X (1/2)
Простых времен у Разведкорпуса не бывало никогда, и уж тем более не стоило их ожидать после битвы в Сигансине. Старший офицерский состав сократился до двух человек, отряда снабжения теперь не существовало, равно как не существовало медсестёр и главного врача.
Ханджи уже дважды вызывали в Митру. Нужно было решить кучу вопросов: например, отстоять хотя бы треть прежнего ежемесячного бюджета до тех пор, пока не пройдёт новый набор. Командор сверкала глазами, практически не вылезала из кабинета, а если её и видели, то боялись лишний раз тормошить. Капитан Леви стал её вечно бдеющей правой рукой, поэтому ребята на пару месяцев оказались предоставлены практически сами себе. Правда, сначала потребовалось написать похоронки.
Эта печальная обязанность легла на плечи всех, кроме Жана, но даже в таком составе у них ушло три дня, чтобы составить, свернуть и запечатать десятки конвертов с вложенными в них нашивками. Из-за физически-нервного напряжения Петра в первую ночь так и не смогла нормально поспать — её мучили кошмары.
Многочасовая дневная работа переплелась с воспоминаниями о товарищах по оружию: она сидела в большой светлой комнате, составляя похоронные письма, и стоило ей начать выводить имя, как этот самый Эрд, Гюнтер или Энсли вдруг заходил в комнату с каким-нибудь поручением или начинал болтать, не обращая внимания на просьбы идти уже по своим делам. Они все так измучили её, что Петра в конце концов со стоном улеглась головой на исписанный лист, прикрыв глаза. Да так и заснула во сне, пока её не растормошила Нанаба.
— У тебя вся щека в чернилах. Что это ты пишешь? — она, улыбаясь, поднесла к глазам один из запечатанных конвертов поднесла к глазам один из запечатанных конвертов. — Да Леви что, с ума сошёл — писать похоронки на живых людей?
— Но они же... умерли, Нана...
— Умерли? Все? — её лицо побелело, потом помрачнело, и она с недоверчивой растерянностью осмотрела стол, задержавшись на горке форменных нашивок. — Стены великие, да у нас никогда так много не погибало...
И эти тяжёлые сны, меняя форму и персонажей, посещали её далеко не один раз.
Полмесяца спустя у них появилось две лошади. Не ахти каких, но выбирать не приходилось, а полковой конюх дядя Оскар, похлопывая одного из коней по длинной шее, уверенно убеждал, что дело обстоит вовсе не плохо.
«Ну, что поделаешь, совсем молодняк тоже ведь нет смысла отдавать. Нам с вами их всё равно сначала заезжать придётся. А эти рабочие. Конечно, тощие и драные, но ничего, откормятся. Фураж у нас остался, вытянем. Что я, первый год здесь работаю?»
Близилась середина ноября — жизнь потихоньку устаканивалась, и впереди маячила долгая зимовка, которую Разведкорпусу предстояло провести в непривычной тишине.
Отношения между ней и Оруо почти не изменились после первой не-дружеской прогулки по Тросту, и тем не менее Петра уже понимала, что её симпатия неуклонно превращается в более глубокое чувство. Единственное, что вгоняло её в замешательство — его признания в любви. Настолько внезапные и ни к чему не обязывающие, что она не знала, как на них отвечать. Приходилось менять тему либо попросту отмалчиваться, и Петре всегда было неловко от того, что она словно берёт больше, чем отдаёт сама.
Так было и в лазарете, когда Оруо пошутил про руку и сердце. Её буквально огорошило этим ироничным замечанием, которое абсолютно точно не имело цели её задеть. Однако оно задело, и Петра невольно вспомнила, что ни перед миссией за Стену, ни в Сигансине, ни потом, в Тросте — решительно никогда ей не хватало сил либо времени на этот простой, но важный жест. И она тогда наконец это исправила.
Однако её любовь по-прежнему требовала времени, поэтому оставалось только мириться с происходящим, не подгоняя события и не омрачая настроение бесполезными самокопаниями. А капитан Леви между тем в очередной раз снарядил её за покупками, выдав подробный список и сказав взять двоих ребят в подмогу. Она и взяла: Оруо с Марло.
