4. Угроза (1/2)

— Он просит личной аудиенции.

Госпожа нервно теребила бахрому палантина. Не поворачивая головы от окна, выговорила с презрительной насмешкой:

— Разве это не нарушает наших традиций? Странно, что вы, Верховный Жрец, ему в этом потакаете.

— Думаю, нет ничего плохого в том, чтобы вы познакомились друг с другом в неофициальной обстановке в присутствии служителя Великой Матери.

Дэя во все глаза смотрела на Госпожу, стоя в тени балдахина. Та фыркнула, дернула плечом. Понимать это можно было как угодно. Верховный Жрец решил увидеть в этом жесте согласие.

— Господин Лат будет у вас, как только переоденется с дороги.

Он откланялся и вышел. Чтобы прервать угрюмое молчание, наполнившее комнату, Дэя спросила:

— Принести другое платье, Госпожа?

— Не нужно.

Она села на софу, подперев рукой щеку и бездумно уставившись в пространство. Поправив рассыпавшиеся книги на полке и заново натянув на кровати покрывало, Дэя отошла к своему столу. В новых покоях Госпожи он стоял у окна, что оказалось одновременно удобным для шитья и очень непривычным — она чувствовала себя комфортнее в полумраке, считая, что слуг не должно быть видно, пока они не понадобятся.

Переезд жениха к невесте и его присутствие рядом после официального объявления о беременности, как и прошедший обряд, являлось своего рода испытанием, только теперь уже для мужчины. Как покажет себя, как будет справляться после зачатия собственных детей, насколько будет чуток и внимателен. Господин Лат прибыл всего час назад и уже успел внести сумятицу и во дворец, и в состояние Госпожи. Дэя и так и эдак прикидывала считать ли нетерпение жениха хорошим признаком. Сама Госпожа Астильба то хмурилась, то задумчиво косилась на дверь. Она тоже о нем думала. Еще бы. Они много говорили о нем и будущая правительница была уверена, что сыну Госпожи Латисы их союз поперек горла, так же как и ей самой. Неожиданная просьба жениха заставила ее засомневаться в своих выводах: было бы это так, зачем бы ему просить о встрече почти за неделю до торжества? Все равно ничего уже не изменить, так есть ли разница, когда увидиться — сейчас, или на самой свадьбе?

Шаг господина Лата был спокоен и тверд, будто ему не раз приходилось ступать по этим коврам. Приблизившись, он глубоко поклонился в знак почтительности и тут же непринужденно устроился на полу у софы, вполоборота к Госпоже. Весьма дальновидно — теперь Госпожа могла вдоволь беспрепятственно разглядывать его лицо и фигуру, при этом он не давил своим присутствием и ростом, как если бы сел рядом или остался стоять. Наверняка мать подсказала ему сделать так. Мудрая женщина.

Послеполуденное солнце золотило кудри жениха, ласково касалось лучами свежевыбритого мужественного подбородка. Крупные черты лица компенсировались их правильностью и мягкостью взгляда и складывались в весьма приятный образ. Дэя запоздало подумала, что ее хозяйке пристало бы держать на коленях какое-нибудь рукоделие, чтобы иметь возможность прерываться в разговоре на паузу и показать себя ловкой и умелой в шитье. Для начала. Но той, похоже, было плевать какой увидит наследницу трона будущий жених. Ее пальцы небрежно поглаживали жесткую вышивку на подушке, а губы подрагивали, еще не решив, скривиться им или улыбнуться. Он первым нарушил тишину.

— У меня был ваш портрет. В первом же письме матери попрошу приказать отрубить художнику руку, в которой он держит кисть.

— Какая прямолинейная лесть, да еще и приправленная жестокостью… Не знаю что и думать теперь о вас.

— Считайте, что я чересчур много болтаю. Но я не ожидал, что вы действительно настолько красивы.

Она все-таки улыбнулась.

— Что же вы сделали с портретом? Запихнули поглубже в сундук и забыли?

— Почему вы так считаете?

— С вашим я так и поступила.

— Неудивительно, если его писал тот же художник.

