V (2/2)

— Как он умер?

— Откусил себе язык, мой принц.

— От потери крови долго умирают, — Эймонд двигается ближе, Хелейна отстраненно повторяет его движения, слушая разговор вполуха.

— Все верно, — из темноты за спиной стража хромая выходит Ларис Стронг. — Пленник знал технику, знал, что делает. Я впечатлен.

В глаза бросаются капли крови на рукавах дознавателя, но руки совершенно чистые — успел вымыть. В голове смутно мелькает мысль поискать человека, помогавшего Стронгу, но есть ли в этом смысл? Ларис давно зарекомендовал себя как друг Отто Хайтауэра. Ее мать некоторое время проводила в его компании тревожно много времени, но вскоре после смерти Лейнора Велариона их общение сошло на нет и Отто не упустил возможности приобрести надежного союзника в стенах замка, где родная дочь и внуки не поддерживали его притязаний.

— Что сказал пленник? — голос Эймонда сдержан и холоден, но Хелейна видит, как едва заметно меняется его язык тела. Он раздражен.

— К сожалению, довольно мало, мой принц, — разочарованно говорит Стронг, ковыляя в их сторону. — Сказал о том, что в его жилах течет кровь Таргариенов, и все.

— И все? В комнате он был разговорчивее, чем под пытками.

— Его речь была закольцована, — хромой пожимает плечами, проходя мимо них. — Он говорил одно и тоже, только другими словами. А теперь прошу меня простить, мне нужно передать эту же информацию лорду деснице.

— Для твоего же блага, Ларис, — вслед говорит ему Эймонд, Хелейна слышит угрозу, тени на стенах теперь не танцуют — дрожат, — я надеюсь, это действительно та же самая информация.

Стражник пропускает их к бастарду. Бездыханное тело лежит на деревянном столе, кровь тяжелыми каплями падает на пол, и Хелейна отворачивается, успев разглядеть лишь коротко стриженные белоснежные волосы и загорелую кожу. Ей хватает крови во снах. Она слышит, как к мертвецу подходит Эймонд, что-то трогает, звенит цепью, а потом возвращается к ней и заботливо касается плеча.

— Не обязательно было входить, — тихо говорит брат, под руку ведя ее к выходу. Бестелесные пауки вновь привлекают ее внимание. Красота огня не в том, что он сжигает и испепеляет, а в том, что он дает вторую жизнь вещам в виде их теней, таких похожих и в то же время странно отличающихся от своего создателя.

— Все нормально, — Эйгон попросил ее сходить с Эймондом, потому что надеялся, что она разберет иносказательность сектанта, но все это не имеет значения с безмолвным. — Это правда? Он откусил себе язык?

— Да, но, — Эймонд задумчиво прослеживает ее взгляд, — думаю, Ларис помог ему. Ударил по челюсти, когда тот пытался, или вовсе сам подал идею. Там не было особенно жестоких следов пыток. Ничего смертельного, — он молчит, поднимаясь по лестнице мимо стражи, молчит, когда снующие туда-сюда слуги проносятся мимо них. — У Люка с Эйгоном ничего не вышло.

— Ты это чувствуешь?

— Я чувствую его недовольство и гнев, — поясняет Эймонд и морщится. — Остается надеется, что у Джейса что-нибудь получится.

Увидев лицо Джекейриса, Хелейна сразу поняла — у них нет ничего.

— Ему хуже, — печально говорит Джейс, и все в комнате разделяют эту боль. — Видеть, как родной человек страдает, мучительно умирая, и быть совершенно беспомощным, не иметь осязаемого предмета гнева и мщения... — Он не сказал ничего внятного.

— Коль не пустил нас, — мрачно подтверждает слова Эймонда Эйгон, устало падая на одно из кресел. — Я бы вышвырнул его со двора.

— Мы все бы так сделали.

