Часть 17 (1/2)
Головокружительный аромат кофе плывет в воздухе, шустро заполняя пространство гостиной. Ресницы мальчишки подрагивают во сне, и тот забавно морщит нос, тут же расплываясь в блаженной улыбке. Секунду спустя глаза широко распахиваются, и Поттер утыкается в него осоловелым спросонья взглядом. На то, чтобы окончательно прийти в себя, у него уходит лишь доля секунды — он резво подскакивает на диване, чуть ли не вышибая при этом у Северуса из рук тарелку, от которой поднимается горячий пар.
Поттер замирает в полудвижении, словно отказывается верить своим глазам, а Северус невозмутимо ставит на столик рядом с диваном тарелку с только-только приготовленным пышным омлетом и идеально нарезанными овощами, а сбоку — крохотную чашку с кофе с крепко взбитой молочной пеной и двумя кубиками сахара на блюдечке.
В немом изумлении Поттер следит за его действиями, и на настырный молчаливый вопрос Северус только едва размыкает губы и безразлично роняет:
— Не отравлено, ешь!
Мальчишка перехватывает его за руку и на его рассерженное шипение сквозь зубы — запястье, как назло, оказывается левым — совершенно не реагирует. Не сводя глаз, Поттер произносит одними губами: «спасибо», а потом, проследив за его многозначительным взглядом, все-таки соображает разжать пальцы.
На полоске кожи, не прикрытой манжетой, красуются свежие фиолетовые круглые отметины. Поттер в прострации пялится на синяк собственного изготовления и шумно втягивает в себя воздух.
И, переменившись вдруг в лице, переводит настороженный взгляд на тарелку с едой.
— Да в самом же деле, Поттер!
Под чужим пристальным взором Северус нанизывает на вилку ломтик идеально нарезанного помидора, отламывает кусочек омлета и отправляет всё это в рот, запивая глотком поттеровского кофе. И следом, утерев губы салфеткой, складывает руки на груди и окидывает Поттера красноречивым взглядом. Тот шумно вздыхает и принимается наконец за еду. Мгновение спустя Поттер почти урчит от удовольствия.
Попытку что-то спросить с набитым ртом Северус перебивает коротким:
— Я уже позавтракал.
И в самом деле, пока Поттер блаженно дрых на его диване в гостиной, периодически томно вздыхая во сне, у него самого было предостаточно времени, чтобы поесть, подготовить свои пять вопросов, а заодно c вопросами — идеальный завтрак для Поттера.
Северус более чем уверен, что если не делать поблажек, то Поттер вряд ли переживет и первые два его вопроса, а потому под равномерный стук ножа о разделочную доску — помидор он режет идеально ровными, почти прозрачными ломтиками — допрос, который он мысленно ведет, вынужденно претерпевает изменения.
В какой-то момент Северус всё же с трудом припоминает, что его цель — не загнать Поттера в угол за максимально короткий срок, наслаждаясь при этом сладким вкусом мести, не отравить ядом и не заставить страдать, упиваясь тем, как мальчишка болезненно вздрагивает и неминуемо опускает голову всё ниже и ниже, ожесточаясь, закрываясь от него глухой стеной обороны.
Нет. Его цель, как бы ни было это невозможно, — попытаться вывести их отношения на тропу хоть какого-то подобия доверия. Ну, или сдохнуть в попытке…
Возможно, ему все же стоило бы добавить в кофе, который с таким наслаждением сейчас хлебает Поттер, несколько капель совершенно лишенного вкуса быстродействующего яда.
Пока он пребывает в своих мыслях, Поттер с молниеносной скоростью расправляется с едой и теперь исподтишка разглядывает его, не в силах удержаться. Но в чувство Северуса приводит не настырный взгляд, а довольное урчание чужого желудка.
Он почему-то испытывает за самого себя мимолетный, но острый прилив гордости. Сытый, выспавшийся, не отравленный местью и ядом Поттер — это ли не достижение.
— Одевайся теплее, я буду ждать у калитки.
И, не сказав больше ни слова, он покидает гостиную.
Поттер нагоняет его уже на узкой тропинке, ведущей в долину, и Северус мгновенно ощущает, как мальчишка едва удерживается от того, чтобы в который уже раз схватить его за многострадальное запястье. Он внезапно останавливается, резко разворачивается, и Поттер тут же впечатывается в него всем телом. И поднимает на него какой-то ищущий, потерянный взгляд.
— Куда мы идем, Поттер, ты скоро увидишь, левитировал я тебя из подвала или перенес в гостиную на руках — реши сам, готовлю я идеально, но редко, и пять своих вопросов ты еще услышишь, не стоит так переживать. Что-то еще, Поттер?
Мальчишка, стушевавшись, отрицательно трясет головой и наконец отлипает от него, отступая на шаг назад. Он тут же уходит по тропинке вперед, привычно избавляясь от снега впереди себя магией, а Поттер, проглотив все остальные, жгущие ему язык вопросы, спешно прибавляет ход, стараясь не отстать.
Спуск в долину хоть и проще подъема, но всё равно занимает по крайней мере пару часов быстрой ходьбы, и когда они наконец добираются до окраины Гриндевальда, обнаруживается, что Поттер уже давно размотал шарф, снял шапку и перчатки — и теперь его лицо украшает яркий морозный румянец.
Удивительно, но на его стремительную, почти летящую походку за эти пару часов мальчишка не жалуется ни разу. И хоть Северус и слышит время от времени за спиной приглушенные чертыхания, когда Поттер сбивается с узкой тропинки и проваливается в глубокий снег, но ничто кроме сбитого запыхавшегося дыхания не выдает в Поттере неудовольствия.
