Глава 11. Чистосердечное признание и последствия. (1/2)

Людей вокруг так много, яркие вспышки камер и гул чужих разговоров заставляют Кимберли жмуриться и зажимать уши руками. Все это слишком жуткое и слишком выматывающее, и так думает не только девушка. Мысль об этом преследует и Мэй, что постарела за эти несколько дней на добрую дюжину лет. Женщина осунулась, кожа ее побледнела, щеки впали, под глазами заплыли глубокие, почти чёрные синяки.

Она грустно кивает и улыбается только для Ким, осторожно берет ее за руку и гладит холодным пальцем по тыльной стороне ладони.

Старается пренебречь своей болью и горечью, чтобы заставить Кимберли почувствовать, будто хоть кто-то из них двоих держит ситуацию под контролем. И Кимберли чувствует, что обязана ответить тем же. Она уверенно отвечает кивком и улыбается со всей решительностью, которую только могла вложить в это действие. Ким готова говорить сколько угодно, готова вновь рассказать, как любит Эдмунда и почти готова раскрыть тот самый мучающий секрет про звонки. И кажется, страх и тревога попасть в беду от этого отступают, когда в уголках чужих глаз зарождаются слезы, полные отчаяния и усталости.

Мэй трудно говорить: она кашляет и долго кряхтит, прежде чем наконец произносит тихое «здравствуйте», перед внушительной и эмоциональной речью.

— Я - Мэй Портман - хочу поблагодарить всех участников расследования по делу пропажи моего милого мальчика Эдмунда. Мне сложно подобрать слова, чтобы описать все то, что мне и моей племяннице приходится переживать прямо сейчас. Множество догадок и версий, слухов и сплетен… — Она прикладывает носовой платок ко рту и кашляет. — Это не то, чего заслужил Эдмунд. Он добрый и ранимый ребенок, который любит свою семью и животных, он читает комиксы и обожает сладкое. И я не верю, что он мог сбежать. Не могу заставить себя поверить в это. Я до жути скучаю по нему и всем его выходкам. Эдмунд, если ты это слышишь, то… Без тебя дома так тихо и тоскливо… Мы очень ждём твоего возвращения и молимся небесам, чтобы с тобой все было в порядке. Просто помни, что дома тебя ждут люди, которые любят и волнуются за тебя. Нам без тебя очень тяжело, мы тебя очень сильно любим. На террасе всегда будет гореть свет, чтобы ты мог вернуться как только сможешь.

***</p>

Наконец изнуряющее мероприятие подходит к концу и толпа людей неспешно рассеивается, оставляя лишь репортеров, полицию и ведущих. Все это больше походит на развлекательное шоу для скучающих домохозяек, чем на искреннюю попытку продвинуть дело, но ничего другого не остается, если Мэй хочет большей огласки. А она хочет. До безумия сильно.

Каблуки стучат по асфальту и Мэй нервно перебирает в руках связку ключей. На парковке пестрым пятном выделяется маленькая красная легковушка, рядом с которой осталась лишь пара автомобилей. Сегодня снова пасмурно и в городе совсем не осталось былого рождественского духа, хоть с праздника прошло ничтожно мало времени. Все украшения в мгновение пропали, заполняя городок траурным минимализмом. А те редкие гирлянды и прочая мишура, что осталась висеть где-то, выглядела жалко и неуместно.

Снег превратился в грязную слякоть и теперь тоже походил на декорацию к мрачным событиям, сулящим вытечь во что-то гораздо худшее, чем есть сейчас.

Но Мэй отгоняет эти мысли от себя, мотает головой и останавливается, резко задавая вопрос:

— Ким, дорогая, как ты?

Девушка вздрагивает всем телом. Она уже успела тысячекратно погрузиться в свои мысли и теперь была совсем дезориентирована, так что смогла промямлить лишь тихое «все нормально». Еще секунда и изо рта вырвется все то, что так долго держалось за семью печатями.

— Включить печку? Сегодня холодно, да?

Мэй пожимает плечами и с напускной улыбкой трёт руки друг о друга.

— Все хорошо, Мэй, не стоит.

— Переживаешь?

— Стараюсь не делать этого… В конце концов, Эдмунд ведь не слабак и сможет за себя постоять в случае чего, правда?.. Помню, как-то раз он отбился от стаи диких дворняг, так что он сильнее, чем кажется…?

Это было лишним.

— Что ты имеешь ввиду, Кимберли?

— Я… Ничего, совсем ничего…

— Кимберли Портман.

Ким заправляет прядь волос за ухо и нервно сглатывает. Поздно отступаться.

— Эд просил не говорить тебе, поэтому я и не говорила, но… — голос срывается и становится порядочно выше, а потом вовсе сходит на шёпот. — Кажется, его кто-то преследовал… Или что-то такое… Но…

— Кимберли!!! — гнев тети вполне обоснован, как и пощечина, но больше пугает ужас, тонкой ноткой переплетающийся со злостью — Как ты могла молчать об этом?! Ты же понимаешь, что наделала?..

— Прости меня, пожалуйста… — Из глаз слёзы ручьём, Ким громко всхлипывает. — Мне очень страшно… Я должна была сказать об этом раньше, но… Я боялась, и даже сейчас… Эдд просил не говорить, прости, прости меня!

***</p>

— Как думаешь, это правда, что он просто сбежал?

