II (1/2)

Когда Петра Рал впервые столкнулась с Оруо Боссардом в кадетском корпусе, она решила, что это будет последний человек, который сможет претендовать на её дружбу. Он выглядел настоящим индюком в тот момент, когда достал ей слишком высоко висевшее седло: усмехнулся, ограничившись снисходительным «Ага», да ещё и назвал её крошкой.

Её. Крошкой! Петра от изумления и растерянности даже язык проглотила, покраснев до ушей, а потом долго мысленно оправдывала себя тем, что на болванов не обижаются.

Но почему-то не могла простить ему этой фразы несколько недель кряду.

Она была прилежным кадетом. Много училась, много работала, но была вовсе не такой уж хорошей, как ей говорили новые подруги. Потому что хорошие люди умеют отпускать неприязнь, а не протаскивают её сквозь время и расстояние.

Во всяком случае, тогда она так считала. А между ней и Оруо установилось нечто вроде соревнования, которое ужасно раздражало, ибо Петра вовсе не собиралась ни с кем «бодаться».

Однако как остаться в стороне, если голос этого хвастуна постоянно раздавался то тут, то там? Вот её и дёрнул чёрт однажды поставить его на место.

Дело, собственно, не стоило выеденного яйца: Петра и Бэт, её соседка по комнате, шли мимо мужской казармы, на ступеньках которой примостилась группа мальчишек, и она не обратила бы на неё никакого внимания, если бы не услышала сквозь нестройный смех тот самый голос.

— Смейтесь-смейтесь! У меня против вас вот такое преимущество! Вы двое — в семье единственные любимчики, у тебя, Куно, сёстры старшие. Ланзо, чего хрюкаешь? Первым детям в семье всегда достаётся куча ответственности, ясно?

Она замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась, благополучно пропустив мимо ушей последнюю часть беззаботных щебетаний Бэт. Оруо, вскочив, возвышался над товарищами, выпятив грудь и упираясь руками в бёдра.

— Вы за отцовские штаны держитесь, а мы уже вторые главные дома. Так что ничего удивительного, что инструктор мои лидерские качества заметил!

Она фыркнула, поморщившись от неприязни, прислушалась, как ребята продолжают иронизировать, насколько быстро ему после перевода в полицию удастся выслужиться до капитана, но Оруо вдруг припечатал их шутки решительным: «Да кому нужна эта ваша полиция?!»

— И куда это ты хочешь? В гарнизон, что ли?

— Ха, сам там сиди и кисни! Я пойду в разведчики!

— Будешь так кричать, тебя точно на первом же задании титан проглотит.

Бэт вытаращилась на неё огромными глазами, но Петра, заложив руки за спину и напустив на себя самый серьёзный, взрослый вид, уже приближалась к обернувшимся мальчишкам. Наверное, увидь она себя такой со стороны сейчас, со смеху бы покатилась.

Оруо опешил было, но тотчас скривился в ответной гримасе.

— Вообще-то, они по запаху людей ищут. Ты чего, на лекциях в облаках витала?

— Если они тебя разнюхают, услышать им тоже ничего не помешает.

— А ты с чего такая дерзкая, пигалица?

У неё вспыхнули щёки.

— Только обзываться и умеешь? Тоже мне, разведчик.

— Эй, между прочим, я с тобой крючком для седла поменялся! — он отделился от остальных, спрыгивая на землю с последней ступеньки и делая шаг ей навстречу. — Никакого чувства благодарности нет, да?

— Ты меня по имени-то вряд ли вспомнишь.

Он фыркнул, коварно сощурившись.

— А ты прямо знаешь мое.

— Оруо. Боссард.

Надо было видеть его озадаченное лицо, когда она произнесла это без единой запинки. Петра улыбнулась с плохо скрываемым торжеством, пользуясь повисшей неловкой паузой, чтобы окончательно закрепить победу:

— И знаешь, что? Хвастаются не от большого ума.

Кто-то из мальчишек присвистнул, стоило ей, гордо вскинув голову, развернуться на пятках. Рыжая коса ударила по лопаткам, и она, расправив плечи, направилась к растерянной Бэт, от души наслаждаясь произведённым эффектом.

— Эй! А-а н-ну погоди! — раздался сзади нервный голос. Такой забавно прыгающий, что она не удержалась от любопытства обернуться. Оруо стоял красный, как помидор, ероша вьющуюся, лохматую шевелюру. — Т-ты… Ты сама-то куда собираешься?

Она коротко пожала плечами, одарив его снисходительным взглядом с головы до носков ботинок.

— В разведчицы, а что?

— Ха, — смешок у него вышел натянутый, и даже рука как будто дрожала, когда он тыкал в неё пальцем. — Ну вот и посмотрим, кто из нас в итоге попадёт туда с лучшими баллами!

Папа всегда учил её: что бы ни случилось, оставайся вежливым и не ведись на провокации. Что ж, она усвоила урок, и это действительно работало, особенно на таких балаболах.

— Вот ещё. Не хочу я с тобой соревноваться.

— Э, дрейфишь?!

— Ты скучный. И ты мне не нравишься.

Так вот она и нажила себе проблему в виде Оруо Боссарда.

Их соперничество, возникшее на пустом месте, постепенно переросло в привычку. Петра, во всяком случае, ловила себя на мысли, что вечно искала, где там по оценкам оказался «этот индюк», на тренировках с УПМ завидовала, когда Оруо удавалось лучше отработать задание, а если случалось наоборот и они встречались взглядами, он забавно кривил бровь, точно спрашивая: «Ну и что? Сдалась ты мне со своими успехами».

