Часть 17 (2/2)

— Конечно же жив. За кого ты меня вообще принимаешь?

Каким таким образом они вдруг оказываются на катке и, мало того, каким таким образом Поттер умудряется уговорить его надеть коньки и прокатиться по гладкому, блестящему в свете гирлянд льду, Северус доподлинно не знает. Возможно, во всем виновата третья по счету кружка глинтвейна, которую Поттер незаметно подсовывает ему, пока он мысленно отвлечен на попытку разгадать, что же все-таки не так с этим треклятым поттеровским стеклянным шаром-артефактом.

Он переводит глаза на раскрасневшегося Поттера, всё еще крепко обнимающего его, и отрешенно интересуется:

— Зачем Льюису были нужны десять тысяч галлеонов?

Мальчишка перехватывает его за ладонь и со словами «длинный разговор», не дожидаясь согласия, аккуратно отталкивается от бортика. Ему остается только подстроиться под плавный ритм скользящего по льду Поттера.

Они в полном молчании делают один круг по катку, и когда Северус уже не ждет ответа, внезапно раздается почти неслышное:

— Патрику были нужны редкие ингредиенты для изготовления артефакта. Очень редкие и очень дорогие.

— И вместо того, чтобы…

— И вместо того, чтобы попросить у меня помощи, он выбрал решить свои проблемы вот таким нетривиальным способом.

— Ты знаешь, когда это произошло?

— Да, знаю. Он всё рассказал сам. Мы только начали встречаться, ему срочно требовались деньги, и он не смог отказаться от случайного заманчивого предложения. Он же, как и все остальные, поначалу посчитал меня избалованным золотым мальчиком, интрижка с которым вряд ли затянется, и не рассчитывал, наверное, что…

— Влюбится в тебя, Гарри?

Поттер тормозит, резко замирая на месте, так внезапно, что Северус еще какую-то долю секунды по инерции продолжает скользить по льду, пока не ощущает вдруг болезненный рывок в руке и то, с какой нечеловеческой силой Поттер притягивает его к себе, уберегая от падения.

Мальчишка встряхивает головой и шумно вздыхает, но на последнюю его реплику так ничего и не отвечает.

— Что это за артефакт такой, Поттер, на изготовление которого требуется десять тысяч?

— У Патрика есть сестра-близнец. И она до недавнего времени медленно умирала. Удивительно, но у родителей-магглов родилось двое детей-волшебников. Правда, стоило случиться первому стихийному выбросу — я не знаю, что именно тогда произошло, Льюис мне никогда не рассказывал, — и магия выбрала его, а не сестру. И с каждым годом, пока он становился всё сильнее, она таяла на глазах, теряя и те крохотные остатки, что достались ей.

— Но…

— Но она не маггла, Снейп. Никогда ею не была. И вместе с магией из нее вытекала жизненная сила, и сестра Льюиса умерла бы, как только лишилась бы последней крупицы магии. Родители решили переехать в Америку, понадеявшись, что целители смогут помочь, но в итоге решение нашел сам Льюис: требовалось изготовить кровный артефакт, который смог бы вернуть часть его магии сестре. Безумно дорогой и редкий артефакт.

Мальчишка стоит перед ним, понурив взгляд, и отчаянно пытается убедить самого себя, что такая благородная цель способна оправдать предательство. От былого восторга не остается и следа.

— Поттер, я не знаю, какими сказками успел накормить тебя Льюис, твоя слепая вера в людей — отдельный предмет разговора, но магия — это не вода, которую можно переливать туда-сюда, как вздумается…

Мальчишка вскидывает на него нечитаемый взгляд и, с трудом разлепив губы, холодно произносит:

— Ну хорошо, Северус, если тебе от этого станет легче — можешь считать, что Льюис был просто жадным до денег беспринципным подонком. А я, наступив на те же грабли, снова влюбился в подонка. Как скажешь! Тебе, наверное, виднее…

Поттер одним своим злым взглядом прожигает в нем, по ощущениям, дыру насквозь, и Северус, сморгнув наваждение, молча следит за тем, как от внезапной вспышки чужой магии тает под ними лед, а мальчишка, аккуратно переступив коньками, разворачивается к нему спиной и, заложив руки за спину, гневно удаляется со стремительной скоростью.

