IX (2/2)

— Я не хочу, чтобы ты калечился на каждом шагу, понимаешь? — и вдруг заговорила совсем другим голосом — тихим и нежным, да к тому же провела большим пальцем по его щеке. Не будь этого прикосновения, он бы мог заупрямиться, доведя дело до нового спора, но Петра не ругала, а просила, что существенно меняло дело. Даже если продлилось не дольше пары секунд. — Вот разбил бы он тебе лицо, зуб бы выбил… А это! Как нужно было бить, чтобы рассадить кожу?

Она, одной рукой придерживая тряпку, другой неожиданно ухватила его ладонь, избегая касаться ссадин на костяшках. Оруо подавил невольную улыбку: опять отчитывала, но всё равно жалела. Значит, и правда просто разволновалась, чем могла кончиться драка, хотя у него были отличные навыки рукопашной.

Настроения препираться и доказывать свою правоту оставалось всё меньше: задетая гордость, конечно, роптала, но с другой стороны можно было бы замять неприятный разговор, обняв Петру и притянув так близко, чтобы она тепло дышала ему на ухо. Однако пока Оруо мог только переплести их пальцы, чувствуя себя по-глупому счастливым, потому что она волновалась из-за пустяковых ссадин и синяков.

У Петры снова вырвался сокрушённый вздох.

— Вот что ты сидишь такой довольный? Дай взгляну, что там под рубашкой.

Оруо, вслед за ней опустив взгляд на то место, куда ему со всей дури саданул Флок, изогнул бровь и пожал плечами.

— Да нормально всё, — если не учитывать, что оно ныло, мешая свободно разгибаться и поворачиваться.

— Ну конечно. Так лупили друг друга, — она мягко отобрала руку, вложив ему в ладонь мокрую тряпку. — Вот. Лучше держи её на глазу и не спорь со мной.

Сложно описать словами чувство, когда любимая девушка пуговица за пуговицей расстегивает на тебе рубашку, выпростав ту из штанов. Вот и Оруо замер, весь подобравшись. Скулы запекло, тело покалывало, в горле встал комок, и даже боль притупилась на фоне других ощущений. А Петра как ни в чем не бывало возилась с ним, осматривая и ощупывая.

Невероятно, неужели только он здесь испытывал неловкость от сложившейся ситуации?

— Больно? — сосредоточенно уточнила она, когда он опять дёрнулся от её прикосновения. Пресс стал стальной, под рёбрами заболело сильнее прежнего, но не мог же он прямым текстом сознаться, что его попросту жутко напрягала такая близость!

— Н-нет. Пальцы у тебя холодные.

Она перехватила его взгляд, задумалась на секунду, а потом поднесла ладони к губам и дохнула несколько раз, прежде чем растереть их друг о друга.

«Вот чёрт. Спасибо, теперь совсем от стыда откинуться...»

— А вот здесь?

— Петра, а я тебе точно нравлюсь?

Это прозвучало достаточно иронично, чтобы скрыть смущение, но стоило Петре поглядеть на него с таким видом, будто он страсть как надоел болтать под руку, Оруо больше не сомневался: долгая дружба опасно деформировала их взаимоотношения.

— Что за странный вопрос?

Оруо многозначительно указал взглядом на свой голый торс. Если к подобным манипуляциям медсестёр он привык достаточно быстро, воспринимать Петру таким же образом не помогала даже обстановка больничной палаты.

— Тебя как бы сейчас… ничего не смущает?

К его удивлению, она не сказала: «Нет». Наоборот, вспыхнула, потянувшись заправить прядь за ухо.

— Я… просто стараюсь не думать об этом.

Оруо чуть не разинул рот — весь сарказм куда-то испарился, а стушевавшаяся Петра между тем принялась зачем-то разматывать тканевый бинт. Ещё секунду назад деловая и сосредоточенная, она теперь прятала от него взгляд.

Оруо даже пожалел, что спросил: не знал, как быть со слишком противоречивыми чувствами — они все смешались, превратившись в нечто, не поддающееся точному осмыслению. И вдруг засмеялся, подумав, насколько нелепо они застряли между дружбой и чем-то большим.

Петра тоже улыбнулась — робко, но ласково, снова заправляя за ухо рыжие пряди.

— Ты такой мальчишка.

— Так что, смущает, значит, всё-таки трогать такую красоту? — он, отсмеявшись, наклонился к ней и подначивающе подмигнул «видящим» глазом. Смущение никуда не делось, но осознание, что и она испытывала эту непривычную, пугающую скованность, придавало дерзости.

— Да ничем ты от других парней не отличаешься, — она передёрнула плечами, невозмутимо отклонившись от него. — Хватит дурачиться, дай лучше руку сюда.

— Сначала руку тебе, потом сердце… А, нет, это у тебя давно уже есть, — от души развлекавшийся Оруо картинно отвернулся, встряхнув свободной ладонью. — Ну, всё равно! Отдай и то, и другое, а мы с тобой даже ни разу не целовались.

