VIII (1/2)
Небо затянуло облаками, но пробивавшийся сквозь них солнечный свет придавал пейзажу лёгкое, приятное сияние. Утренняя роса давно сошла, и, когда они вновь оказались за пределами стены, предрассветный туман уже не стелился по бескрайнему полю.
Кругом, насколько хватало взгляда, были только кровь, руины и трупы.
— Боже мой… — вырвалось у Петры, и она почувствовала, как подкосившиеся ноги врастают в землю. — Неужели… мы здесь кого-нибудь ещё найдём?
— Не знаю, — блёкло отозвался Оруо, наверное, сейчас сглотнувший комок в горле — точно такой же, какой встал у неё самой.
Искромсанные человеческие тела, изуродованные трупы коней, обломки зданий, покорёженные приводы, оторванные ноги, руки, разбитые головы с остекленевшими глазами — даже с их места становилось ясно, что в радиусе ближайших пятидесяти метров не было ни одной живой души.
Петра, подавляя приступ тошноты от тяжёлого, железистого запаха земли, вслепую отыскала ладонь Оруо, а он в ответ медленно сжал её пальцы.
— Надо… разделиться. Быстрее обыщем.
Её короткое «Да» растворилось в умиротворённой утренней тишине, и они продолжали стоять в нерешительном ожидании, глядя на раскинувшееся до горизонта жуткое поле.
— Мне… нехорошо.
Оруо перебрал пальцами по её руке, словно пытаясь ободрить.
— Мне тоже… не по себе, — и, сделав паузу, медленно добавил: — Хочешь, скажу капитану, что у тебя нога сильно болит?
Петра чуть было не кивнула, поддаваясь малодушному соблазну, но в ту же секунду задавила его в зародыше: не простила бы себе, переложив весь траурный груз на плечи остальных.
«Соберись. Ты должна».
— Н-нет, будем искать вместе. Вдруг… повезёт именно мне.
— Оруо, Петра, вы долго так стоять собираетесь? — до знакомого сухой, мрачный голос из-за спины подействовал лучше любого гневного окрика. — Такими темпами и раненых уже не найдёте.
— П-простите, капитан! М-мы п-просто думали, как лучше искать! — вздрогнувший Оруо практически отскочил от неё, отдёрнув руку. Вытянулся по струнке, а капитан Леви смерил его усталым, тяжёлым взглядом.
— Очевидно, Оруо: просто ходить и смотреть.
Петра, поджав губы, поёжилась. Молча дождалась, пока их непосредственный командир отойдёт на приличное расстояние, и посмотрела на Оруо, чувствуя, что наконец может хотя бы оторвать ногу от земли.
Действительно, что за трусость: как будто она в первый раз видела мёртвые тела.
— Ты иди направо, а я — налево. Только давай держаться рядом: вдруг помощь понадобится…
На самом деле она не питала надежд найти здесь даже живого калеку: по рассказам Флока и капитана, Звероподобный осыпал разведчиков градом камней, выжить под которым удалось бы только чудом. Они, однако, обязаны были воочию удостовериться, что не бросили умирать ни одного солдата.
Изо всех сил стараясь не задевать трупы и не угодить сапогом в кровяную лужу, Петра безуспешно разглядывала ещё сегодняшних товарищей по оружию. Некоторых было не узнать из-за разбитых или заплывших лиц, другие лежали ничком, и тогда приходилось опускаться на корточки и дрожащей рукой, сквозь новые рвотные позывы, искать на шее сонную артерию.
А потом долго отирать пальцы об одежду, стыдясь инстинктивного страха смерти, граничившего с отвращением.
Вместе с новобранцами погибла и их маленькая санитарная часть: Петра нашла Райта Сэмюэльсона придавленным лошадью — его шея была неестественно вывернута, в уголке рта запеклась кровь, а раздавленная рука, которую он будто выкинул вверх перед падением, ещё сжимала окоченевшими пальцами сигнальный пистолет.
