела выпрыгнуть вон. Над головой послышалась возня с чужим багажом. До города совсем недалеко, прошло всего два или три часа. Бежать, бежать обратно, вернуть свою жизнь во что бы то ни стало! Дэя поправила палантин, и решительно накинула на плечо ремень сумки, но тут боковая дверца распахнулась и внутрь скользнул мужчина. Несмотря на то, что в прошлый раз она видела это лицо в темноте, да и то не полностью, Дэя его узнала. Сердце споткнулось, потом бешено заколотилось в груди. Она замерла, сжав губы и сцепив пальцы. Как можно было забыть, что Верховный Жрец пообещал ей надежного провожатого? Теперь обратной дороги нет. Высунувшись в окно, она в последний раз посмотрела назад. Немые глыбы гор отдалились, уменьшились в размере и будто смотрели на нее с укоризной.

Повозка откачнулась назад, дернулась, и покатила дальше.

Отчаяние, внутренний страх и чувство безысходности сменились злостью. Неопределенной, ни на кого конкретно не направленной. Хотя нет, объектов для изливания яда имелось достаточно, и первые из кандидатов — Верховный Жрец и его ”несчастный мальчик”, усевшийся наискосок от нее, у самой дверцы. Он сложил кисти рук на набалдашник трости и уставился в пустоту с постной физиономией, не обращая на Дэю внимания. Одет он был по-дорожному просто и одновременно изящно: темный стеганый дублет — в полумраке цвет не разглядеть, — из добротного сукна, штаны мягкой кожи, заправленные в удобные сапоги. На поясе виднелась притороченная к ремню небольшая сумка-карман и кошель для мелких дорожных расходов, небрежно свернутый плащ касался свисающим концом пола. Но, несмотря на приличную одежду процветающего торговца, ее надсмотрщик лицом и повадками больше почему-то напоминал скупщика краденного или ростовщика. Иначе говоря, довольно неприятную личность. Возможно, ее суждения предвзяты, но и другие пассажиры не спешили заводить с ним беседы. Приветственно кивнув, они совершенно перестали его замечать, и только Дэя изредка косилась на худощавый силуэт в полумраке. И как настолько тщедушный тип сумел справиться со Скарбо? Не иначе как прикончил его подло — спящим.

Постепенно привычный глазу горный пейзаж перешел в холмистый, сплошь покрытый густолесьем. Деревья у подножий стали высокими и растолстевшими на богатой, обильно увлажненной почве. Здесь пахло иначе. Сыростью, травой, сладкой гнилью перепрелых листьев. Вдали от дороги виднелись заплатки полей и, будто гребнем причесанные, виноградники. Ненадолго колея действительно стала лучше, но, из-за близко подступающих деревьев, колеса то и дело подскакивали на вылезших из земли корнях.

В конце концов Дэю сморило тяжелым сном. Тело и разум приноровились к ухабам и больше на них не реагировали. Наоборот, она приоткрывала глаза только если качка прекращалась. Скандальная женщина со своим супругом вскоре сошла, поругавшись напоследок с возницей, чуть дальше какой-то старик занял ее место. В небольшом поселении сменили лошадей, так что удалось немного размяться и перекусить. Аппетита не было, но Дэя заставила себя съесть немного хлеба с ветчиной. А как только вернулись в дилижанс, снова откинулась на спинку и смежила веки. Переживания изнурили ее до полного отупения, не хотелось даже думать о том, что ждет ее в конце проклятой северо-восточной дороги.

Ее разбудил особо сильный толчок и отборная ругань. Дилижанс вильнул вправо, влево, начал резко замедлять ход. Сидящий рядом старичок посунулся вперед, еле удержал себя на сидении. Спросонок Дэя подумала: что-то случилось с колесом, но потом услышала снаружи топот еще нескольких лошадей и мужские голоса. Их нагнали по меньшей мере трое верховых. Дилижанс остановился.

Пассажиры взволнованно ерзали, Торвас незаметно выглядывал из-за шторки, оценивая происходящее. Возница, только что громко выкрикивающий проклятия, вдруг замолк. Что-то грузно упало. У Дэи внутри тут же все смерзлось в ледяной комок. Снаружи кто-то спросил:

— Она здесь?

Шторка возле нее отлетела в сторону, на мгновение в окошке показалось рябое от оспин лицо и тут же скрылось.

— Здесь.

Дверца распахнулась и другой мужчина, такой огромный, что, захоти он, с трудом пролез бы в проем, развязно провозгласил для всех:

— Прошу на выход.

Торвас змеей соскользнул с сидения и исчез, а старичок и парень с усиками переглянулись, собираясь возмутиться, но, углядев в ручище нож, неохотно подчинились.