Верховный Жрец был явно доволен. Он устроился поодаль с толстенной книгой, но было заметно, что написанное его мало интересует. Дэя тоже вся обратилась в слух. Оказалось, она напрасно волновалась: господин Лат вел разговор умело, переходил от погоды к восторженным восхвалениям ландшафта и дворца, не забывал поинтересоваться мнением Госпожи по тому или иному вопросу, шутил, к месту делал ненавязчивые комплименты. Они разговаривали о пустяках не меньше часа и Госпожа, поначалу настороженная и язвительная, расслабилась, легко поддерживала общие темы, а главное — улыбалась. Отворачиваясь и сдерживая себя, но все равно было заметно, что господину Лату удалось, если и не расположить к себе, то заставить наследницу смотреть на него не как на похитителя своей свободы. Для Верховного Жреца это, несомненно, победа. Опасаясь, что беседа иссякнет и оба снова начнут испытывать неловкость, а затем отчуждение, он поднялся и со свойственной ему деликатностью сообщил, что после длительного пути он настоятельно рекомендует господину Лату как следует отдохнуть. Тот повиновался беспрекословно, и Дэя с Госпожой снова остались наедине.

Они долго молчали. Госпожа поднялась, принялась расхаживать по комнате. Желая поддержать успех господина Эрантиса, Дэя позволила себе заговорить первой.

— Знаете, Госпожа, а он оказался довольно мил.

— Ты так считаешь? — рассеяно спросила она, остановившись на мгновение. — Пожалуй, он оказался не так неприятен, как мне думалось поначалу.

Будущая правительница снова принялась шагать туда-сюда, перебирая огрузившие шею подвески. А потом тихо проговорила:

— Выполни мою просьбу в последний раз.

В груди у Дэи сжалось: она мгновенно поняла о чем пойдет речь — Скарбо, обиженный поведением наследницы после обряда, никак не отвечал на отправленные ею записки.

— Ты одна можешь мне помочь, Дэя, — Госпожа взяла ее руки в свои, заглядывая в глаза. — Пожалуйста… Я не могу сама отыскать его.

Пальцы, унизанные перстнями, ласково поглаживали ее ладони. Так мягко она давно с нею не разговаривала.

— Обещаю, я найду тебе хорошего жениха. Богатого торговца или ловкого воина. Сделаю его военачальником. А может, у тебя есть уже на примете будущий отец твоих дочерей? Выйдешь замуж за кого пожелаешь хоть завтра!

Дэя не желала никого. Ее сердце молчало.

— У меня есть только вы, Госпожа.

— Прошу, — она прижала ее ладони к своей груди, где под тонким шелком билось сердце. — Я хочу попрощаться с ним.

— Вам нельзя… Вам нельзя сейчас иметь связи с мужчиной.

— Мы не будем. Я просто хочу посмотреть на него, поговорить с ним. Я не хочу, чтобы у него остались дурные воспоминания обо мне. Отыщи Скарбо для меня.

Дэя в немом отчаянии сцепила пальцы. Госпоже сейчас даже близко нельзя находиться с мужчинами, а уж тем более наедине. Это огромный риск. Если незаконная связь откроется, как потом доказать, кого носит под сердцем правительница — возможную наследницу или воинского приблудыша. Кто сейчас в ее чреве — плод, освященный обрядом, от избранных Великой Матерью жрецов, или незаконный вымесок плебейской крови?

— Хорошо, — сдалась она. — Но тогда я останусь в ваших покоях. Я не буду подслушивать, просто посижу в углу.

Госпожа на мгновение свела тонкие брови, но потом улыбнулась, погладила Дэю по щеке.

— Спасибо.

Фонарь светил плохо — в спешке она забыла сменить оплывшую свечу. Впрочем, его все равно пришлось затушить, едва спустившись на воинскую половину, чтобы не быть обнаруженной.

В кромешной темноте Дэя крадучись спускалась по лестнице, до предела напрягая слух. Пальцы скользили по шершавой стене в беспомощной слепоте, ноги напряженно нашаривали следующую крутую ступень. До того как по этим же ступеням пройдет толпа пропотевших и уставших мужчин оставалось совсем немного времени, нужно было успеть сообщить Скарбо о желании Госпожи видеть его, пока в казармах отдыхают лишь те воины, что освободились от дневного дежурства.

