VIII (2/2)
— Ужасно… — снова прошелестел Марло, мрачно опустив взгляд. Казалось, внял просьбе сосредоточиться на молчании, но несколько муторных шагов спустя всё-таки снова робко спросил: — Скажите, а мы.. Победили?..
— Естественно, — лёгкая одышка выдавала, каких усилий Оруо стоило тащить на себе раненого, при этом поддерживая разговор. Тем не менее он не язвил и не осаживал Марло, а она старалась попадать нога в ногу с ним, чтобы хоть немного облегчить ему задачу. — Двоих титанов завалили. И капитан Леви ещё одного бы смог, но эти твари живучие, черти.
Искоса поглядывавшей на Оруо Петре неожиданно пришло в голову, что они ничего не ели с самой ночи, да к тому же толком не спали, и всё-таки ни голода, ни физической усталости не ощущалось даже сейчас.
Губы вздохнувшего Марло вздрогнули в улыбке.
— Значит, всё было не зря…
Оруо ничего не ответил, и фраза повисла в воздухе, отзываясь тянущим чувством в груди. Сегодня погибло столько людей, сколько не погибало никогда прежде. Как бы там ни было, треть, две трети — всегда возвращались, вместе сострадания получая всё больше ненависти и порицаний. А сегодня… сколько их? Двенадцать?
Меньше одной шестой.
И без командующего.
Вороны, оглушительно каркая, подрались за добычу. Петра, обернувшись, увидела, как они хлопают крыльями, пытаясь клюнуть друг друга и отогнать от раскинувшегося на лошади тела, а третья ворона, тихонько подобравшись к конской туше, пару раз толкнула ту повыше копыта, точно проверяя, пошевелится ли.
«А стой здесь наш отряд, это мы стали бы их кормом…»
Что бы она чувствовала, скажи ей сегодня: «Иди и просто умри — это последний приказ»? Об этом не хотелось думать, но Петра не могла не цепляться за эту мысль, поддерживая умолкнувшего, едва заметно просветлевшего Марло. Прежде ни себя, ни кого-то из новобранцев она бы не назвала «пушечным мясом» — до сегодняшнего утра, когда все они стали таковым, получив приказ выйти в поле и скакать вперёд до конца.
Не секунду голова закружилась, а желудок покрылся холодной коркой и судорожно сжался. Петре пришлось глубоко вдохнуть, напомнив себе, что сожалеть было поздно, и сейчас требовалось помогать живым: себе, Марло, Оруо и ребятам.
«Ничего. Ничего зря действительно не было».
И этого никто не должен забыть.
***</p>
Всё наконец-то закончилось.
Оглядываясь назад, Петра с трудом верила, что произошедшее действительно уместилось в один день. Битва с Колоссом и Бронированным, появление третьего разумного титана, едва не закончившаяся новым кровопролитием драка за инъекцию, погибший командор, смердящее жареным мясом и палёным волосом тело Армина, от одного вида которого кровь застыла в жилах, хождения по трупам и как апогей всего — подвал.
Место, где мир окончательно перевернулся с ног на голову.
— Тут не занято?
Она подняла голову. Стоявший возле неё Оруо выглядел так, словно действительно ждал позволения сесть. Попытка развеять мрачную атмосферу, конечно, заслуживала улыбки, однако она, вздохнув, лишь качнула головой и уткнулась лбом в поджатые к груди колени.
Ничего не хотелось: лезшие в голову мысли отзывались первыми признаками беззвучного отчаяния.
— Долгий был день.
— Не день, а целая вечность, — мрачно отозвалась Петра, подумав, что вместо пустой болтовни куда лучше было бы просто прижаться виском к его плечу. Однако для этого требовалось подойти к вопросу их чувств, а она не готова была затрагивать подобные вещи. — Давай не будем об этом. С меня на сегодня более чем достаточно.
Оруо придвинулся к ней вплотную, вздохнул и затих. Петра, из вялого любопытства повернув голову, увидела, что он смотрел куда-то вдаль. Морщин как будто стало больше, взгляд был тусклый и отстранённый, и его прежняя усталая весёлость бесследно исчезла в измождённом изгибе спины.
Она в нерешительности прикусила обветрившуюся губу, отвела глаза, а потом вдруг подумала, отчего, собственно, не может прилечь головой на плечо друга? Проблема неозвученных чувств как-то сама собой стушевалась, и Петра, повинуясь вновь возникшему притяжению, осторожно прислонилась к Оруо, глядя туда же, куда и он. Закат горел пламенем, а облака были похожи на застывшие клубы сизого дыма.
Кажется, давно она не видела неба настолько насыщенного, пугающего цвета, а может, виной всему были свежие впечатления страшного дня.
Стоило позволить себе немного расслабиться, как её тотчас охватило ещё более разморенное состояние: теперь хотелось не просто прислониться, а лечь Оруо в объятия, засыпая под размеренный стук чужого сердца. Собственное забилось чаще, и Петра не могла не улыбнуться, искренне удивляясь, как быстро одна слабость провоцировала другую.
«Точно совсем уже не соображаешь».
— Может, лучше на колени ляжешь? — Оруо, шумно вздохнув, прижался щекой к её макушке.
— Мне и так хорошо.