А однажды, к её немалому изумлению, только дёрнул уголком губ и отвернулся как ни в чём не бывало.

Они умудрились поцапаться на первой же лесной тренировке: Оруо подрезал её, и она упала, отделавшись парой ушибов да лёгким испугом. Ему, разумеется, досталось от инструктора Шадиса, но, когда сама Петра попыталась добиться от него извинений, он буркнул, что раз она не может увернуться, значит, навыков не хватает. Петра крикнула тогда что-то обидное, хотя не могла уже дословно вспомнить, что именно, зато в памяти отлично отпечаталось, как она со злости топнула травмированной ногой и чуть не упала, благо что успела выставить руки. Слёзы на глазах выступили вовсе не от обиды, но Оруо, кажется, подумал иначе, когда поднял её, ухватив под мышки.

— Больно, да?

— Что, совесть проснулась?

— Хочешь, дойти помогу? Ну, раз уж это я тебя задел…

К середине второго курса «этот индюк» превратился в «этого Оруо», и он теперь сидел с ней рядом почти на всех лекциях, кроме тех, на которых откровенно любил поспать. Петра не раз «зудела» ему насчёт этого, но он только отмахивался, ворча: «Да я это и так знаю» или «Твои записи раз прочитать, и всё понятно». А ещё лучше: «Ну не могу я слушать это, Петра! Глаза сами закрываются!»

Оруо, конечно, вовсе не был типажом её идеального друга, но Петре нравилось, что ему нравятся тренировки на УПМ — неважно стужа на улице или невыносимое пекло, — некоторые его шутки были действительно смешными, а ещё он, вперемешку с самолюбованиями, давал полезные советы и был довольно наблюдательным. Кроме того, он обожал свою семью, а это, лично для Петры, говорило о многом.

Если уж совсем откровенно, не на многих она могла бы так положиться в учебном бою, как на Оруо Боссарда.

Она искренне радовалась, что он тоже сразу захотел в Разведкорпус. Соревновались они, правда, до самого выпуска, но это было частью тёплых воспоминаний о, в целом-то, беззаботном кадетском детстве, закончившемся вместе с речью командующего Эрвина, от которой, несмотря на всю решимость носить крылья на спине, дрогнули поджилки. От глупых состязаний после перехода в разведку остались лишь амбиции Оруо быть самым-самым, а Петра незаметно для себя приняла роль его «главного напильника», не уставая поражаться, как в девятнадцать с половиной лет можно быть таким балбесом, при этом умело укладывая титанов, особенно если «никто не мешал».

Впрочем, если Оруо сильно хотел, командная работа у него тоже получалась.

Без него пятьдесят седьмую экспедицию она бы не пережила. Петра несколько дней не могла нормально спать: то ей снились кошмары, то просто вдруг накатывало леденящими мыслями, и она беспомощно сжималась на койке, с головой накрывшись одеялом и пытаясь подавить жуткие воспоминания. Титанша, напавшая на их отряд, отличалась от других гигантов, а они оказались не готовы.

Петре было стыдно за себя: она, такая опытная, запаниковала из-за того, что на её глазах перекусили Эрда, а потом огромный голубой зрачок, блеснув, уставился прямо на неё, и в нём ясно читалось слишком разумное, слишком твёрдое решение убить. И что она? Просто бросилась прочь, таращась назад, вместо того чтобы думать и слушать Оруо. Вот кто, несмотря на шок, не растерялся: это он в одиночку отвлёк титана, он бросился её спасать, а она решила отдать себя на растерзание, лишь в последний момент (и то машинально) съёжившись в воздухе и выбросив струю газа.

В итоге отделалась не так уж скверно, а Оруо досталось по самое не балуйся.

Он лежал на том же этаже, только в мужской палате. Петра, к началу третьего дня чувствовавшая себя настолько хорошо, что могла ходить с костылём, выпросила у медсестры разрешение навестить его. Сейчас, умытый и заново перевязанный, он выглядел неважно, но всё же лучше, чем она запомнила его в повозке.

— Привет.

— Ого, какие люди, — Оруо хмыкнул, изогнув в улыбке губы, и даже приподнялся на левый локоть. В сердце, кроме вины, всколыхнулось не спугнутое его саркастичным тоном радостно-трепетное чувство. — Быстро ты, смотрю, оклемалась.

— Я тоже рада тебя видеть, спасибо.

На неё с любопытством, а то и с ухмылками поглядывали солдаты с соседних коек. Петра заметила кое-кого из четвёртого отряда разведки, улыбнулась, робко помахав рукой, а потом вновь вернулась взглядом к Оруо. Он ждал её, улегшись обратно на спину.

— Кроме шуток, как ты себя чувствуешь? — она опустилась на край кровати, вытянув нывшую ногу. Улыбаться больше не хотелось: от его виска до самой брови тянулся свежий шов, а под скулами и на подбородке виднелось несколько синюшно-красных, с отливом в желтизну, пятен. Он явно собирался усмехнуться, но почему-то сдержался, помрачнев, и покосился на руку с двумя туго перебинтованными между собой пальцами.

— Пойдёт. Через месяц-полтора точно выпустят. А ты?

— У меня ничего не сломано. Но синяков много и, кажется, потянула лодыжку. А, ну и... — Петра жестом указала на одну из ссадин на щеке. — Как видишь.