Она не хотела выходить, она точно знала зачем они остановили экипаж. Причиной тому не ограбление, и даже не продажа женщин в рабство на другой континент. Нет, они явились именно за ней. Дэя забилась в угол, пытаясь слиться с потертой обивкой. Она начисто забыла о Торвасе и о том, что он вообще-то должен ее защитить. Она забыла обо всем. Голова стала тяжелой и, при этом пустой от ужаса, от осознания, что вот сейчас ее убьют. Вот сейчас служанка Дэя перестанет существовать. Третья попытка — она ведь и в сказках самая удачная.

Мужчина у входа не стал дожидаться пока она сбросит с себя оцепенение и начнет шевелиться. Нырнув внутрь, он вобрал в кулак ее волосы вместе с палантином и выволок наружу. Ноги стали тряпочными, подкосились, Дэя инстинктивно схватилась за держащую волосы руку, почти повисла на ней всем весом. Она было попыталась проморгаться от ослепившего ее солнца, но тут же решила, что лучше вообще закрыть глаза, чтобы не видеть собственную смерть. В ожидании неминуемой страшной боли и из-за бившего в лицо света Дэя так и не поняла, как получилось, что верзила вдруг выпустил ее, не причинив вреда.

Никем не удерживаемая, она свалилась кулем на землю и тут же приподнялась на руках, опасливо оглядываясь. Совсем рядом лежал один из головорезов с развороченной глазницей, и, лицом вниз, тот самый юнец с усиками. Лежал с запорошенными землей волосами так неподвижно, что откуда-то сразу стало понятно — мертвый. Оба мертвы. Подвывая, Дэя шарахнулась назад, отползла подальше, путаясь в подоле, оглянулась на послышавшийся позади вскрик. Тот, кто вытащил ее из экипажа, упал на землю с распоротым горлом, а его дружок, вооруженный коротким мечом и Торвас замерли друг напротив друга, приглядываясь. Дэя замерла тоже, боясь отвести взгляд.

Стоило головорезу сделать шаг навстречу, как приемный сын Верховного Жреца перехватил свою трость, и резко махнул ей снизу вверх. Трость оказалась длиннее и проворнее стального лезвия и настигла противника первой. Тот схватился за лицо свободной рукой, глаза его открылись неправдоподобно широко, а из перекошенного рта вырвалось какое-то утробное мычание — челюсть, в которую угодил набалдашник, выломало из суставов, и она повисла на коже, раскачиваемая судорожными сокращениями лицевых мышц. Уже не обращая внимания на тощего ловкача, наемник упорно пытался вправить ее в раздробленный сустав и оставил попытки только после того как Торвас скользнул к нему, и, как-то ласково приобняв за шею под затылком, коротким движением не ткнул в живот ножом.

Рванув рукоять вверх, он тут же отстранился от покачнувшегося мужчины — из того что-то потянулось вослед, вывалилось большим, исходящим паром комком. Глаза Дэи не хотели этого принимать, не хотели видеть, но полное ужаса оцепенение не давало ей даже моргнуть. Ледяная тяжесть опала в желудок, заворочалась мерзкой тошнотой. Пока тело здоровяка еще падало, неловко заваливаясь, в переплетение собственных сизо-розовых кишок, сын Верховного Жреца вынул из ослабевших пальцев меч, а свой небольшой нож спрятал обратно в сапог. Последний из напавших на экипаж, взбешенный неудачливостью подельников и абсолютно уверенный в собственном мастерстве, бросился на него с перекошенным от ярости лицом. Вместо того, чтобы отступить, давая себе время на подготовку защитного маневра, Торвас неожиданно сделал шаг навстречу, небрежно махнул клинком вверх и в сторону. По локоть отрубленная рука отлетела в траву и крик, едва вырвавшийся, со вторым взмахом сразу оборвался. Земля перед глазами Дэи закачалась, как стол, у которого все ножки внезапно оказались разной длины. Хорошо, что она не успела встать на ноги.

Тишина обвалилась на нее как-то разом. Больше не было слышно стонов, рычания, проклятий, дорогу будто накрыло большим ватным одеялом. Никого не осталось. Дэю крупно трясло в нервном ознобе. Они все мертвы. И наемники, и случайные пассажиры, и даже возница лежал на своей лавке невидяще выпучив глаза, с вываленным синюшным языком и кнутом, плотно обмотанным вокруг шеи. Он умер первым.

Тихий шорох — звук шагов. Торвас ходил между тел, трогая каждое сапогом. Потом повернулся, окинул колючим взглядом ее жалкую трясущуюся фигуру, пошел прямо к ней. Его правый рукав был сильно вымазан кровью, но в остальном, и это казалось удивительным, он сумел остаться чистым. Дэя оцепенело следила за его приближением, пытаясь справиться с накатывающей дурнотой.

Наклонившись, он ухватил ее за руку выше локтя и рывком поднял на слабые ноги. Его глаза оказались неприятно близко, цепко оглядели ее с головы до ног, оценивая состояние, тонкие губы едва заметно шевельнулись:

— Идем.