Часть 8 (1/2)
— Давай, Кингсли, удиви меня! Скажи ради разнообразия, что Поттера не требуется вытаскивать из очередной жопы…
Шеклболт морщится от этой прямоты и, пряча взгляд за бокалом, задумчиво тянет:
— Смотря что называть «жопой», Северус…
— Шеклболт, уволь меня от своих философских размышлений о смысле жизни, ладно? Я готов тебя выслушать только при одном условии — ты ничего не утаиваешь и не пытаешься выдать передрягу, в которую опять попал Поттер, за подарок небес. Четко, коротко и по делу. И если тебе повезет, я, может быть, даже отвечу да.
Шеклболт глубоко вздыхает, отставляет бокал в сторону и вдруг неуловимо меняется в лице, собирая самого себя в крепко сжатый кулак за одно короткое мгновение.
— Как скажешь, Снейп. Если честно, тебя лично до последнего никто не хотел тревожить. Я еще помню все особенности твоих отношений с Гарри.
«Особенности отношений»… Отлично подмечено, ничего не скажешь. Ему даже нравится эта лаконичность министра. В ответ он задумчиво хмыкает, мысленно соглашаясь с Шеклболтом.
— В общем, Гарри вышел из войны не только победителем… но и обзавелся кое-какими способностями…
— Шеклболт, последнее предупреждение, честное слово. Я сказал — не утаивая и не пытаясь выдать лютый трындец за нечто иное… Что с Поттером?!
— Ладно, Северус. Хочешь услышать в лоб, будет тебе в лоб! У Поттера после победы внезапно обнаружились весьма неординарные способности в ментальной магии. Это всё, что я могу сказать.
— Насколько неординарные, Кингсли?
Шеклболт откидывается на спинку кресла и даже порывается что-то сказать, но внезапно передумывает и просто молча пристально на него смотрит. Если уж даже министру не хватает слов…
Да блядь… Не стоило даже надеяться, что его пронесет, да?
Он сглатывает, ожидая продолжения.
— Гарри и сам не сразу понял, что происходит…
Догадка осеняет почти мгновенно:
— Он из-за этих новых способностей и бросил Академию, да?.. Дракклы, Шеклболт, ты когда вообще собирался поставить меня в известность?
Судя по тому, как Кингсли резко опускает глаза и нервно передергивает плечами, похоже — не собирался вообще.
— Всё было под контролем, Северус.
На его красноречивый многозначительный взгляд Шеклболт повторяет с нажимом:
— Под контролем, я сказал. И вообще, проблема вроде благополучно разрешилась, и Гарри, мне казалось, вполне успешно помогли справиться в Мунго. И всё было тихо-мирно последние три года, но вот незадача…
Мунго… Поттер… Ментальная магия… Да твою ж мать!
Нестерпимо хочется только одного — приложиться лбом о крепкую деревянную поверхность стола, побиться о неё со всей силы, а потом, разогнувшись, заорать во всю глотку: «Ты, Кингсли, безмозглый трусливый страус, закопавший свою лысую голову в бетонный песок!!!»
«Вроде», «казалось» ему…
Поттеру, весьма вероятно, досталось что-то (вопрос, что именно?!) в подарок от сдохшего Темного Лорда (круговорот магии в природе, разве нет? Да даже не стоило надеяться, что обойдется без сюрпризов…), а Шеклболт отправил мальчишку разбираться со всем этим «добром» в Мунго. В Мунго! В эту законсервированную во времени допотопную богадельню, где нормальных специалистов по ментальной магии отродясь не водилось…
Северус пораженно замирает и вдруг проникается совершенно искренним сочувствием к Поттеру — ему даже страшно представить, каким именно способом «решили проблему Поттера» в Мунго… Ему хватает ума так ничего и не произнести вслух, но Шеклболт не дурак и прекрасно читает по его лицу всё, что он думает насчет такого решения проблемы.
Набрав полные легкие воздуха и с силой выдохнув, он холодно и отстраненно интересуется:
— Что конкретно произошло, Кингсли? Обошлось хоть без жертв или как обычно?
