Экстра X.II (1/2)

Повозка въехала в ворота Каранеса, когда уже стемнело, хоть глаз выколи. Вообще, она должна была сделать это намного раньше, но левое заднее колесо решило сломаться в самый подходящий момент, из-за чего в чётко распланированном маршруте нарисовался внезапный перевалочный пункт прямо посреди редколесья.

Хорошо, что они в принципе добрались до города — голодные, уставшие и положительно не настроенные шататься по улицам, а это наталкивало на разумную мысль не соблазнять любителей лёгкой наживы, коих в подобное время нашлось бы хоть отбавляй.

— Слушай, Петра… — Оруо задумчиво почесал в затылке, проводив взглядом дилижанс, мерно скрипевший под цокот копыт. — Как тебе идея перекантоваться до утра в какой-нибудь гостинице?..

Лучше было бы зевнуть для убедительности, но вместо этого его желудок издал протяжный стон, ибо давно переварил два несчастных пирожка и теперь требовал добавки. Петра прыснула — совсем тихо, но он услышал, — и, поймав его руку, пожала плечами.

— Я бы не отказалась. Отсюда идти ещё через полгорода.

— Вот и я о том же, — Оруо, оглянувшись, прикинул, на какой улице им могло повезти больше, и потянул Петру в сторону самой широкой и внушавшей доверие. Увы, хорошо ориентировался он только в своей части города, а ближе к воротам знал как максимум кратчайший путь до площади, откуда было рукой подать до родного очага. — Да и будить никого не охота. Не разоримся же мы от одного раза, а?

— Особенно ты… — Петра, улыбнувшись, зевнула, потёрла уголок левого глаза кончиком пальца, вздохнула и устремила взгляд на жилые дома по левую сторону. В плохом освещении они превратились в угловатый массив из скучных оттенков от серого до коричневого.

Оруо закатил глаза.

— Ну, знаешь ли, от меня семье будет больше толку, если я вернусь живой и здоровый.

— Действительно, — ласковая сонливость, сквозившая в её голосе, смягчала неуместный сарказм. Петра прильнула к нему теснее, и теперь они то и дело задевали друг друга плечами. Точнее, задевала она: он высился на полторы головы поверх её макушки.

— Кстати. Папа хочет, чтобы ты с нами обязательно пообедал.

Поглощённый сосредоточенными поисками, Оруо вздрогнул и почувствовал, как неприятно зачесалось возле загривка. С отцом Петры они были знакомы, только вот тогда его представляли как сослуживца, друга, спасителя жизни и просто Оруо Боссарда. Теперь же он стал немного больше чем другом, и вряд ли добродушный господин Рал не возьмёт это в расчёт.

— Нда?.. Так и написал?

— Я сказала ему, что у меня появился… кое-кто, — с нежным зевком протянула Петра. Так загадочно и кокетливо, что в другой момент это вызвало бы непреодолимое желание её поцеловать. — Ну, и намекнула чуть-чуть. Почти незаметно.

— И говоришь ты мне об этом только сейчас.

Утомление как рукой сняло. Невероятно: такое событие, а она обмолвилась о нём мимоходом, словно ставила официальное знакомство с родителями в один ряд с тёплыми семейными вечерами! Нет, оно, конечно, в идеале таким быть и должно, но, господи, Оруо заранее знал, что сто раз покраснеет, приведя Петру к своим.

А в её доме будет постоянно переживать, как бы самому не ударить лицом в грязь.

— Не волнуйся ты так, — она снова зевнула, поудобнее обняв его за руку. — Ты ему понравишься. У тебя хорошие руки.

— Чего?

Петра ничуть не смутилась, наступив ему на ногу, когда он резко преградил ей путь, и лишь подначивающе усмехнулась, склонив набок голову.

— Папа говорит, по рукам можно много сказать о человеке. А ещё я от него знаю, что... — она показала на себе, — вот так оттопыренные уши обычно бывают только у добрых людей. И к ним ластятся собаки.

Оруо невольно поглядел на собственную ладонь, сомневаясь, что даже при свете нашёл бы там нечто говорящее: руки как руки — загрубевшие, большие, с длинными пальцами и максимально коротко остриженными ногтями. А ещё некстати подумал, что в детстве взаимно не любил всех дворовых псин после того, как пытался пару раз их подкормить.

Ну, по крайней мере, если Петра считала, что по ладоням в нём можно разглядеть хорошего парня, это как-нибудь замнёт проблему с большими, но не оттопыренными ушами.

Кисло усмехнувшись, он вдруг вспомнил, что она по-прежнему обнимала его за руку. Смутившись, сухо откашлялся, но тут ему бросилась в глаза очередная вывеска, и Оруо, прищурившись, с облегчением прочитал на ней донельзя оригинальное «Гостиница».

— О. Гляди. То, что надо.

Улица здесь поднималась в гору, и он прибавил шагу, увлекая Петру за собой. К двери вела высокая каменная лестница с грубо сколоченными перилами — одного прикосновения к ним хватило, чтобы нащупать влажное, постепенно трескавшееся дерево. Неподвижно висевшая на крюке лампа освещала посеревшую дверь с козырьком, и в целом всё выглядело типично, но не слишком бедно по меркам города за стеной Роза. Скорее всего за громким названием скрывалось обычное здание со съёмными жилыми комнатами, но «гостиница», конечно, звучало солиднее.

— Оруо, подожди, я хотела спросить...

Они уже поднимались по ступенькам, когда Петра вдруг потянула его за локоть, заставляя остановиться и непонимающе посмотреть через плечо. Из её голоса пропала былая непринуждённость, и она смотрела на него с подозрительной робостью, которая могла означать только одно: просьба была либо очень личная, либо сопряжённая со сложностями.

