I (1/2)
— Петра, перегруппировываемся! Живо!
«Мать твою, нет, нет. Только не паникуй!»
— Петра! Возьми влево, чёрт тебя дери!
Ремни УПМ душили, впиваясь в кожу, тело начало трясти, желудок скрутило, и вместе с подскочившим пульсом Оруо перестал нормально дышать. Сдвигая курок на рукоятке, он чувствовал, как широко раздуваются напряжённые ноздри, но воздуха через них проходило катастрофически мало: метрах в двухстах от него была Петра, которую вот-вот безжалостно размозжит отвратительная тварь.
— Петра!
«Дёрнись! Дёрнись, твою мать, хватит пялиться!» — её волокло на тросе, как куклу. Маленькую, хрупкую, с развевающимися на ветру рыжими волосами, которые он уже и не мог вспомнить длинными — так давно, сразу после распределения, она их отрезала. На её лице отпечатался смертельный ужас, и, хотя Оруо всё ещё кричал, у него не было никакой надежды, что хоть одно его слово достигнет цели.
Титанша с перемазанным кровью ртом уже заторможенно отвалилась от дерева, обнажив тошнотворно розовый затылок, однако мысль атаковать её даже не зацепила сознание: гадкая тварь, подавшись вперёд, уже толкалась от земли огромной пяткой.
— Пе… — у него перехватило горло. Теперь Оруо действительно запаниковал, чуть было не перепутав положение курка. Тело на мгновение потеряло баланс, обычно слаженно работавшие мышцы пришли в полный хаос, и он, пронзённый мыслью «не успею», судорожно выкашлял вставший поперёк гортани ком, заорав не своим, надрывающимся от ярости голосом. — Сдохнуть хочешь, дура?! Газу дай, я сказал!
Язык попал между зубов, слюна — не в то горло, а титанша сделала рывок, замахиваясь ногой, и лес огласил пронзительный крик. Оруо показалось, что дерево, в которое влетела смертоносная пята, содрогнулось по всей длине ствола.
Разум выключился окончательно, и он, выжимая из привода всю мощность, как первый на весь Разведкорпус самоубийца рванул наперерез: потерявшаяся в пространстве Петра задела землю, и её кувырком прокатило по траве, где она и осталась лежать лицом вниз. И слава богу титанша секунды две просто пялилась на неё, дав ему шанс.
Оруо, резко меняя траекторию, увидел прямо перед собой жуткий голубой глаз, наполовину скрытый копной соломенно-жёлтых волос. Отвратительное лицо, с которого точно содрали кожу, дышало мрачной решимостью убить, и он, махнув лезвием, просипел непечатное проклятие, надеясь, что титанша отвлечётся на него. Она даже не шевельнулась, только зрачок немного перекатился, и Оруо, весь обливаясь холодным потом, пошёл в ложную атаку.
Сработало — голова повернулась за ним.
— Эй, уродина! Поймай, если сможешь!
Ему было страшно. Действительно страшно, хотя мозг продолжал работать, а напряжённое тело среагировало бы на малейшее движение противника.
«Надо бы убить её, только отвести подальше. Газа должно хватить, чёрт, чёрт! Так смотрит, что аж мороз по коже!»
— Оруо! — из-за спины раздался отчаянный вопль Эрена, и выписывавший в воздухе дугу Оруо, вздрогнув, мог поклясться, что увидел в глазе титанши странную «искру». Это на мгновение выбило его из колеи, а обернувшись, он оказался ослеплён жёлтой вспышкой.
Его перекрутило, и он, с размаху влетев в дерево, повис на тросе, выронив один из клинков. Голова пошла кругом, перед глазами заплясали цветные пятна — Оруо выпал из реальности, снова прикусив язык, но даже не почувствовал боли, хотя во рту стоял противный железистый привкус крови. Лес сотрясло до основания, а барабанные перепонки чуть не лопнули от оглушительного рёва, абсолютно не похожего на крик, который они слышали ранее.
Титаны сцепились. Эрен, свирепо рыча, замахнулся, здоровенным кулаком. Оруо, проморгавшись, увидел, как тот врезается в землю возле её головы, но вслед за радостью его снова окатило ледяным ужасом.
Петра. Если она потеряла сознание, её сейчас раздавят и не заметят.
Тело ломило, в затылке гудело, доходя до висков, но Оруо, сделав над собой усилие, постарался сориентироваться в пространстве. Рукоятка с клинком болталась, как маятник, и он, дотянувшись, выбросил лезвие, вслед за которым последовало и второе. Качнулся, стиснув челюсти, чтобы не застонать от боли, выпустил немного газа и мысленно вновь заклеймил происходящее непечатной бранью, потому что это каким-то магическим образом собирало воедино тело и рассудок.
Терпеть. Терпеть. Титаны катались по земле, а ему надо было хватать Петру и сматываться, пока от леса не остались поломанные стволы да покоцанные пни. Зрение то и дело теряло чёткость, но он, неуклюже маневрируя в воздухе, смог тяжело приземлиться рядом с ней, поднять её и пустить трос в соседнее дерево. Ему каждую секунду казалось, что он близок к пределу, и все же, матерясь сквозь зубы, Оруо перебарывал себя ради Петры, которая, хоть и была в сознании, повисла на нём мёртвым грузом.
«Идиотка. Ну не идиотка, а? Как в первый раз увидела девианта!»
Лёгкие жгло, руки тряслись, и ему, кое-как балансируя на толстой ветке, пришлось привалиться к стволу. Хотелось упасть прямо здесь, но Оруо заставил себя сконцентрироваться на дереве неподалёку и мысленно приготовился испытать очередной приступ боли до кончиков пальцев.
Не долетев до ствола считанные сантиметры из-за закончившегося газа.
Они с размаху повалились на землю вместе с тяжёлым, полным острых углов снаряжением. Из тела вторично вышибло дух, но рук Оруо не разжал, и Петра так и осталась в его объятиях, что наверняка спасло её и без того недавно пострадавшую голову. А вот он чуть было не решил, что откинется от боли, даже не успев мысленно проругаться в последний раз.
— О-ру-о… — не будь они настолько близко друг к другу, шелест её голоса утонул бы в рёве титанов. Петра задела макушкой его подбородок и, кажется, потянула за край плаща, но Оруо недостало сил на ответ.
Осколок не затуманенного слабостью и болью рассудка кричал, что нужно двигаться, только вот тело уже исчерпало все свои возможности, и он, крепко сжимая веки, из-под которых лились слёзы, чувствовал себя абсолютно беспомощным, запертым в немощной оболочке, которую хотелось сбросить, как змея — старую кожу.
«Паршиво. Паршиво. Сопляк, ради всего, додумайся не размазать нас в котлету».
Петра вновь шевельнулась было, задевая его, и одно это движение отозвалось такой болью, что он, не выдержав, застонал. Треклятые короба с лезвиями давили на отбитые ноги, кровь ударила в голову, а правая рука почему-то начала неметь.
«Не могу. Всё. Будто на части раздирает…»
Она звала его. Кажется. Издалека, сквозь дрожь земли и яростный рёв, и он постепенно, но неумолимо проваливался в тёмную пустоту. Боль сразу стала терпимее, уступая место скомканным, вязким, как топь, мыслям, опасно похожим на первые признаки бреда.