Шеклболт с силой трет шею, собираясь с духом.
— Да всё как-то по-дурацки вышло…
«Вышло по-дурацки» — самая лучшая эпитафия на могильном камне Поттера, в чувстве юмора министру никак не откажешь…
Шеклболт на мгновение прикрывает глаза и, стараясь сохранить невозмутимость, терпеливо объясняет:
— У Гарри в отделе решил пройти практику племянник главы Визенгамота — очень престижная строчка в резюме, понимаешь ли. И, видимо, Поттер с этим племянником то ли что-то не поделил, то ли они просто не сошлись характерами, не знаю даже… Но результатом размолвки стала внезапная необратимая немота этого самого племянника. И всё бы ничего, в любом другом случае мы бы спустили это на тормозах и историю бы замяли, но дядюшка запланировал для любимого племянника долгоиграющую политическую карьеру. А политик, который не в состоянии произнести ни слова, — сам понимаешь… В общем, Гарри оказался под перекрестным огнем, и я один его не вытащу, даже при всём моем желании и силе влияния. Ты же понимаешь, Северус… Визенгамот, старые семьи — с этим даже у меня не хватит сил тягаться… Слишком уж велика личная обида.
В сбивчивом объяснении Шеклболта столько всего совершенно для него нового, что Северус даже не знает, с чего ему начать. Что ж, стоит начать с начала.
— У Поттера в отделе?
Шеклболт поднимает на него удивленный взгляд и растерянно поясняет:
— Гарри — мастер Артефакторики, я думал, ты знал…
Мастер Артефакторики за три года?! Да Шеклболт издевается! Насколько Северус знает (а знает он наверняка), на получение звания мастера уходит как минимум пять лет… И то только при абсолютной отдаче и усердной учебе на износ. Ни то ни другое у него с Поттером не ассоциируется никак.
Шеклболт читает немой вопрос в его глазах и устало поясняет:
— Гарри очень настойчивый, очень… Ты же знаешь, Северус. Не делай вид, что тебе это в новинку. Он сейчас один из самых талантливых артефакторов, что я видел за очень долгое время.
Ну хорошо, допустим. Хотя принять тот факт, что Поттер после победы над Темным Лордом внезапно выбрал Артефакторику в качестве профессии — одну из самых сложных ветвей магии, — не то что затруднительно, сама эта идея не поддается осмыслению.
— Ладно, Шеклболт, пусть так. Что за невероятная история с немотой? Колдомедики этому незадачливому племяннику, рискнувшему встать на пути у Поттера, разве не смогли помочь?
— Да в том-то и дело, Северус. После всесторонней проверки целители сказали, что никаких органических повреждений не нашли и причин этой необъяснимой немоты просто-напросто нет. Старший колдомедик еще, как назло, в растерянности выдал что-то вроде «у него как будто блок какой-то в голове теперь». Ну и совершенно некстати смысл этой фразы понял не только я, но и глава Визенгамота, тоже присутствовавший при разговоре. Поттер к тому же отпираться не стал и очень по-гриффиндорски взял всю вину на себя. Скупо пояснил, что в пылу ссоры всё вышло случайно, ему крайне жаль, но даже под нажимом главы Визенгамота о причинах размолвки с его племянником говорить отказался.
Что ж, весьма предсказуемо. Типичный Поттер — бросается на амбразуру, не жалея себя, и причиняет «добро» направо и налево без разбора.
Шеклболт вздыхает, видимо согласный с этими его мыслями, и задерживается на нем долгим взглядом.
— В общем, выбора мне не оставили. В негласном разговоре было сказано весьма прозрачно — проблему с Поттером надо решить. Он у всех как бельмо на глазу. Я пообещал, что смогу разобраться…
— Чем всё это грозит Поттеру?
— Ничем хорошим не грозит, поверь мне. Какие бы способности у него ни были. Этот инцидент ему еще простят, но это было последнее предупреждение. На любую силу найдется другая сила, Северус, и тебе ли об этом не знать…
— Всё это, конечно, славно, Кингсли. Но каким образом я, по твоей задумке, смогу найти управу на этого нового и неукротимого, судя по всему, Поттера?