Утомление — и моральное, и физическое — сделало отяжелевшее тело практически безвольным, и, хотя она пока боролась с дремотой, ей уже мало хотелось отвечать даже односложными фразами. Между ними вновь повисло молчание — уютное и разбавляемое лишь слабыми голосами на фоне да непонятно чем вызванным смехом Ханджи. Как хорошо, что она выжила. Как хорошо, что выжили они двое, и как ужасно, что сейчас Петра была опустошена для любой радости или безудержного горя — в душе теплилась разве что нежная признательность Оруо, одолжившему ей своё плечо.
— Петра, слушай, — она отозвалась вялым мычанием, не открывая глаз и стараясь сосредоточиться на его тихом голосе. — Может, когда вернёмся, ты со мной сходишь куда-нибудь?.. Нам же, ну, наверняка пару дней увольнения-то дадут.
Несмотря на то, что сознание пыталось окончательно отрешиться от реальности, она всё поняла. Улыбнулась, постаралась собраться с силами и кое-как, медленно, просунула руку ему под локоть, чтобы обнять и прижаться теснее.
— Пойдём.
Кажется, Оруо ожидал чего угодно, кроме настолько быстрого согласия.
— Что, правда?..
Петра устало потёрлась щекой о его рубашку.
— Ты же сам спросил. Я отвечаю.
— Н-нет, п-просто… Ты так легко… — растерянно забормотал он, напрягшись, наверняка покраснев и отводя взгляд, чтобы никто не увидел, в какую беззащитность его ввергли парой простых слов. — Т-ты же понимаешь, что я, ну… Вдвоём имею в виду, не по-друже…
В горле задрожал слабый смешок, вырвался несколькими едва слышными звуками, и Петра, несмотря на всю усталость, почувствовала, как в опустевшей душе проклюнулось что-то живое.
Жуткие трупы, запах смерти, Элдия, титаны, проклятие, люди за морем — всё сдвинулось на второй план, и остались только они двое да осточертевшее хождение вокруг да около.
— Оруо, я знаю, что такое свидание.
Она заставила себя открыть глаза и, приподняв голову, увидела ровно то, чего ожидала — густо красные скулы, пылающие уши, неверящий взгяд и такую сконфуженность в каждой морщинке, что желание засмеяться и поцеловать его непременно превратилось бы в действие, не будь она по-прежнему измотанной в край.
Это, конечно, не было признанием, но могло сойти за жирный намёк. Петра, оставляя Оруо полную свободу переваривать внезапно вскрывшуюся информацию, снова уютно прижалась к его плечу, наслаждаясь практически неуловимым теплом скрывавшегося за горизонтом рыжего солнца. Темнота под опущенными веками слегка подсвечивалась, становилось прохладнее, и над ухом зазвенел комар, которому сегодня не грозила участь быть пришибленным точным движением ладони.
— Ты, значит, уже давно всё поняла... — задумчиво пробормотал он, завозился и вывернулся так, чтобы снова уткнуться ей в макушку. Привыкать к подобному однозначно было куда приятнее и проще, чем к ремням УПМ, первое время мучительно натиравшим всё тело.
— Что именно?
— Что я... — он прижался губами к её волосам, заканчивая почти неразборчиво. — Тебя люблю.
И теплившаяся нежность превратилась в маленький огонёк.
На подобное однозначно стоило отвечать, не засыпая на полуслове: по меньшей мере из уважения к этому чувству, по большей — потому что она многое хотела сказать и спросить.
— Давай потом об этом поговорим? Я так устала.
— Ладно, как скажешь, — неохотно, но не настаивая согласился он, к неудовольствию Петры, поднимая голову. — И всё-таки лучше б ты легла мне на колени, правда. Всё равно заснёшь, и потом тебя перекладывать.
Губы снова сложились в улыбку. Она действительно начала засыпать, согретая его теплом и окончательно убаюканная размеренным, неожиданно непринуждённым для признания, разговором. Призраки уходящего в прошлое жуткого дня хоть и временно, но вытеснились из ожившей души, которой словно и требовались только неловкое признание да нехитрая забота.
— Ты же от меня не отстанешь?
Он фыркнул, аккуратно отцепляя её руки, и Петра, не видя смысла упираться, спрятала за ладонью зевок, прежде чем улечься на вывернутую и сложенную куртку, которую Оруо снял с её плеч. Так, конечно, было намного удобнее, но робкое прикосновение к волосам, превратившееся в знакомое медленное поглаживание, отпугнуло обозначившуюся было сонливость, навевая определённые воспоминания.
— А ты ведь так делаешь не в первый раз, — она не удержалась от шутки, прищурившись на медленно терявшее огненный цвет небо, и снова закрыла глаза, наслаждаясь приятным ощущением чужой ладони. Оруо убрал ей за ухо прядь волос, мазнув по коже тёплыми шершавыми пальцами.
— Ну и что с того?
— Да ничего. Ты просто вдруг такой ласковый...
Наверное, он опять сконфуженно сморщился, но даже не попытался убрать руку.
— Спи уже. Разболталась тут.
«”Люблю”, а не просто “нравишься”», — мелькнуло в голове, и, хотя сама она пока не могла так же конкретно обозначить собственные чувства, в ней укреплялась уверенность, что к моменту, когда придётся ответить на новое признание, ей не нужно будет подбирать слова, краснея под его слишком серьёзным взглядом.