Гари понуро опускает взгляд и смотрит в никуда. Без Эдмунда здесь слишком не так и школьные будни перестали быть такими веселыми и непринужденными. На каждом уроке висит напряженная тишина, все померкли, только, разве что, некоторые неравнодушные считают своим долгом подойти и пособолезновать. Выглядит так, будто все и каждый успели похоронить Эдмунда, хоть никакого намёка на это и нет, а это Гари бесит до безумия, заставляет каждый раз срываться и посылать каждого на все четыре стороны.

Даже Скотт и родители тут же оказались рядом со своими просьбами оставаться дома и горячими словами любви, и даже дальние родственники, узнавшие о потере друга, по электронной почте отправляли бесячие и назойливые письма, начинающиеся обязательно с «все будет хорошо…»

А Гари всего лишь хочет больше ясности и меньше пустых изречений, полных лишь жалости и сочувствия. И кажется, в этом парня понять способен только угрюмый Эйб, что закрылся в себе как только узнал о пропаже Эдди. Несмотря на долгие разговоры, Абрахам не перестаёт винить себя в том, что произошло. Он проглатывает слезы и предполагает, что было бы, пойди он навстречу или перенес встречу на утро следующего дня, вечно уплывает куда-то глубоко в свои мысли и ужасно отвлекается от уроков, постоянно отпрашивается и сидит в школьном коридоре на подоконнике под открытым окном. Его чувства не способен понять ни Гари, ни кто-то ещё, ведь Эйб итак не слишком экстравертный, а сейчас вокруг него крепость из самого твёрдого камня.

— Все из-за меня, Гари. Я уверен, что его пропажа связана с тем мужиком, который говорил про Молли. Если бы не моя лень тогда, думаешь, все это случилось бы? Нужно было рассказать об этом полиции, но я как идиот до последнего пытался верить в то, что нас это никак не коснется. Ну я и дурак, правда?

Гари грустно вздыхает и пинает грязную ледышку.

— Ты не виноват, Эйб. Вот я верю, что что бы не произошло - с Эдди все хорошо. Он же наш друг, значит обязательно со всем справится!

— Ты слишком оптимистичен. То, что мы не знаем ничего в подробностях не значит, что эти-самых подробностей нет.

Тишина. Сказать просто ничего не получается — Эйб прав. Все это жутко выматывает и пугает, и Гари соврёт, если скажет, что не плачет по Эдмунду ночами в подушку. Соврёт, если скажет, что не молится, пусть и не верит, чтобы все стало как раньше. Соврёт, если скажет, что не скучает.

Все произошло как-то слишком сумбурно и Гари не успел свыкнуться с мыслью, что Эдмунд пропал, ведь полторы недели назад он был здесь, живой и здоровый, и единственная волнующая всех пропажа была связана с маленькой кошечкой.

А теперь повсюду шарят полицейские и СМИ, наконец то решившие заметить смерти девушек и связать их с пропажей Эдди, хоть Гари и молит всех богов отчаянно, чтобы этого не делали, ведь если это связывают, то тогда не рассчитывают найти Эдди живым, а Эдди живой и Гари это чувствует. По крайней мере, очень хочет думать, что чувствует.

Парень забегает в автобус и, запыхавшись, садится на единственное свободное место рядом со дремлющим мужчиной. Он достаёт наушники и снимает с плеч рюкзак, пользуясь возможностью перевести дух. Дорога предстоит долгая: из всех школьников он один единственный нуждается в том, чтобы сидеть в автобусе пару десятков минут прежде, чем оказаться дома после тяжелого учебного дня.

Мужчина рядом резко поднимает голову. Его глаза воспалены как от недосыпа, губы обкусаны и обветрены. Он строго рассматривает Гари и от этого пронизывающего взгляда становится холодно.

Гари неприятно поеживается и привычно отводит взгляд вниз, где стоит большая спортивная сумка.

Какие-то жуткие мысли настигли Хватсона и он дёрнулся, чтобы встать и уйти в другой конец автобуса, да только незнакомец будто пришил своим взглядом к месту и тело совсем не слушается паникующий мозг, заставляя оставаться в этой зоне дискомфорта.

Сумка влажная насквозь, что-то запихнуто в неё наспех и не думать об Эдмунде трудно, как бы ни были сильны попытки отвлечься.

— Как дела? — Голос мужчины хриплый и тихий, а шарф только приглушает его бас. Он не отображает эмоций и интереса, будто вопрос направлен только на то, чтобы нагнать большего кошмара на и без того нервно возбужденного парня. — Никогда не видел людей с натуральными рыжими волосами.

— Ох, эм… Все хорошо. Но уже моя остановка вот, так что я погнал. — Наконец получается вскочить и накинуть кое-как на плечо рюкзак. — До свидания типа?

— Типа до свидания.

Соглашается незнакомец и приторможено кивает прежде, чем отвернуться к окну.

Гари выбегает из автобуса на всех парах. Это настоящая самая ложь — конечно, остановка не его. И даже следующая не его. Но в голове жуткая тревога и уж лучше дойти до дома пешком или вовсе ночевать на улице, у Эйба… Где угодно еще, чем провести еще хоть секунду под этим мало напоминающим человечный взглядом.

— Ну и жуть блять… Он как робот какой-то… И что за сумка такая? Пиздец какой-то, нужно связаться с Эйбом. Да, точно нужно. - В руке потрёпанная рация — Приём. Эйб, ты здесь?

Мгновение тишины.