Шеклболт вздыхает и устало роняет:
— Северус, ты это брось. Кто, если не ты?
Вопрос повисает в воздухе, и Шеклболт резко подается в кресле вперед, всматриваясь в него отчаянным, полным болезненной надежды взглядом.
Северус внезапно с какой-то неотвратимой тоской вспоминает те несколько жалких уроков окклюменции, где Поттер был типичным Поттером, а он совершенно неожиданно для самого себя утратил контроль и обратился к «живительной силе» профилактического и прицельного швыряния банок с тараканами… По прошествии лет даже вспоминать об этом эпизоде мучительно стыдно.
Пытаясь оправдать себя перед самим собой же, ему вдруг нестерпимо хочется поведать об этой унизительной истории Шеклболту, но он молчит, сцепив из последних сил зубы. Если бы только министр знал, что именно предлагает, стал ли бы так настаивать?
Хотя, вполне возможно, министр на самом деле прекрасно представляет, чем именно чреваты эти самые уроки ментальной магии, и просто таким оригинальным способом хочет избавиться скопом и от Поттера, и от него самого (и Северус на все сто уверен, что, в отличие от прошлого раза, теперь ему непременно прилетит от Поттера отдача).
— Два месяца, Шеклболт.
Министр неверяще смотрит на него и, затаив дыхание, ждет продолжения.
— Если не наметится никакого прогресса, я возвращаю тебе Поттера в том состоянии, в котором он будет по прошествии этих двух месяцев, и могу сказать тебе уже сейчас — мне плевать, что ты думаешь по поводу моих методов.
Но Шеклболта, похоже, таким не испугать, и министр готов решительно на всё, лишь бы сплавить уже проблемного Поттера и умыть руки.
— Тогда я передам Гарри координаты для аппарации, Северус?
— Только до станции. От вокзала пусть поднимается пешком. Буду ждать его завтра к семи вечера.
Шеклболт издает удивленный возглас и, помедлив, все же решается осторожно поинтересоваться:
— Снейп… Ты уверен? Я же помню, какая там у тебя в Швейцарии погода в конце декабря. На склоне наверняка по пояс снега, а от деревни еще сколько подниматься…
Он только молча смотрит на Шеклболта в ответ, пока тот наконец не отворачивается.
— От вокзала пешком, завтра в семь вечера. Поттер хоть сам согласен и вообще в курсе, что его ждет?
Шеклболт торопливо кивает:
— Конечно, согласен, и конечно, в курсе, Северус. Гарри вообще на всё согласен…
Очень… Очень «обнадеживающий» ответ…
***</p>
Он нарезает круги по дому, не в состоянии остановить себя. То зажигает огни, то снова гасит их одним щелчком пальцев. Задергивает шторы и снова распахивает их и, запертый в четырех стенах, снова и снова вскидывает взгляд в окно в тягостном ожидании, когда же, наконец, объявится Поттер… В зимних вечерних сумерках разглядеть удается только мерцающий покров снега и величественные силуэты гор на горизонте.
Поттер — застарелая непроходящая головная боль и единственная причина, по которой он до сих пор изредка просыпается в холодном поту, забывая в плену сна, где он и что он…
Поттер — единственный живой свидетель его отвратительной слабости.
Да ты даже сдохнуть нормально не смог, Северус. Мальчишка, посланный тобой на смерть — без какого-либо выбора, без какого-либо шанса, — еще и слезами твоими, никому не нужными, умылся.
Внутри всё леденеет и крошится острыми осколками от одного только воспоминания.
За три года он так и не набрался… ну же, давай, Северус, признайся сейчас хоть самому себе… не набрался смелости встретиться с Поттером лицом к лицу.
Что бы он ему сказал?! Спасибо, мистер Поттер, что не бросили меня подыхать и спасли мою никчемную жизнь, хоть я вас об этом и не просил. Спасибо, Поттер, что видели мои слезы? Спасибо, Поттер, что сохранили в тайне этот выматывающий душу, абсолютно бессмысленный и тошнотворный душевный эксгибиционизм с моей стороны?