У неё имелась и собственная причина съездить в город: подготовить подарок для Оруо. Петра загорелась идеей с платком с тех пор, как вспомнила об обещании, данном себе в Сигансине, поэтому, вырвавшись от мальчишек под предлогом покупки личных вещей, отправилась в ближайшую лавку рассматривать ситцевые платки, где потратила уйму времени, сама того не заметив.
В её ожидании Марло с Оруо, усевшись на козлах и одинаково высоко задрав воротники, решили заняться самым святым делом, какое только может прийти на ум в три часа пополудни. А именно — пообедать.
— О, ну наконец-то! И года не прошло! — громко, с наигранным возмущением, поприветствовал её Оруо, чуть не уронив изо рта всё, что не успел дожевать. Марло же не сказал ничего, педантично свернув кусок то ли пирога, то ли булки в салфетку и припрятав кулёк в карман.
— Я ведь говорила, что уйду не меньше, чем на полчаса, — недовольно отозвалась она, наблюдая, как Оруо похлопал ладонями друг о друга, затем отирая их о штаны. И поморщилась, с трудом удерживаясь от желания сделать ему замечание.
— Так тебя не полчаса не было, а больше! Вон даже обедать пришлось, и не пеняй нам, что мы тебя не дождались!
— Ну, часов у нас, конечно, нет, чтобы проверить, но сидеть здесь действительно было холодновато, — Марло поглядел на Петру так, словно извинялся за чужие придирки, но не хотел перечить в открытую. Звание младшего сержанта явно прибавило Оруо авторитета, хотя лично она, во имя всеобщего спокойствия, никогда бы не рискнула его повысить. — Мы и для тебя тоже взяли. Хочешь?
Петра, улыбнувшись Марло с подчёркнутой приветливостью, проигнорировала Оруо, который почему-то из кожи вон лез, чтобы обратить на себя её внимание. Забралась в телегу и надеялась подразнить его таким манером до самого штаба, однако ей всё же пришлось пересечься с ним взглядом, чтобы взять свёрток, протянутый с деланно сухим «Держи».
А в ответ сказать такое же деланно отстранённое «Спасибо».
Скрипевшая повозка катилась под топот лошадиных копыт, а два куска отличного пирога с капустой приятно осели в желудке, не давая озябнуть от долгого сидения в одной позе. Оруо правил, а Марло перебрался к ней и достал из внутреннего кармана форменного пальто маленькую книжечку. Петра же, отерев пальцами уголки рта, поудобнее устроилась в углу повозки, сложила руки на бортике и молча глядела по сторонам в ожидании, пока Оруо попросит смениться.
Так они и вернулись в штаб, где её ждало внезапное и очень большое разочарование.
***</p>
Войдя в столовую, она сразу услышала оживлённый голос приосанившегося Оруо, и это означало только одно: он присел кому-то на уши.
— Давно хотел купить, но времени никак не выдавалось! Тот, конечно, со мной огонь и воду прошёл, но этот зато идеально белый, красота, а?
— Не-е, ну-у… Так-то красивый, конечно, но… — а вот и жертва собственной персоной. Конни едва виднелся за его широкими плечами, но было очевидно, что именно ему выпала честь поддерживать диалог. А ещё Петра заметила макушки Жана и Саши. — Слушай, тебе удобно-то с ним вообще? Платки ж при маневрировании, наверно, страсть как мешаются.
— Ничего не мешаются, если правильно повязывать! — возмутился Оруо, махнув рукой, а Петра встала, как вкопанная, едва до неё донеслось знакомое слово. — Ну или можно булавкой подкалывать, но этим ткань портишь, да и вида никакого.
Ей потребовалась лишь пара секунд, чтобы сложить два и два. Руки бессознательно сжались в кулаки, причём так крепко, что ногти едва не впились в ладони. Благо никто не заметил её, и Петра успела привести чувства в относительный порядок, прежде чем медленно подойти к Оруо и бесстрастно заглянуть ему через плечо.
— Боже мой, когда ты успел обзавестись платком?