Почему они не остались возле стены? Медиков никогда не заставляли сражаться, хотя многие из них, включая старшего доктора, знали о боевой подготовке далеко не понаслышке.
И всё-таки они пошли. Все. Вон там, чуть поодаль, лежала Сара. У неё в животе была огромная рана навылет, на лице застыла пугающая блаженная улыбка, а глаза были плотно закрыты, точно она скакала вслепую, решив в последние минуты думать о чём угодно, кроме титанов. Её муж умер от чахотки, детей у неё не было, и она, бросив вечно придиравшуюся свекровь, ушла в сёстры милосердия.
— Запомни, милая: не стоит ничего делать на эмоциях. Конечно, когда помираешь с голоду или жизнь совсем прижала, любой выход сгодится, но я вот поверила и ничего не выиграла. Так и жила в надежде на чудо и потом просто сбежала.
— Но почему сюда, в Разведку?
— Ну так... Жилье дают, кормят, работай да не тужи от вылазки до вылазки. Чем не жизнь для бедной-то вдовы?
А казалось, ещё вчера Сара перевязывала Оруо после битвы в лесу гигантских деревьев и давала ей, Петре, помолотый травяной сбор, чтобы легче было переносить досаждавшую каждый месяц женскую болезнь.
Она обернулась. Оруо, упираясь ладонями в колени и сжимая что-то в руке, тяжело поднимался от очередного тела на примятой траве. Выпрямился, раскрыл ладонь, застыл, а потом уронил голову, и даже так, издалека, Петра поняла, что он беззвучно плачет.
Шаг, ещё один. Она неуклюже перебралась через вытянутые лошадиные ноги и, чувствуя, как больно бьётся в груди сердце, прижалась к нему со спины, обхватив руками.
Они стояли в море. Бескрайнем, цвета мёртвых людей, животных, стали и крови с травой — вовсе не лазурно-голубом и без солнечных бликов, как в старой книге Армина. Оруо плакал, сжимая в одной руке складной ножик, а во второй — нашивку, торчавшую уголком между его пальцев — последнюю память о Джимми, но это она узнала позднее, по пути в Трост, когда Оруо показал ей инициалы. А сейчас они скорбно застыли над обезображенным трупом, которому не хватало половины лица.
В небе уже начали появляться вороны: описывали большие круги, то и дело опускались, высматривая добычу, и в воздухе грянуло звонким, отрывистым карканьем. Петра, устремив глаза к небу в надежде отвлечься от жуткого зрелища, вздохнула: не хватало сил думать о чём-нибудь, кроме желания поскорее покончить с тягостным, безрезультатным долгом. Прикрыла глаза, перед которыми, как живые, встали трупы, птицы и та же примятая, местами взрытая трава, но тут её слух внезапно уловил звук, явно не принадлежавший голодной вороне. Она, вздрогнув, встревоженно огляделась, однако поле оставалось безжизненным, не считая чёрных падальщиков да человеческих фигур, прочёсывавших территорию с других концов.
«Показалось?..»
— Ты чего? — глухим, поскакивавшим на каждой нотке голосом позвал её Оруо, грубо утирая ладонью влажные дорожки с щёк. Она же вновь поискала вокруг растерянным взглядом, в глубине души надеясь, что не ошиблась.
— Кто-то кашлял как будто… Ты слышал сейчас?
Оруо нахмурился, обернулся через плечо сначала направо, потом — налево и вновь покосился на неё, посмурнев больше прежнего.
— Уверена?..
— Н-не знаю… — налетевший ветерок выхватил и бросил ей на лицо несколько прядей. Петра заправила их за ухо прохладными пальцами и беспомощно обняла себя за плечи. — Может, мне уже просто хочется верить в какое-нибудь чудо…
Осторожное прикосновение его ладони не утешило, но ощущалось приятно.