Его собственные слова приходят на ум, как всегда, некстати, припечатывая беспощадным: «Дураки, у которых душа нараспашку, которые не владеют своими чувствами, упиваются грустными воспоминаниями и так легко позволяют себя спровоцировать — одним словом, слабые люди…»
Помнит ли Поттер эти его слова?
Отчего-то Северус абсолютно уверен, что да, — от первого слова и до последнего, весь этот его безжалостный холод…
Мерлин… Да Поттер заявится к нему, бросит с порога в лицо: «Ты трус и слабак, Северус Снейп» и будет при этом тысячу раз прав. А он для разнообразия промолчит, соглашаясь, и выставит мальчишку за дверь.
Всё закончится, не успев даже начаться. И Поттером займутся совсем другие люди.
Защитный барьер внезапно тихо гудит, и несколько невыносимо долгих секунд спустя запыхавшийся Поттер обнаруживается у калитки. Тяжело привалившись боком к забору, мальчишка терпеливо ждет и пытается отдышаться, упираясь руками в колени. Он почти по пояс утопает в глубоком рыхлом снеге, но, кажется, даже не замечает этого.
Он изменился. Это сразу бросается в глаза. Изменился так, что в зимнем сумраке Северусу приходится всмотреться изо всех сил, чтобы признать в сгорбленной фигуре Поттера. Изменился так, как он и не мог себе даже представить.
Осознание снисходит медленно. Как будто кто-то дарует ему несколько лишних мгновений, чтобы справиться с шоком. Поттер — словно выцветшая версия самого себя прежнего. Изученная до мельчайших подробностей живая колдография, оставленная равнодушной рукой лежать на солнце — потрескавшаяся, растерявшая за долгое время все свои краски, поблекшая настолько, что от яркого прошлого остались лишь неясные смазанные контуры. Палящий жар времени выжег всё, сохранив только призрачное напоминание о том, каким живым Поттер был раньше.
На миг вдруг отчаянно хочется поверить, что это просто чья-то злая шутка и кто-то назло выпил оборотного, осмелившись явиться к нему в шкуре Поттера.
Но вот Поттер разгибается, усмирив сбитое ранее дыхание, и поднимает на него свой спокойный внимательный взгляд. Ловит его ответный взгляд, коротко кивает и произносит с характерной запинкой: «Добрый вечер, профессор Снейп…», — и Северус окончательно понимает, что нет никакого оборотного, нет никакой злой затаенной насмешки — просто вот он такой теперь — Поттер три с половиной года спустя после победы.
Он не отвечает на вежливое приветствие и молча распахивает перед мальчишкой калитку. Поттер делает шаг по эту сторону, в нерешительности оглядываясь напоследок назад, словно прощаясь со всей своей прошлой жизнью, и, глубоко вздохнув, с опаской проходит вперед. У самого порога Поттер вдруг замирает, в потрясении окидывает его дом каким-то ошарашенным взглядом, но так и не решается ничего сказать. Еще одна монета в копилку странностей этого вечера.
Что-то необъяснимо тревожащее исходит от аккуратной походки Поттера, и Северус наконец понимает: Поттер идет чересчур осторожно, чересчур медлительно, переполненный чем-то пугающим его самого — будто боится ненароком расплескать себя, перелиться через край от любого резкого движения. Сосредотачивая всего себя в мелких скупых шагах, Поттер вдруг останавливается и наклоняется, чтобы снять у порога обувь. Так и не решаясь поднять взгляд, проходит на середину гостиной. Рюкзак свой он осторожно снимает с плеча и оставляет у двери, и Северусу на мгновение чудится приглушенный звон стекла.
Это что у него там? Догадка весьма очевидная, и Северусу она очень и очень не нравится.
Поттер нерешительно топчется на месте, и Северусу приходится молча указать на диван. Он не сказал еще Поттеру и слова, а его уже одолевает нестерпимое желание выпить. Кажется, его собственная печень этих двух испытательных месяцев просто не выдержит.