Часть 2 (1/2)

Первое, что он отмечает, когда снова приходит в себя: за окном всё еще зима, голые ветки дерева под порывом шквального ветра громко бьются о стекло, и этому есть лишь одно разумное объяснение — частота его пробуждений постепенно увеличивается.

На языке нет и следа дрянного привкуса, а значит, министр действительно раскошелился на зелья итальянца. И, видимо, эти зелья настолько отличаются по качеству от тех, что готовят в Мунго, что Северус с шоком осознает: у него впервые есть достаточно сил, чтобы приподняться в кровати, сесть, откинувшись на подушки, и с наслаждением потянуться обеими руками, разминая одеревеневшие мышцы. Собственное тело подчиняется ему медленно, почти неохотно, но все-таки подчиняется. А затем он на пробу подносит руку к стакану с водой на тумбочке и с удивлением замечает, что рука не дрожит и он даже может удержать стакан на весу и наконец-то отпить несколько крохотных жадных глотков. Как же он об этом мечтал! В этот самый миг вкус обычной воды кажется ему самым прекрасным вкусом на свете.

Отставив стакан, он замечает, что орден Мерлина, что удивительно, до сих пор лежит ровно там, где его и оставил Кингсли Шеклболт в прошлый раз.

И лишь после этого он обращает внимание на то, что находится в палате совсем один — его верного сторожа отчего-то нет на месте, и взгляд машинально падает на стеклянный флакон с каким-то зельем. Стоит только ему подумать об остром осколке в руках, о том, с какой легкостью он проткнёт тонкую кожу, как моментально раздается истеричная трель. От пронзительного звука тут же закладывает уши, а в палату врывается заспанный молодой аврор. Аврор наспех накидывает поверх измятой рубашки алую мантию и рывком бросается к кровати, готовый решительно пресечь любую его незаконную мысль.

Северус устало вздыхает и с усилием глушит неосознанный порыв навредить самому себе. Невыносимая трель тут же стихает. Аврор топчется на месте, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, и пытается незаметно пригладить растрепавшиеся волосы: видимо, заснул на посту. Северус отпускает его небрежным взмахом руки, и тот смущенно пятится назад. Неслышно прикрывает за собой дверь и исчезает. Северус озадаченно хмыкает: видимо, Шеклболт их лично вымуштровал — не сметь докучать мистеру Снейпу.

Внезапно за дверью слышится какой-то подозрительный шум: кажется, горячо спорят два человека, но потом шум стихает, а в палату так никто и не заходит.

В голове еще звучит этот пронзительный трезвон, и Северус вынужден с силой потрясти головой, чтобы избавиться от противного эха. Он всё ещё гребаная рождественская ель! Отчаянно хочется плюнуть на всё и тотчас же покопаться в собственных мозгах, чтобы сбросить с себя всю эту самовольно навешанную скандинавом сигнализацию, но Северус честен перед собой и обреченно признает, что на это у него сейчас и близко нет сил.

Министр, тяжело дыша, вваливается в палату минут десять спустя — наверное, он оторвал Шеклболта от каких-то крайне важных дел, и Северус не может сдержать злорадной ухмылки, разглядывая запыхавшегося министра магии: побегай ко мне по первому зову, Кингсли, побегай.

Шеклболт озадаченно замирает у порога и украдкой пытается перевести дух, когда застает Снейпа за невозмутимым чтением передовицы. За десять последних минут Северус уже успел в подробностях изучить безликую больничную обстановку и читает теперь «Ежедневный Пророк»: кто-то, видимо, оставил сегодняшний номер на тумбочке.

Шеклболт пододвигает пустующее кресло скандинава вплотную к кровати и, плюхнувшись в него, жизнерадостно бросает, с недюжинной силой хватая его за плечо:

— С возвращением, Северус!

На это проявление эмоций со стороны министра он лишь аккуратно поводит плечом, сбрасывая с себя крепкую руку, и ровным счетом ничего не отвечает. Затем переводит взгляд на заголовки на первой странице и философски замечает:

— Мне кажется, или я улавливаю некоторое недовольство тем, с какой скоростью идут суды над сторонниками Темного Лорда, министр?

Кингсли кривится и сокрушенно отзывается:

— Какая же ты язва, Снейп.

В ответ на это Северус лишь опускает взгляд и с нарочито безразличным тоном зачитывает цитату из новостной статьи: «Рейтинги временного правительства и лично министра Шеклболта стремительно падают, ведь жители магической Британии весьма обоснованно рассчитывали встретить первое послевоенное Рождество в куда более спокойной обстановке…»

На этом он резко замолкает и откашливается: отвыкшие от нагрузки голосовые связки требуют отдыха.

Шеклболт многозначительно хмыкает, разглядывая что-то на полу, и лишь повторяет низким эхом: «в спокойной обстановке…», а потом поднимает на него взгляд и внезапно открыто ухмыляется. От этой многозначительной ухмылки противно тянет под ложечкой, и прежде чем Шеклболт скажет еще хоть слово, Северус окончательно понимает: ничего хорошего от министра он сейчас не услышит.