Хелейна безмолвно соглашается, вновь чувствуя, как спокойствие в кругу семьи расслабляет мышцы. Она поправляет волосы и вновь занимает место у камина. Обдумывает сегодняшние вести — в голове мелькают полусформировавшиеся мысли, но они никак не хотят соединятся в одну заключительную. Бастард. Не просто бастард, а всадник. Где он взял дракона? Как приручил его? Тонкие ростки страха просачиваются в сердце — он хотел убить Люцериса, ее племянника, ее семью. А что, если он не один? Всем понятно, что это связано со смертью Хранителей драконов, что Драконий пепел в стенах этого замка прячется в лицах слуг и стражей, а может кого-то повыше. Хелейна смутно замечает, что комната вновь заполняется тихим говором, и с радостью отвлекается от неприятных мыслей.

— Чьим бастардом он может быть? Визериса?

— Сколько ему? На вид все два десятка лет, может, больше.

Хелейна ловит взгляд Джейса — теплый и взволнованный. Она робко улыбается ему, и он возвращает улыбку. Что-то надо было делать, но что они могли под вечным надзором людей Коля и Отто? Хелейна кажется самой себе безвольной мушкой, застрявшей в чьей-то паутине. Все, что ей остается — это мучительное ожидание следующего несчастья.

***</p>

Трава, мокрая от крови, как и ее одежды и волосы — все, до чего она может дотянуться, лежа на земле, чувствуя, как маленькие камушки впиваются в ее щеку. Все красное, а небо — черное, пепел оседает на крови, падая с небес как снег. Не видно ни солнца, ни звезд, глаза режет от дыма. Она пытается подняться, но не может, словно это не ее тело, словно она им не управляет, словно она уже давно мертва. Слышится рев — не боевой, а надломленный, пронзительный и отчаянный. Умер чей-то всадник — мелькает у нее в голове. Зрение немного проясняется, и недалеко от себя она видит серебряные волосы, измазанные кровью и сажей. Земля сотрясается, и кричит дракон, кричит кто-то еще, кто-то знакомый, но такой далекий. Хелейна задыхается, горячий воздух обжигает легкие мертвеца, ее легкие. С губ срывается задушенный полувыдох и что-то теплое стекает со рта. Что-то покидает ее тело, что-то важное покидает ее душу, держится на хлипкой паутине. Ей страшно дышать: вдох — и она порвется. Где-то вновь ревет дракон, хлопают крылья, и она видит его.

Трехголовый красный дракон. Серединная голова пожирает другую, левую, с трудом переламывая кости, отрывая кусок за куском, слушая предсмертные мучительные хрипы, а правая голова опускается к земле и слизывает алые пятна — кровь левой головы, перемешанную с кровью павших Таргариенов. От шагов трехглавого дракона сотрясается земля, и Хелейна хочет заплакать, но боится оборвать паутинку в ее сердце, соединяющую ее с другим сердцем. Средняя голова доедает левую и издает победный рев, но правая не отрывается от своего занятия — лишь лижет кровь и набирается сил. Последняя мысль — туманная и мутная, не понятно откуда взявшаяся: «Им должно быть больно, — думает она, — больно убивать одну из своих голов, ведь у них одно сердце на троих, одно тело, одна судьба».

Правая голова дракона смотрит на нее, вытягивает шею, подбираясь ближе, но Хелейна молчит, даже не всхлипывает. Она молчит, когда пламя поглощает ее тело.

***</p>

— Принцесса Хелейна.

Она просыпается, тяжело дыша, с легкой испариной и бешено колотящимся сердцем, без всяких паутин. Служанка стоит у кровати с обеспокоенным лицом, и Хелейна проводит дрожащей рукой по спутанным волосам. Она не кричала во сне, она боялась делать это.

— Принцесса Хелейна, — повторяет женщина, и ее лицо говорит больше, чем сочувствующий голос. Хелейна закрывает рот дрожащей рукой. — Королю становится все хуже. Мейстеры думают, ему не дожить до утра.