На одно долгое мгновение Северус абсолютно уверен — Поттер подразумевал совсем не Льюиса…

Спустя час безуспешных поисков Северус, внутренне проклиная самого себя — надо было всё же просто запереть Поттера в подвале, — наконец находит нахохлившегося мальчишку на все той же скамейке, на которой пару часов тому назад они беззаботно пили на пару глинтвейн. Поттер сидит, низко сгорбившись, разглядывая в тусклом свете фонаря свои замерзшие руки.

Заслышав его шаги, тот поднимает на него потухшие глаза и тихо произносит:

— Впереди еще два вопроса, Снейп, и я почему-то совсем не уверен, что доберусь до последнего живым. Извини.

Удивительно созвучно его собственным мыслям.

— Пора возвращаться, ты совсем замерз.

Они поднимаются назад к шале по всё той же тропинке в абсолютной тишине. Поттер стремится слиться с окружающей обстановкой — и это у него вполне неплохо выходит. Начавшийся сильный снегопад мешает смотреть вперед, и мальчишка маячит неясной, занесенной снегом тенью где-то далеко впереди. Поттера выдает только неяркий свет Люмоса на конце палочки, которым тот освещает себе путь. Три часа пути пролетают удивительно незаметно. Он всё еще не может решить, какие два вопроса задать, чтобы и в самом деле не отравить Поттера по неосторожности своим ядом.

Когда Поттер выжидающе замирает у калитки, глядя себе под ноги, Северус вдруг совершенно некстати вспоминает вчерашний дерзкий поттеровский вопрос «ты уже дрочил на меня?». И, не удержавшись, цепляет Поттера за подбородок, вынуждая смотреть себе в глаза:

— Вот эти вот спецэффекты, когда ты кончаешь, были и с Льюисом, Гарри?

Мальчишка неверяще пялится на него и, шумно сглатывая, зло произносит:

— Удивительно топорная месть, Северус, как для тебя. И отвечая на твой вопрос — нет, такие «спецэффекты» у меня только с тобой.

На приподнятую в немом вопросе бровь, Поттер неохотно добавляет:

— А с Льюисом я все три года был под умиротворяющим.

Мальчишка отворачивается, устремляя свой взгляд на темнеющее за завесой снегопада безмолвное сумеречное шале.

— Последний вопрос на сегодня, Снейп. И, если ты не против, я бы предпочел услышать его сейчас и аппарировать наконец к себе домой.

Поттер стоит к нему вполоборота, засунув руки в карманы и втянув голову в плечи, и когда в морозном воздухе повисает негромкое: «ты когда-нибудь использовал непростительные?», лишь глубже зарывается носом в шарф.

— Круциатус и Империус. Первое — в адрес Беллатрисы Лестрейндж. Второе — в адрес Патрика Льюиса. И прежде чем ты поинтересуешься, как это меня так угораздило — Льюис захотел этого сам.

Яркое, почти осязаемое смущение моментально проявляется пунцовым румянцем на поттеровских щеках, и пылающее лицо Поттера — самый лучший ответ на все последующие вопросы, что уже готовы сорваться у него с губ.

У Северуса не остается никаких сомнений, при каких обстоятельствах эти двое баловались непростительным. Порочная, откровенная мысль вспышкой обжигает воображение, и Северус в вечерней темноте с внезапным новым интересом всматривается в профиль мальчишки.

Поттер спешно отворачивается, отходит от калитки на несколько шагов и, вытащив из рукава палочку, очевидно, собирается аппарировать. Северуса вдруг до самого нутра обжигает неожиданной вспышкой любопытства. Прежде чем Поттер исчезнет, он инстинктивно делает несколько шагов, разворачивает мальчишку к себе за плечи и выдыхает в лицо:

— Беспринципный подонок, Гарри?! И как же тебя угораздило влюбиться?

Поттер застывает, широко распахивая глаза, и по тому, как зрачки моментально затапливают зеленую радужку, Северус с асбсолютной уверенностью знает — мальчишка прекрасно понимает, что спрашивает он совсем не про Льюиса.

Поттер глубоко вздыхает и, спешно облизнув губы, выпаливает:

— А это, Северус, уже шестой вопрос.