— Пойдём дальше. Капитан рассердится, если заметит, что мы опять на месте торчим, — Оруо напоследок мягко сжал её плечо, но почему-то задержал руку, точно задумавшись. Петра вопросительно подняла на него взгляд и поняла, что он щурится на что-то, сосредоточенно сведя к переносице брови.
— Эй… Глянь-ка туда. Это ж… не ворона ковыряется?
Над трупом серой лошади, на который Оруо нерешительно указал пальцем, закачалось что-то чёрное, похожее на птичью спину. Колыхнулось выше, превратившись в волосы, и Петра не без труда, но узнала причёску и даже измазанное грязью, помятое лицо.
«Марло…»
— Эй! Куда понеслась?! — гаркнул Оруо ей в спину, но она, наплевав на усилившуюся боль, уже со всех ног ковыляла к Марло, видя перед собой только его да серый конский бок, возле которого ничком лежали два тела. Её трясло от облегчения, глаза защипало от подступивших слёз, а в лёгких перестало хватать воздуха.
— Марло! Господи, поверить не могу!
Левая сторона его лица была грязно-красной из-за запекшейся крови, волосы торчали во все стороны, будто вымазанная дёгтем пакля, правый глаз припух, губы растрескались, но он был жив и пытался выдавить из себя слова.
— Оруо! Скорее, помоги мне! — Петра, чувствуя, что вот-вот разрыдается, обернулась через плечо — Оруо догонял её, снова держась за бок. Марло между тем глухо закашлялся — тем самым звуком, который она уловила ранее среди вороньего карканья. — Всё хорошо, потом объяснишь, потом!
Без всякого отвращения взгромоздившись на холодный лошадиный бок, она пристально осмотрела его.
«Руки целы, ноги… кажется тоже. И выглядит не так уж плохо… Боже, какое облегчение: хотя бы ещё одного нашли!»
— Чтоб мне провалиться. И правда... живой… — запыхавшийся Оруо навис над ними, упираясь в колени, закряхтел и усмехнулся со смесью сарказма и радости. — Ну и везучие вы, конечно, новобранцы.
— Подо мной лошадь. упала, — слово за словом выговорил Марло, измученно глядя на Петру, пока она снимала с пояса флягу с водой. Несколько глотков несильно его оживили, но вздохнул он с явным облегчением. — Меня придавило, и я ударился. головой. Ничего не помню, перед глазами только. потемнело, и всё. Очнулся, а кругом тишина. Я подумал, надо обратно идти, к стенам, но нога…
— У него нога сломана, Петра, — заметил Оруо, очевидно, мало вслушивавшийся в его сбивчивый монолог. Петра тем временем ощупывала голову Марло на предмет ран и шишек, нашла ссадины, пару болезненных бугорков, но судя по общему состоянию, сотрясение у него было нетяжёлое.
Замечание Оруо заставило её обернуться — он хмуро разглядывал левую ногу их невезучего товарища, неестественную припухлость которой она не заметила второпях, да и сейчас, если честно, не могла особенно рассмотреть.
— Нет крови?
— Не-а. Перелом, похоже, закрытый, — он потрепал и без того взъерошенные, слипшиеся волосы, потёр шею и переглянулся с ней. — Давай-ка утащим его отсюда. Всё равно здесь нечем перевязать, да и трупов кругом…
Морщины на его лице стали ещё глубже. Петра, не горя желанием добровольно оставаться в поле из мертвецов, кивнула — они вдвоём принялись поднимать Марло, однако из-за разницы в росте Оруо почти полностью взвалил его на себя, и ей оставалось лишь придерживать его под вторую руку для лучшего баланса.
— Вы никого. больше. не нашли?
— Пока нет, — прокряхтел Оруо, глядя прямо перед собой. — Но отсюда ещё Флок выбрался, так что вроде как ты второй. И не болтай, побереги дыхалку: зря силы разбазариваешь.