Шеклболт тянется к кровати, аккуратно вынимает у него из рук газету, встряхивает ее — бумага при этом издает жалобный хруст — и методично складывает пухлый «Пророк» сначала пополам, а потом вчетверо. Отложив газету в сторону, Кингсли пристраивает локти на подлокотники кресла и сцепляет пальцы в замок. На Альбуса Дамблдора при этом Шеклболт ничуть не похож, но Северус всё равно мысленно вздрагивает, замечая знакомый жест. Шеклболт, продолжая настойчиво буравить его взглядом, неожиданно произносит:

— Ты мне нужен на ногах самое позднее к апрелю, Снейп.

В ответ на это внезапное откровение в голове звенит натянутая струна пустоты, а потом раздается замолкающим эхом: «на ногах… к апрелю». На выдохе он хрипло осведомляется:

— Всё так плохо, Кингсли?

Министр в задумчивости проводит ладонью по небритому подбородку, рассматривая его внимательно, словно решает: он перегнул палку с апрелем или все-таки нет. А потом отвечает и, судя по всему, не видит смысла юлить:

— Руквуд всё еще держится — взломать его мы так и не смогли. Трое наших легилиментов-невыразимцев в Мунго с магическим истощением. Розье и Эйвери в бегах.

На короткое мгновение Северусу всё же не удается сдержать злую усмешку: Розье и Эйвери на свободе… Кто бы мог подумать… Воображение красочно рисует весьма достоверную и яркую картину попытки их задержания, как будто он всё это видит наяву, и ему даже любопытно, сколько авроров полегло при этой самой попытке?! Стоит ли еще удивляться, что магическая общественность ропщет…

— Закончился расходный материал, министр?

Шеклболт не удерживается и моментально пригвождает его к месту предупреждающим взглядом, в котором столько всего, что Северус невольно вздрагивает.

До уха долетает почти неслышное, показательно вежливое, как последнее предостережение:

— Северус…

На последней букве его имени Шеклболт через силу прерывается и замолкает.

В голове кто-то с оттенком самоубийственной безбашенности уверяет Северуса в том, что в эту игру он может играть вечно. Он парирует в точности таким же предельно вежливым, в чем-то даже ласковым:

— Кингсли… — после чего все-таки заставляет себя заткнуться, зажмуриться на миг и перевести дух. И уже совсем другим, деловым тоном спокойно интересуется: — С чего ты вдруг решил, что мне под силу взломать Руквуда? — Слово «мне» Северус выделяет, понизив голос почти до шепота.

Шеклболт устало трет глаза — и Северус впервые замечает, насколько вымотавшийся у того вид, — а потом без обиняков отвечает:

— Малфой…

Ну конечно.

— Сдал меня с потрохами… Я понял. — Северус откидывается на подушки, прикрывает глаза и раздумывает, пытаясь взвесить все новые факты, так щедро вываленные на него министром.

Информации для первого раза однозначно оказывается слишком много.

Так вот, значит, для чего он им нужен… Он почему-то наивно предполагал, что министерству срочно требуются какие-то запрещенные зелья, а вот как оно всё складывается. Легилименция.

Август Руквуд — сильный противник; наверное, за исключением Лорда и Дамблдора, самый сильный из тех легилиментов, с кем ему вообще доводилось пересекаться за всю свою жизнь. У них разные тактики — его самого навыкам в ментальной магии обучал Темный Лорд, а Руквуд уже примкнул к Пожирателям полностью сформированным легилиментом, подготовленным в Отделе Тайн. Лорд, натаскав Северуса до уровня, который снисходительно описывал как «приемлемый», неоднократно ставил их в дуэль и каждый раз искренне наслаждался их схваткой в качестве молчаливого судьи. Не раз и не два Лорду приходилось разнимать их почти в бессознательном состоянии, Руквуд всегда слыл ужасным упрямцем; впрочем, то же самое Северус мог с уверенностью сказать и о себе.

Но за время этих дуэлей он многое почерпнул у Руквуда и был уверен, что Руквуд сказал бы то же самое и о нём самом.

Закономерным результатом тех самых дуэлей забавы ради стали и периодически нападающий на него нервный тик, когда беспрестанно дергается на левом виске крохотная жилка, и муторная головная боль, донимающая его иногда по плохой погоде.

Он отпускает воспоминание неохотно, все еще пребывая во власти прошлого, но внезапно на ум приходит странная, хотя и вполне логичная мысль. Ему не удается удержаться от вопроса:

— А обратиться с данной проблемой к этому вашему скандинаву вам недосуг, министр? Если он так мастерски навесил на мои мысли все эти сигнальные чары, то и Руквуда вскрыть ему не составит проблем…

Шеклболт меряет его каким-то сочувствующим взглядом и вздыхает, склоняя голову набок:

— Снейп, скажи, ты серьезно? Ты правда ожидаешь, что мистер Йоханссон вдруг нарушит нейтралитет и займется британским Пожирателем смерти под следствием?!

— Но за мной «присматривать» твоему мистеру Йоханссону, я вижу, ничего не мешает.

— Это другое…