— Так пока ты по своим делам ходила, я тоже кое-куда заскочил, — Оруо ухмыльнулся, явно пытаясь покрасоваться, но Петре было не до улыбок и не до шуток. Подбородок дрогнул, но она сдержалась, закусив изнутри губу. Насмешка судьбы на сей раз была чрезмерно меткой. — Теперь выгляжу прямо как в старые-добрые. По-моему, отлично смотрится!
— В старые-добрые, если уж на то пошло, ты не был таким франтом, — резко заметила она, незаметно для остальных стиснув большой и указательный пальцы. — Ни тогда, ни сейчас не понимаю, зачем ты учился носить его, если пользы от него ровным счётом никакой.
— Но-но-но! — Оруо цокнул, предупреждающе погрозив ей пальцем. — Этот самый бесполезный платочек я, между прочим, пустил кому-то на перевязку!
— И сморкаться в него предлагал. Разумеется, как я забуду, — Петра фыркнула, сложив руки на груди. Хотелось хоть немного отыграться, выплеснув закипавшую обиду. — И никогда, между прочим, я тебя не просила ради меня рвать свою стираную-перестираную драгоценность.
— Эй, тебя какая муха укусила, Петра?.. — Оруо удивлённо изогнул бровь, демонстративно, а может, и нет, отодвинувшись от неё. — Я чем тебя обидеть успел, или ты теперь на меня и просто так срываешься?
В его взгляде, несмотря на иронию в голосе, мелькнула робкая растерянность, и Петра поздно спохватилась, поняв, что сказала. Увы, вылетевших слов нельзя было вернуть обратно, и она, боясь извинениями создать только больше неловкости, поспешно отвернулась, дабы ретироваться за ужином.
— Эй, да я ж тебе принёс уже всё! Ты что, не заметила?
На столе действительно стоял лишний поднос, и миска даже была предусмотрительно накрыта тарелкой побольше. Петра, обхватив себя рукой за плечо, замялась, поджала губы и, смущённая, вернулась обратно. Тихо произнесла: «Спасибо», — и тотчас вперила взгляд в поднос, аккуратно снимая импровизированную крышку.
Как говорится, если что-нибудь пошло не так, то пусть уже за ним потянется всё остальное.
Атмосферу за столом никак нельзя было назвать располагающей к аппетиту, и вина за это целиком лежала на ней: притихшие ребята выглядели сконфуженными, а тут ещё Оруо наклонился к её уху, едва не заставив выплюнуть обратно густую кашу из тыквы с отрубями.
— Слушай, у тебя что, опять эти, ну… Проблемы женские?
Ложка ударилась о глиняный бортик.
— Оруо!..
— Да тише ты, не кипятись… — кажется, он немного опешил от её угрожающего шипения, примирительно подняв руки. — Я просто спросил, мало ли!
— А можешь ты просто не трогать меня? Пожалуйста!
Оруо, насупившись, заворчал и вернулся к собственной тарелке, а остальные, с явным нетерпением ждавшие окончания ссоры, переглянулись в неловком молчании. Петра, уже не зная, куда деть себя от стыда, краснела, не решаясь посмотреть хоть на кого-нибудь, и, отправляя в рот очередную ложку каши, злобно закусила ту.
Не её сегодня выдался день, вот однозначно.
«У всех на виду сцену устроила, умница. И было бы из-за чего. Из-за платка! Даже еда в горле застревает, боже, ну что со мной случилось такое? Ещё и обидела его зря: надо ведь было додуматься ляпнуть такое!..»
— Э, ребят… Шутку хотите? — Конни обвёл стол неуверенно-вопросительным взглядом, в том числе посмотрев и на Петру. Она, по-прежнему красная, заставила себя растянуть губы в улыбке, а Жан сразу подхватил инициативу.
— Валяй.
— Конни! — со стороны соседнего стола раздался голос Ханджи, и Петра, вздрогнув, только теперь заметила и её, и капитана Леви. Похоже, они сегодня не задержались с делами, как всегда. — Ты только погромче давай! Мы с Леви тоже не прочь посмеяться!
Капитан Леви степенно пил чай, и бросившая на него взгляд Петра с досадой подумала, как неприлично повела себя на глазах у непосредственного начальства. Не то чтобы они с Оруо старались ругаться лишь тет-а-тет, но для этого обычно находился весомый повод, а не её шалящие эмоции.