В коридоре с многочисленными дверьми оказалось ненамного светлее. Лишь в его начале и где-то в конце тускло чадили факелы. Мелко семеня, Дэя продвигалась короткими перебежками. В замке не существовало прямых коридоров, все проходы напоминали муравьиные тоннели — неожиданно ныряли вниз на три ступени или сворачивали в сторону, так что она полагалась больше на слух, чем на зрение. Слышен был редкий храп и глухое невнятное бормотание. Скрип двери впереди заставил ее замереть от страха, вжавшись в стену, но шагов не последовало, и Дэя, медленно выдохнув, снова ступила вперед. Шаг, другой. Комната Скарбо совсем рядом. Она передаст ему слова Госпожи и благополучно вернется наверх. Вот и дверь. Дэя протянула руку, но та вдруг открылась сама, и навстречу шагнул незнакомец.

Весь он был словно соткан из мрака, откуда неожиданно возник: темная одежда, худощавое лицо полное теней, и глаза в запавших глазницах тоже темные. Дернувшись от испуга, Дэя внутренне сжалась, осознав, что — поздно, что ее лицо уже видели. Мужчина окинул ее пустым взглядом, мгновение помедлил и бесшумно исчез, скользнув мимо нее.

Из-за того, что ее обнаружили в такой близости от цели, Дэя не сразу сообразила, что гость Скарбо не похож ни на воина, ни на начальника охраны, способного устроить ей неприятности. На его одежде вообще не было никаких отличительных знаков, могущих дать понять кто перед ней. Может возлюбленный Госпожи просто изменяет ей с кем-то из знатных господ, имеющих большие аппетиты и не желающих быть узнанным? Все еще ошарашенная внезапностью встречи, она сунулась вперед, заглядывая в темноту воинской кельи и тут же попятилась: свесив руку с грубо сколоченной койки, Скарбо лежал с перерезанным от уха до уха горлом, и кровь все еще выходила из неподвижного тела тягучими словно сироп, каплями. Оглушенная собственным сердцебиением и дыханием, Дэя, не чувствуя ног, понеслась назад.

Оставленный фонарь погас. Дэя вспомнила про него, случайно задев ногой. Слава Великой Матери, он не разбился от ее пинка, навлекая подозрение в убийстве на ее голову. Подхватив возмущенно скрипнувшую ручку, Дэя поспешила наверх.

Госпожа встретила ее прямо в дверях с лихорадочным блеском глаз.

— Он придет? Придет?

— Я… его не застала.

Госпожа разом сникла, погрустнела. Медленно пройдя внутрь покоев, она равнодушно спросила:

— Что-то случилось? Ты запыхалась.

— Просто слишком быстро поднялась по лестнице.

Сдерживая дыхание, Дэя отступила в сторону, отвернулась, несколько суетливо ставя фонарь на прежнее место.

Тело Скарбо обнаружили лишь наутро — он не появился на построении. Госпожа Астильба узнала о его смерти через два дня. Пошатнулась, словно пьяная, и целый вечер отупело смотрела в стену. Чего стоило Дэе выслушать скорбную новость, не показывая, что для нее это вовсе не новость, одной Великой Матери известно. Почему она промолчала, не рассказала Госпоже раньше? Испугалась, что та тут же потребует начать расследование, а первый вопрос стражников будет — кто и при каких обстоятельствах нашел убитого. Женщинам прощалось многое, но открытое нахождение на мужской половине лишило бы ее перспектив удачно выйти замуж в будущем. И вместо высокопоставленного военнокомандующего, дворянина или в крайнем случае богатого купца ей не светило бы ничего выше сержанта дворцовой охраны: позор находится на мужской стороне без уважительных причин. Выдать же Госпожу было немыслимо. И Дэя молчала.

Наутро она получила приглашение от Верховного Жреца выпить с ним чаю. У него был собственный крошечный садик, куда можно было попасть прямо из богато обставленных покоев. Три гранатовых дерева устало клонили ветки с карминно-красными плодами, в их кружевной тени удобно стоял небольшой столик и два стула с изящно изогнутыми ножками. Начищенный медный чайник отражал сложный узор скатерти, а вокруг него хороводом стояли вазочки со сладостями и сушеными фруктами, блюдца с наколотым сахаром. Жестом Верховный Жрец отослал слугу и принялся сам ухаживать за Дэей. Понимая, что такие приглашения просто так не делаются, она напряженно ждала.

