уже ничего не осталось (2/2)

Джайро нагревает ложку. Он вертит в руках набранный шприц и хмурится, поджимая губы.

— Наверное, мне стоит первым. Не хотел бы брать ответственность, если ты сдохнешь. — Он посильнее закатывает кофту.

— Слушай, если ты умрешь — у меня вообще никаких шансов не останется. Давай лучше я попробую. — Джонни подползает ближе.

Укол цепляет каждую живую клетку в теле. Джонни растекается на полу. Он складывает руки на животе и прикрывает усталые глаза. Все ткани в ровном спокойствии укладывались под кожей. А нервные частички успокаивались.

— Джонни! Ты слышишь меня, Джонни? Джонатан!

— Ну что я опять сделал?!

Тяжелая рука проходится по лицу. Джонни сильнее плачет, прикладывая ладонь к распухшей покрасневшей щеке. Он жмется в углу и опускает голову вниз. Его маленькое тельце в истерике дрожит.

— Завел эту сраную крысу! Сколько раз я тебе говорил, что если ты не будешь за ней следить — я ее выкину отсюда?! Я больше не стану ее терпеть!

Джонни даже не слышит, что отец кричит ему. Не видит, как тот грозится ему пальцем. Только шарахается, как очередной удар вновь оставит след на худенькой руке. Каждый раз Джонни и сам верил, что он — та самая мышь, которую отец ненавидит. Та самая мышь, которую отец только и хочет выкинуть на улицу. Мышь, которая гадит отцу в душу своим существованием.

— Даже в этом Николас лучше тебя! Он катается на лошади, приносит славу в дом! Лошадь — одно из самых ценных животных для человека. И так всегда было! А ты? Принес в дом эту мерзкую крысу, которая изгадила здесь все! У Николаса лошадь всегда в отличном состоянии. А ты за своей тварью даже не следишь! Если ты не выкинешь ее — я сделаю это сам! И я не просто ее выкину тогда, а отравлю.

Слезы стекают в приоткрытый рот. Горьковатый вкус давит на язык. Джонни пытается втянуть сопли. Но он мог лишь трястись и глотать соленую горечь. Он закрывает ладонями горящие щеки и сводит колени. Все выкрики отца расплывались в слезах, но в голове Джонни отчетливо застряла фраза — выкинуть Дэнни. Он не даст его в обиду. Он же обещал. Закричав, Джонни бежит к своей комнате. Он спотыкался и вечно цеплялся рукавом. Но забивается в свою норку. Джонни садится на кровать и, дрожа, прижимает к груди Дэнни. Мышонок отчаянно вырывается из дерганных пальцев. Скребется лапками по кофте. Но Джонни только крепче обнимал свою мышку.

Печальный взгляд немного обнадеживает. Николас тяжело вздыхает в дверном проеме. Он только вернулся с тренировки — даже не успел снять форму. Сев рядом, Николас обнимает Джонни за плечи и прижимает к себе. От теплых поглаживаний слезы понемногу высыхают. И Джонни давится последними остатками соплей.

— Мы что-нибудь придумаем, не переживай. — Шепчет Николас, укладывая голову Джонни на свое плечо.

Дэнни свободно заползает в капюшон. Джонни крепко обнимает Николаса за пояс и хнычет, крепче прижимаясь к нему. Он шумно шмыгал носом и поскуливал, сощурив глаза от вновь подступившего отчаяния. Но Николас так уверенно придерживает его за плечо. И Джонни цеплялся пальцами за него.

Джонни цепляется пальцами за Джайро. Крепко обнимает его, как подушку. И укладывал голову на голую спину. Хватался пальцами за царапины. Резкий запах подрывает его — и Джонни поднимается на руках. Он хмурит брови, вынюхивая этот противный, бьющий по голове запах. И пихает Джайро в бок.

— Просыпайся. Несет чем-то.

Но Джайро так и лежит. На измазанной подушке. В свежей блевотине. Он подпирал щеку обслюнявленной ладонью.

— Да вставай уже, заебал. — Джонни резко пихает его в бок.

И только тогда Джайро хотя бы приоткрывает сонные глаза и удивленно смотрит на Джонни.

— Ты чувствуешь? Воняет сильно. Мочой или чем-то таким.

— Так это от тебя несет. — Джайро переворачивается на бок.

— Да?..

— Да.

Поднявшись с дивана, Джайро собирает пальцами сгустки рвоты и слюней со своего подбородка. Он небрежно вытирается об свои трусы. Собирает слюну с поясницы — проделывает то же самое. Ничего не говоря, он садится на корточки и стаскивает с Джонни его пропитанные мочой и кровью штаны. Затем стягивает потную, заблеванную толстовку. И берет на руки. Джонни рвался к этому теплу. Джайро угасал. И Джонни жался к нему как можно крепче, по крупицам собирая остатки жизни.

Джайро усаживает его в ванную. Подтащив табурет, он включает воду. Джонни поджимает потресканные губы. Пустой взгляд провожает утекающие струйки воды. Он и не замечает, как Джайро уныло водит шлангом, подперев щеку кулаком. Только его хриплый голос мог немного оживить Джонни:

— Потереться сможешь? — Джайро протягивает ему намыленную мочалку.

Он пытается. Но ничего, кроме вялого поскребывания его гнилые пальцы уже сделать не способны. Джайро резко вырывает мочалку и трет сам. Погрубее, пожестче. Ошметки грязи и печали уносились по воде. И он так же твердо обтирает больное трясущиеся от холода тельце.

— У тебя другая одежда вообще есть?

Джонни приподнимается на локтях, оглядываясь на диване. Он пальцем указывает на комод, стоящий у противоположной стены. Джайро бегло оглядывает пыльные кубки и другие награды на верху комода — они больше никому не нужны. Открыв полку, он достает первые попавшиеся темно-серые штаны и такого же цвета футболку с урезанными рукавами. И так же заботливо, как и всегда. Как и с самой первой их встречи. Одевает мертвые худые ноги.

Холодная дрожь пробегает по спине. Джайро откидывает голову назад, вытянув ноги. Джонни ползет к нему сквозь сбитое покрывало. И дырявую простынь. Укладывает голову на грубое плечо.

— Знаешь, раньше ты так много говорил… — шепчет Джонни. — Мне это нравилось. И громкий смех твой мне тоже нравился. Не знаю, как у тебя это получалось — но я и сам хотел улыбнуться. А теперь ты и сам уже не улыбаешься.

Джайро поджимает губы. Ему нечего сказать. Наркота убивает все чувства. Все эмоции. И у Джонни они уже полуживые. Он лишь зауныльно отхаркивает из себя воспоминания. То, что раньше его грело. Что вызывало какой-то трепет в душе. Осталось лишь сухим воспоминанием, что он озвучивал снова и снова.

— Уже ничего не осталось. — шепчет Джайро.

— Ничего не осталось. — подхватывает Джонни.