— Может, возьмём одну комнату на двоих?..

Оруо чуть не подавился слюной. Сглотнул и проморгался, практически приняв её слова за недвусмысленное предложение, однако в следующий момент его озарило:

Чёртова экономия.

Нет, ну а что? Им не раз приходилось спать под одним плащом и есть из одной тарелки. После такой суровой школы при нынешнем уровне их отношений разумно решить, что две кровати легко заменятся одной. Всё бы так, только сейчас они находились не за стенами, где у тебя мало времени думать о щепетильности и приличиях.

Всё это Оруо успел обмозговать, пока они с Петрой молча таращились друг на друга, и ему ужасно не хотелось прошляпиться, выбрав не ту теорию. Если виной всему жаба, он неосторожно раскроет, что подумывает о ней совсем не в невинном смысле, а если всё-таки это предложение… Чёрт, здорово, конечно, но тогда при встрече с господином Ралом он будет чувствовать себя, как живая рыба на жаровне.

— Д-да ладно тебе, чего так ужиматься? — молчание затягивалось, и Оруо криво усмехнулся, стараясь не выдать замешательство. Разыгрывать дурака в такой ситуации было трусливо, но ему не хватило решимости в шутку спросить, что конкретно Петра имела в виду. — Не разоримся с одной ночи-то, ну правда.

На секунду он пожалел, что не рискнул. Даже если бы она возмутилась или обиделась, можно было бы как-то загладить ошибку, а сейчас Петра поникла буквально у него на глазах и медленно разжала державшиеся за рукав пальцы.

— Л-ладно, как хочешь… Но если у них вдруг не будет двух свободных комнат, дальше искать пойдёшь сам!

Робость в ней сменилась упрямой торопливостью. Она ощутимо толкнула его плечом, протискиваясь вверх по узковатой лестнице, и перед носом Оруо мелькнула только взъерошенная рыжая макушка. Свет от керосиновой лампы пролился на неё, переходя в жёсткие тени — несмотря на раздражённую усталость в каждом жесте, она выглядела до невозможного красивой.

Это был переломный момент. Не такой, который меняет всё фатально, но значимый, очень значимый, и Оруо окатило смесью радости и страха. Не зная, как поступить, он машинально оглянулся по сторонам, но никто не нашептал ему из темноты беспроигрышный совет, а Петра уже открывала дверь, бросив на него мимолётный бесстрастный взгляд.

— Ну, чего ты застыл?

Сколько они встречались? Год с небольшим? У него в голове не укладывалось, что она действительно попросила об этом, причём так же внезапно, как огорошила его новостью о встрече с господином Ралом. А может, у неё давно роились эти мысли, но она стеснялась намекнуть?

Петра между тем исчезла за дверью, и сквозь щель в дверном проёме по порогу расползлось мутно-жёлтое пятно. Оруо, очнувшись от ступора, в один шаг перемахнул сразу через две ступеньки, и, просунув голову в душноватое, с запахом старья и пыльного дерева, помещение, увидел, как Петра бодро идёт к невысокой деревянной стойке, за которой сидела не особо радушная госпожа в белом кружевном чепце.

— Добрый вечер! — её голос снова стал мягкий и приветливый: никто бы не сказал, что секунду назад она предъявила ему холодный ультиматум. — Скажите, пожалуйста, у вас не будет свободных комнат?

Хозяйка, или может, жена хозяина, посмотрела на них так, точно они пришли забирать её деньги, а не отдавать свои. На вид она была уже немолодая, а лицо… ну, возможно, оно таки умело быть привлекательным по желанию своей обладательницы.

— Будет, — последовал сдержанный ответ. Петра с облегчением обернулась к нему, и Оруо для себя решил, что во второй-то раз не оплошает.

— Ну и отлично. Нам одну на двоих, — в пару шагов оказавшись рядом с ней, он обнял её за плечи и привлёк к себе так, как сделал бы, имея на то права. Хозяйка посмотрела на них с недоверчивым удивлением, но Оруо и бровью не повёл, хотя сердце отчаянно колотилось в рёбра. Только бы Петра не выскользнула из его рук, с добродушным видом возмущаясь, что её спутник — тот ещё шутник.

— У нас есть две соседние, — тем же сухим тоном заметила хозяйка, быстро покосившись на Петру, а потом снова впившись в него пристальным взглядом. Видно, ждала, что он покраснеет и сломается. — Недостатка в местах не имеем, втридорога не дерём. А кровати узкие, на одного рассчитаны. Все большие спальни на сегодня уже сданы.

Оруо открыл было рот, дабы упрямо повторить, что одной комнаты им более чем достаточно, однако Петра вдруг засмеялась, сжав пальцами его руку и потянув ту с плеча к себе на талию.

— Ой, да мы где уже только не спали! У Разведчиков такая работа, что… Простите, как к вам обращаться?

— Миссис Аткинс. Вдова Аткинс, — с достоинством уточнила хозяйка, которой, судя по всему, было достаточно услышать, откуда они, дабы составить себе окончательное мнение. По-прежнему далёкое от сугубо положительного. — А вы, значит, служите?

— Да! И мы оба из Каранеса, к родным вот приехали на пару дней, — весело щебетала Петра, и будь Оруо на месте этой вдовы Аткинс, он бы уже растаял. — А ещё женимся через месяц, так что вы уж войдите в наше положение, пожалуйста!

«Врёт как дышит», — но она ему подыграла, а значит, не совсем отказалась от своего предложения на лестнице. Это придавало смелости, да и взгляд госпожи Аткинс намекал, что она больше не считает их законченными развратниками.