После разговоров о погоде, близящемся сборе урожая, грядущей неделе веселья и снова о погоде — из опасений, как бы дождь не испортил торжество, Верховный Жрец перешел к недавним событиям.

— Вы знали умершего?

Дэя аккуратно отставила сужающуюся в талии чашку. Вот оно. То, ради чего ее сюда позвали. В саду не было ни души, конечно. Даже стража отсутствовала.

— Немного. Не сказать, чтобы очень близко.

— Многие считают, что именно близко.

— Обычные сплетни.

Отсутствие отношений между ними доказать очень легко. Стоит ли? Как бы не открылась правда еще более опасная. Сдужанка-возлюбленная и служанка-сводница — разные вещи. Дэя напряженно сжала губы, ожидая разоблачения, но он не стал настаивать. Подлил чаю себе и ей, спросил только:

— Так, значит, его смерть никак на вас не повлияла?

— Смерть, это всегда прискорбно. Особенно, когда она внезапно касается молодых. Впрочем, никто не знает, когда встретится с Первой Матерью. Поэтому изначально стоит жить благопристойно и не осквернять себя дурными делами, чтобы великая богиня как можно скорее позволила родиться снова.

— Какие прекрасные слова, Дэя. Они настолько правильные, что мне хочется вписать их в одну из своих еженедельных проповедей.

— Не иронизируйте. Я действительно так считаю.

— Простите, — он пригубил чай. — Я знаю, что вы были первой кто увидел его смерть.

— Кто мог вам сообщить?

— Тогда, в коридоре, вы встретили моего приемного сына.

Дэя ждала продолжения, ждала, что Верховный Жрец сейчас объяснит ту случайность, то неблагоприятное стечение обстоятельств, благодаря которым его сын оказался рядом с трупом Скарбо. Но он молчал и, вроде бы даже чего-то ждал. У Дэи похолодели руки.

— Вы хотите сказать, что ваш приемный сын и есть убийца? — последнее слово далось ей с трудом.

— Тот воин, Скарбо… У него была очень ненадежная характеристика. Это могло стать проблемой в будущем.

Первым желанием было бежать, бежать подальше от Верховного Жреца с его грязными играми. Но как тогда узнать, не станет ли она такой же их участницей с «ненадежной характеристикой». Тщательно подбирая слова, она проговорила:

— Признаться, я и сама думала, что когда-нибудь он может навредить Госпоже. Просто меня весьма удивило ваше… семейное дело.

Они помолчали, ненадолго отвлекшись на остывающий чай. Что может быть приятнее подобного времяпровождения в компании того, кто вершит судьбы чужими руками?

Верховный Жрец покрутил чашку на блюдце, пока она не издала неприятный скрежещущий звук, поморщился и спросил:

— Можно говорить с вами откровенно?

— Это всегда предпочтительнее.

— Дэя, вы можете мне полностью доверять. Я знал и про Скарбо и про вашу роль в их встречах. Я знаю о вас все, дитя. И вы мне очень нравитесь. Мне жаль, что из-за вашего положения вы так одиноки, что вам даже не с кем было поговорить об увиденном. Я вас понимаю, потому что сам нахожусь в подобном положении: мой приемный сын уже пять лет как дезертировал из армии. Пять долгих лет я устраиваю несчастного мальчика то к одним, то к другим надежным людям, покупаю ему поддельные документы и фальшивые личности. Вы окончательно покорили меня, не рассказав никому о вашей встрече. А ведь смерть того воина могла бы навести на его след.

Насколько смогла рассмотреть Дэя, тому «несчастному мальчику» было никак не меньше тридцати пяти. Дэя взяла кусочек сахара, окунула острой гранью в чай.

— Что бы вы там себе не придумали, я сделала это не ради вашего сына, и даже не ради Госпожи.

Он кивнул.

— Понимаю. Вы защищали свою честь. И в этом у нас тоже есть кое-что общее: если о покровительстве дезертиру узнают, моей карьере конец.

— Вам не следует волноваться по этому поводу. Я не сказала ничего когда это случилось, не вижу причин говорить об этом позже.