Он честно ни на что не напрашивался. Просто к слову пришлось, но Петра напряглась, сжав губы. Оруо всё ждал какого-нибудь осаживающего ответа или жеста, а она вместо этого сглотнула, нахмурилась, что-то поискала глазами на его лице, и молча встала со стула.

Не сразу уловивший смену её настроения, он ещё ухмылялся, когда оказался в прямом смысле пойман. И подавился смешком: Петра прижалась губами к его губам, обхватив ладонями лицо.

Мир моментально поплыл.

Оруо часто тешил себя фантазиями, каким мог быть их первый поцелуй. Где это только ни случалось: за совместным разгребанием бумажной работы, в конюшне, да даже при развешивании белья на верёвках! Объединяло эти сценарии одно: его безоговорочная инициатива, сдобренная плохо скрываемым волнением. И ему в голову не приходило, что красть первый поцелуй будут у него — спасительно долгий, иначе он бы не успел зажмуриться и притянуть её к себе.

Тряпка упала на койку.

Петра поддалась, заставляя ещё больше запрокинуть голову. Оруо, с гулко бившемся сердцем и вспотевшими ладонями, суматошно поцеловал её в ответ, надеясь, что от этого голова перестанет кружиться. Она медленно опустилась ему на колено, и он даже забыл, с чего они вообще начали: настолько оно поблекло на фоне происходящего. Целовать Петру, чувствовать её дыхание, губы, руки — всю её настолько близко долго не выходило за рамки его мыслей перед сном, и Оруо, никогда не встречавшийся ни с кем, даже не мог придать этим мечтам чёткую осязательность.

Если бы с телом не начало твориться какое-то эмоциональное безумие, он бы в жизни не опомнился, несмотря на частый пульс и одышку.

— Теперь… — слабым, неровным голосом прошептала она практически ему в губы, и от этого снова стало как-то по-хорошему дурно. — Претензий никаких?

Оруо, накрепко увязнувший в замешательстве, моргнул раз, потом — второй, и единственное, что у него вырвалось — это короткий смешок, вместивший в себе сразу и неловкость, и досаду, и, что уж там, восхищение.

— Да я п-пошутил так-то…

Она улыбнулась, стукнув его по носу кончиком указательного пальца.

— Вот и думай в следующий раз, прежде чем рот открывать.

— Честно говоря, не очень-то это похоже на наказание… — голова постепенно прояснялась, и чувства тоже медленно приходили в порядок, возвращая чуть было не удравшую уверенность. Хотя Петра застала его врасплох, она сидела на его коленях, и его руки обнимали её так, как он бы едва ли решился два часа назад. — Или я недопонял что-то? Может, повторишь?.. Для долго соображающих.

— А ну-ка стой, — она упёрлась ладонями в его плечи и слегка выгнулась назад, чтобы удержать расстояние между ними. — Не пытайся откусить больше, чем дают.

Оруо, состроив лукавую гримасу, не стал настаивать, но и рук тоже не разжал. Голос Петры зазвучал требовательнее.

— Оруо, пусти, говорю.

— Не-а.

— Оруо!

— Ну дай тебя ещё разок поцеловать.

— И так много было! Хватит, — она попыталась расцепить его руки, но Оруо не поддался, глядя на неё с упрямой, дразнящей улыбкой.

— Ну Пе-е-тра, не жадничай. Не убудет же от тебя.

Петра, пыхтя, отчаянно изворачивалась, из-за чего несчастная койка под ними оглушительно скрипела на всю комнату, но в конце концов выдохлась, возмущённо глядя на него. Вновь раскрасневшаяся, взъерошенная и страсть какая хорошенькая.

— Ох, ну хорошо, хорошо! Но только один, и ты меня отпускаешь! — Оруо, сразу поддавшись, торжествующе усмехнулся — она с прежней деловитостью обхватила ладонями его лицо, наклонилась, и он, зажмурившись, уже приготовился было развести её больше чем на один поцелуй, когда почувствовал тот вовсе не на губах, а на лбу.

— Э-эй, это обман!

Но Петра так заразительно смеялась, что эту шутку едва ли можно было принять за бессердечную издёвку. Только всё равно хотелось поцеловать её — как будто не хватало именно этого, последнего, раза, чтобы успокоить взбудораженное сознание.

— Ты ничего не уточнял, вот я тебя и поймала, — весело шепнула она ему на ухо, снова наклонившись совсем низко, и его бросило в дрожь от ощущения, как её тёплое дыхание касается кожи.

Петра, воспользовавшись его замешательством, выскользнула прочь, взяла чистую тряпку, бинты и ножницы, а покрасневший Оруо, дуясь, покорно протянул ей руку в ответ на деловитый жест заправской медсестры.

Правда, уже завязав последний узелок, она подалась вперёд и быстро поцеловала его в уголок рта, прежде чем как ни в чём не бывало начать сматывать остатки перевязи. Оруо даже опомниться не успел, только по телу пробежала покалывающая волна.

— Всё. Я закончила, — она обернулась, прижимая к груди таз с грязной водой. — Убери тут всё на место, пока я вылью воду, хорошо?

И вот пойми этих девушек: сначала запрещают, а потом сами лезут целоваться.