В центре деревушки они оказываются как нельзя вовремя: яркое зимнее солнце неторопливо скатывается за ближайшую гору, великодушно даря онемевшим от красоты зрителям невозможный закат, весь сотканный из сотен розовых и сиреневых нитей. Шапки снега искрятся на крышах почти игрушечных домиков, и на центральной площади сияют мириады золотых огней — там и тут ярко вспыхивают и гаснут рождественские гирлянды. Радостный шум ярмарки осторожно касается слуха обещанием праздника.
Поттер замирает рядом, боясь пошевелиться, боясь вздохнуть лишний раз, и впитывает в себя атмосферу обещанного чуда: отражения ярких огней пляшут в его мечтательном, совсем юном в этот момент взгляде. Новое «спасибо», адресованное ему, замирает на губах, стоит только мальчишке встретиться с его предостерегающим взглядом. Поттер проглатывает слова и вздыхает с такой невозможной тоской, весь изголодавшийся по счастливым переживаниям, что всего на секунду Северус испытывает нечто, чему совсем не может дать определения.
— Поттер…
Мальчишка с задержкой отвлекается от созерцания сказочной суеты и переводит на него затуманенный взгляд.
— Один глинтвейн — и никаких глупостей, ты понял?
Поттер кивает с такой молниеносной готовностью, что Северус тут же жалеет о сказанном, ведь Поттер наверняка услышал: «Глинтвейн и пунш — пока не будешь валиться с ног, а глупости… Ну конечно же, Гарри — всё, что взбредет тебе в голову…»
Поттер моментально срывается с места и убегает далеко вперед, теряясь в толпе. Кто-то из местных магглов, завидев его одинокую темную тень вдали от всеобщего веселья, скупо кивает в знак приветствия, и Северус отвечает таким же скупым кивком, так и не решаясь нырнуть в водоворот праздничной суматохи вслед за Поттером.
Мальчишка возвращается минут десять спустя, совсем ошалевший от впечатлений, захлебывающийся искренним восторгом. Поттер осторожно протягивает ему глиняную кружку, чокается своей и, прикрыв от наслаждения глаза, вдыхает аромат специй полной грудью. Глинтвейн раскрашивает губы Поттера ярко-алым, и Северус с трудом заставляет себя отвернуться.
Это была глупая затея. Совершенно точно глупая, безумная, сумасбродная, абсолютно несвойственная ему затея. Северус с тоской припоминает о том, что не далее как утром хотел затащить Поттера в темный пустой подвал и устроить ему там допрос с пристрастием. А вместо этого…
А вместо этого горячее пряное вино медленно согревает его изнутри, лаская теплом, и он делает второй аккуратный глоток, неосознанно копируя поттеровский жест — вдыхает аромат цитрусов и корицы и на секунду прикрывает глаза. Поттер, успевший устроиться на скамейке рядом, прячет свой смеющийся взгляд за кружкой.
Третий глоток — и тугой узел внутри, сотканный непонятно из чего, наконец-то расплетается. Поттер тянется рукой, осторожно касаясь уголка его губ, и стирает след от глинтвейна. А потом нарочито медленно слизывает каплю с пальца и вдруг тихо произносит:
— Пойдем, Северус, там столько всего!
И он неожиданно для самого себя уступает, поднимаясь вслед за Поттером со скамейки. Мальчишка тянет его за собой, хохочет, протискиваясь сквозь праздничную толпу, торопится вперед и вдруг замирает у крошечного домика, освещенного огоньками свечей в окнах. Сквозь витрину Северус замечает свисающие с потолка сотни самых разных елочных игрушек. Все они поблескивают в приглушенном свете, вспыхивая яркими разноцветными бликами. Поттер осторожно заходит внутрь, придерживая для него открытой дверь, скользит взглядом по магазинчику и, заметив вдруг что-то, достает с полки большой стеклянный шар. С силой встряхивает его, всматриваясь внутрь: снежинки медленно кружатся, укрывая сугробом спрятанный внутри крошечный домик в горах.
— Ты мне тогда так и не ответил — как в том стеклянном шаре-артефакте оказался мой дом?
Поттер крупно вздрагивает, застигнутый врасплох, разжимает пальцы, и снежный шар стремительно летит вниз… и не разбивается лишь потому, что Северус успевает в последний момент перехватить его у самого пола и, неслышно вздохнув, аккуратно возвращает назад на полку.
Мальчишка резко опускает плечи и со словами «пропускаю вопрос», протискивается мимо, спешно ретируясь из магазинчика на морозный воздух.
Неожиданно.
Поттера он обнаруживает под одиноким фонарем, который освещает ровным желтым кругом искрящийся снег и макушку Поттера, зарывшегося носом во вторую уже кружку с глинтвейном.
Мальчишка отпивает вино и, с вызовом глядя на него в упор, произносит:
— Четыре вопроса, Снейп, и я весь в твоей власти.
***</p>
— Льюис жив?
Негромкий вопрос перебивает смех каких-то магглов рядом, перебивает очередную рождественскую песенку, медом льющуюся из динамика, и Поттер, аккуратно скользящий по гладкому льду на коньках впереди него, вдруг внезапно тормозит, вбивая в лед конек, и резко оборачивается к нему всем корпусом. Смотрит глаза в глаза и лишь несмело кивает. И, стремительно подъехав вплотную, обхватывает его руками для равновесия и негромко вздыхает: