caviar [Чан/Чанбин, 40. первый раз] (1/2)

Куда бы Чан ни пошел, его везде окружают люди. Еще бы — красивый, обаятельный, компанейский, миллион медалей за соревнования, два миллиона фоток из универского бассейна, в плавках и мокрого, и еще столько же народу, текущего на его фотки в инсте. И, наверное, где-то с половиной он спал.

Чанбин старается держаться подальше от факбоев.

Но у них пересекаются компании, и он неизбежно сталкивается с Чаном на тусовках. Поначалу они не то чтобы общаются — внимание Чана всегда кто-то отвлекает, а Чанбин пытается не отсвечивать, чем, конечно же, делает себе только хуже, — но со временем между ними завязывается странное недо-приятельство, основанное на абсурдной принципиальности обоих.

— Хочешь поехать ко мне?

— Нет, спасибо.

Когда этот диалог происходит между ними впервые, Чанбин ужасно жалеет, что не может сфотографировать удивленное лицо Чана в этот момент. А заодно лица своих друзей, которым он пересказывает этот диалог.

— Ты ему отказал? — спрашивает Феликс, шокированно прикрыв рот ладонью. Хенджин даже откладывает телефон, который не выпускал из рук последние десять минут. Чанбин недоуменно поглядывает на обоих.

— Конечно, зачем мне секс на один раз?

— Ты имеешь в виду, — приподняв бровь, уточняет Хенджин, — лучший секс в твоей жизни?

— Мне не нужно с ним спать, чтобы понять, что это преувеличение.

— Нет, правда, — говорит Феликс, и Чанбин закатывает глаза, — тебе это любой скажет. Хен очень классный в постели.

— Ага, я думал, что откинусь на третьем оргазме, — с ухмылкой говорит Хенджин, уворачиваясь от тычка в плечо. Чанбин морщится.

— Я ничего не хочу об этом знать.

Он правда не хочет, но из каждого угла только и разговоров о том, какой Чан хороший любовник, и какой он весь замечательный, и какой талантливый, и какой красивый. И это не подогревает интерес, как должно бы, а наоборот укрепляет уверенность Чанбина в том, что сексом на одну ночь для Чана он не будет. Даже если Чан пытается убедить его в обратном.

Один и тот же диалог происходит между ними каждый раз, как они видятся, где бы ни виделись. Чан встречает его в библиотеке и, нависая, спрашивает, не хочет ли он переспать. Чан подсаживается к нему в баре и предлагает переспать. Они играют компанией в Твистер, и Чан, в позе агонизирующего паука, с ногой у чанбинова уха, предлагает переспать.

В какой-то момент Чанбин начинает понимать, что этот диалог его больше не бесит, а, скорее, смешит.

— Хочешь… — начинает Чан, подсаживаясь к нему в столовой, Чанбин обрывает его, даже не глядя:

— Нет, спасибо.

— …мою порцию говядины.

— А? — Чанбин растерянно оборачивается на улыбающегося Чана. Тот действительно протягивает ему тарелку со своей порцией.

— Я чет набрал еды и забыл, что у меня плавание через полчаса. Будешь?

— Ты задаешь только глупые вопросы, надо запомнить, — беззлобно фыркает Чанбин, забирая тарелку себе, — спасибо, — добавляет он и поглядывает на Чана сквозь прищур, — но если ты думаешь, что я пересплю с тобой из-за говядины…

— Что ты! — возмущается Чан, и ему даже становится немного стыдно. — Я что, совсем упырь какой-то, пытаться купить тебя едой?

— Ну, — бормочет Чанбин, набивая рот говядиной, — кто тебя знает, ты мог и попытаться.

— А что, это сработает? — Чан широко улыбается, красиво, солнечно щурясь, и Чанбина против воли пробирает смехом.

— Пошел отсюда, — Чанбин весело толкает его в плечо, и Чан, забавно хихикая, уходит со своего места.

Чанбину, на самом деле, ужасно льстит, что Чан, — Чан, который выглядит вот так, — за ним бегает. Да, уже больше в шутку, просто подразнить, но Чан ищет его внимания, высматривает его в толпе, просто чтобы навалиться, загребая в объятие, и со своей проклятой красивущей улыбкой спросить:

— Как насчет?..

В клубе сегодня ужасно жарко, народу битком, и Чан жмется к нему полуголый, в нелепой тряпке, заменяющей ему майку, пахнущий классным парфюмом — и просто запахом очень классного мужика, и у Чанбина против воли слюна собирается во рту. Чан безумно красивый, а Чанбин не слепой и тем более не святой, чтобы не чувствовать вообще ничего. Другое дело, что Чан об этом никогда не узнает.

— Ты опять? — устало вздыхает он, потягивая колу за баром. Чан, наконец отлипая, упирается на стойку, чтобы лучше видеть его лицо. Чанбин на его красивое старается смотреть поменьше.

— Да ладно, ты же понимаешь, что я уже шучу.

— Да?

— А что, не надо?

— Хорош, а.

— Да все, все, не кипятись ты, — Чан тискает его как игрушку, и Чанбин позорно уплывает. — Мне вот только интересно, почему нет?

— То есть, ты не думаешь, что ты просто не в моем вкусе?

Чан без предупреждения мягко касается щеки, приподнимает лицо, и Чанбин, абсолютно растерявшись, таращится на него, рывками глотая воздух, сердце вдруг спотыкается и разнобойно колотится об ребра. Чан расплывается в шкодливой победной улыбке.

— Нет, не думаю.

Чанбин сбивает его ладонь, запивая колой весь мат, который льется из него на этого придурка. Невыносимо хочется утереть ему нос.

— Да я не навязываюсь, — говорит Чан и разражается дурацким красивым смехом, когда Чанбин смотрит на него с саркастичным неверием, — это просто любопытство, правда, — Чан пожимает плечами, весело затягивая: — Может, ты из тех, которые по любви и после свадьбы, я же не осуждаю. Просто ты такой хорошенький, — канючит Чан, потрепав чанбинову щеку, — ужасно нравится тебя доводить.

— Да.

Чан растерянно застывает, все еще вцепившись пальцами в его щеку, но Чанбин так же спокойно, с вызовом бросает:

— Я девственник. Все?

Глядя на его застывшее изумленное лицо, Чанбин немного дрожит от ощущения собственного триумфа — он, наверняка, единственный, кто уделал Чана дважды, — и смущения.

— Прости, — выдыхает Чан, убирая руку с забавной поспешностью, потом смотрит с сомнением, — что, правда? — Чанбин вздыхает, и Чан испуганно тараторит. — Нет, в смысле, прости, я думал, ты шутишь. Ничего такого, твой выбор, все дела.

— Нет, я не шучу, — спокойно отвечает Чанбин, отворачиваясь к своей банке колы, чтобы не видеть, с каким лицом смотрит на него Чан. Он не хочет видеть там осуждение или, еще хуже, отвращение, он и без этого сам прекрасно загоняется.

На Чана тут же налетает Джисон, крича ему в ухо и заодно на весь клуб, что им срочно надо идти танцевать, и Чанбин кисло усмехается. Скорее всего, после этого Чан будет обходить его стороной как прокаженного — ну и ладно, не в первый раз. Так даже лучше, они из слишком разных миров, чтобы пытаться подружиться. Но Чан, уже уходя, будто с надеждой, говорит:

— Мы потом еще поболтаем, ладно?

И его смазанное прикосновение к плечу расплывается робким теплом под кожей.

Чан действительно сам подходит снова. Они сидят на квартире Феликса, Чанбин с улыбкой наблюдает издалека за ребятами, которые с дикими орами мучают консоль, и, чувствуя, как Чан плюхается к нему на диван, с трудом перебарывает желание отодвинуться. Он чувствует себя неправильным, бракованным, особенно на фоне Чана, как нелепый ребенок, случайным образом попавший в компанию классных взрослых.

— Если хочешь поговорить… — начинает Чан, и Чанбин против воли срывается:

— Это ты хочешь поговорить, да? — но понижает голос, чтобы не привлекать внимание остальных. — Слушай, я не экспонат в зоопарке, окей?

— Я вообще извиниться пришел, — говорит Чан с искренним сожалением. Чанбин смотрит в его лицо, как у славного побитого щенка, и не находит сил злиться. Чан не плохой парень, просто они… слишком разные. — Я больше не буду бесить тебя этими шутками про переспать.

— Ммм, шутками, — хмыкает Чанбин, и Чан пристыженно смеется.

— Ну ладно, поначалу я не шутил, ай, стой, ну зачем так больно, — хнычет Чан, когда получает удар в плечо. Они ржут, как два придурка, Чанбин чувствует, словно нервозность слегка отпускает, но Чан, осторожно поглядывая на то, как он взволнованно ерзает, добавляет: — Это нормально, если тебе важно, с кем и как, я не осуждаю, честно.

— Уже не важно, — бросает он, теребя шнурки из капюшона худи. — В смысле… Зачем я вообще с тобой разговариваю об этом?

— Ну, мы же вроде как друзья? — с улыбкой спрашивает Чан. Чанбин не знает, успокаивает это его или только больше нервирует, но все равно, отведя взгляд, немного неловко делится:

— Я раньше думал, что хочу только по любви, искал серьезные отношения. А потом тут не сложилось, там не сложилось, — Чанбин, заламывая пальцы, злится, вспоминая многочисленные провальные попытки найти своего человека, — и когда я уже решил, что к черту это все, пересплю с первым, кто будет в моем вкусе, я так загнался, что у меня просто не встало. Потом я попробовал снова, но после очередного позора решил, что мне и без секса норм.

Чан ничего не говорит, и Чанбин, решаясь, бросает на него осторожный взгляд, но Чан просто смотрит. Немного встревоженно, но не осуждая, и его искренняя вовлеченность подкашивает Чанбина гораздо сильнее того, какой он несправедливо красивый.

— Тебе просто нужно найти человека, с кем тебе будет комфортно, — спокойно говорит Чан. Словно не происходит ничего необычного, нет ничего необычного в Чанбине. Взволнованно сгребая край худи в кулаках, Чанбин выдыхает беспомощно, еле слышно:

— Кому оно вообще надо, возиться со мной, пока я буду глохнуть, как сломанная тачка?

— Кому-нибудь будет надо, — Чан ободряюще сжимает его предплечье, и Чанбин, прикусив губу, кивает. — Тебе нужен человек, с которым ты выключишь свою красивую голову, — он треплет его макушку с широкой улыбкой, и Чанбин не может не улыбнуться в ответ, — и просто расслабишься.

Чанбину не нравится, как после этого разговора он ощущает себя расслабленным рядом с Чаном. Буквально размякшим — стоит Чану просто пройти мимо и потрепать его по спине или сесть рядом на общих сборищах, как он размякает отвратительной желешкой. Чан больше не предлагает секс, даже в шутку, и Чанбин будто перестает чувствовать давление, но одновременно с этим что-то зудит под кожей, выпрашивает внимания, хоть сколько-нибудь. Чан относится к нему так же хорошо, как ко всем.

«Ну, мы же вроде как друзья». Чанбин не знает, можно ли вообще дружить с тем, кого ты хочешь.

Он понимает это очень поздно, в самый нелепый момент из возможных. Вот он застает, как кто-то на шумной тусовке у Феликса вздыхает, что Чан не спит ни с кем больше одного раза, а потом случайно наталкивается на Чана с какой-то девушкой на кухне. И осознание вспыхивает в голове вместе с непрошеной картинкой: это он сидит на столе, целуясь с Чаном, это в его бедра впиваются крупные ладони, он ерошит Чану затылок, блаженно прикрыв глаза. Чан так красиво, завораживающе целуется, что Чанбин начинает подозревать, что, возможно, про лучший секс в жизни остальные не преувеличивали.

Остаток вечера Чанбин напивается в сторонке, периодически отбиваясь от вопросов Сынмина и Феликса, все ли у него нормально. У него все отлично — пока Чан не подсаживается к нему на пол. Он выглядит как обычно, но вопросы сами лезут в голову: он так же улыбается, когда с кем-то переспит? от него будет пахнуть той девушкой, если принюхаться? чем вообще от него пахнет после секса?

— Будешь? — не глядя спрашивает Чанбин, протягивая свою бутылку пива. Чан смеётся.

— Я не пью.

— Я тоже не пью, — мрачно говорит он, салютуя бутылкой, прежде чем отхлебнуть, — я бухаю.

— У тебя что-то случилось?

Чан осторожно прикасается к бедру, без умысла, но Чанбин сразу вспоминает ту девушку. Себя на её месте. Почему он не мог захотеть кого-то другого?

— Переспи со мной.

Чанбин поворачивается к Чану, но тот не выглядит удивленным, улыбается как обычно, тепло и немного насмешливо.

— Спроси у меня ещё раз, когда будешь трезвым, — Чан похлопывает ладонью его бедро. Чанбина так бесит, что он обращается с ним, как с ребёнком, что он хватает его руку и сжимает в своей.

— Что не так? Ты же два месяца таскался за мной, упрашивал! — вскипает он и вдруг вскидывается на внезапном осознании. — Черт, дело во мне, да? Ты меня расхотел? — он отбрасывает ладонь от себя, словно обжегшись, закрывает лицо руками. — Черт, какой же я дебил, ты, наверно, изначально просто в шутку спрашивал…

— Бин-а, — успокаивающе тянет Чан, беглым жестом потрепав его по голове, безумно приятно. — Вот поэтому мы не будем это обсуждать, пока ты пьяный. Спроси меня потом, ладно? — Чанбин, не высовываясь из ладоней, кивает. — Я принесу тебе воды, посиди пока.

Просыпаясь утром, Чанбин вспоминает весь разговор и думает, что не то что спросить не подойдёт, он лучше вообще с Чаном разговаривать не будет. Но они неизбежно пересекаются снова, Чан ведёт себя как обычно, как хороший друг, и Чанбин думает, что ладно. Что ему терять, кроме, ну, очевидного? Чан заботливый, Чан хорошо к нему относится, он чувствует себя спокойно рядом с ним, когда перестаёт трястись от желания забить на все и поцеловать его. Чем дольше он решается, тем дольше его доедают мысли: где он, а где Чан, и с чего бы ему вообще соглашаться, и что он сам будет делать, если его первый секс будет сексом из жалости…

А потом решает, что пошло оно все.

— Переспи со мной, — говорит он снова, когда они сидят во дворе универа, греясь на первом теплом весеннем солнце. Чан и сейчас не выглядит удивленным.

— Почему я?

— Тебе же пофиг, с кем, сложно, что ли?

— А вот это сейчас обидно было.

— Ладно, прости, — вздыхает Чанбин. — Я просто понял, что надо уже сделать это и забить, сколько можно.

— Ты все ещё не ответил на вопрос, почему я, — говорит Чан, глядя куда-то себе на кеды.

— Ты лучше всех знаешь, что в сексе нет ничего особенного, тебе же это как в магазин сходить. Плюс ты, ну… — Чанбин бессмысленно мотает ладонью в воздухе. Красивый? Потрясающий? Надёжный? Заботливый? — Опытный.

Чан, дергая нитки в прорезях своих джинсов, не смотрит в ответ и вдруг странно, печально ухмыляется. Всего на секунду, но Чанбину почему-то становится стыдно.

— Нет, — говорит он, — я не буду с тобой спать.

— Почему нет? — Чанбин ненавидит себя за то как отчаянно звучит.

— Я не буду в этом участвовать, если ты хочешь просто, я не знаю… — Чан пожимает плечами, — отделаться от своей девственности. В сексе много чего особенного, это весело и приятно, а вот так, — и неопределенно показывает между ними, — ничего приятного у нас не получится, это во-первых.

— А есть ещё «во-вторых»?

Чанбин практически уверен, что услышит, что он просто не в его вкусе, и словами Чана получает как оплеухой.

— А во-вторых, я не сплю с людьми, к которым испытываю какие-то чувства.

— Чего?! — Чанбин орет так, что на них оглядываются идущие из универа студенты. Чан смеется, и его беззаботное спокойствие выводит Чанбина из равновесия гораздо сильнее, чем то, что он может ему нравиться. Потому что он не может.

— Ты мне интересен. Я не сплю с людьми, которые мне интересны больше, чем просто разок повеселиться.

— Почему ты мне не сказал? — Чанбина настолько шокирует услышанное, что он неосознанно таскает его за рукав футболки, и Чан со смехом качается туда-сюда как игрушка.

— Ты достаточно раз дал мне понять, что тебе оно не надо, — он мягко выворачивается из хватки, снимая с себя руку. Чанбин к своему ужасу краснеет от того, как они просто соприкасаются пальцами. — Тем более, я не хотел, чтобы ты подумал, будто я решил признаться, потому что охочусь за твоей девственностью или еще что.

— Но… — Чанбин неловко прикусывает губу, — ты же нет?