Глава 7. О крови и слякоти. (2/2)

Здесь много окон, но что самое главное — мало дверей. Значит, найти выход здесь будет гораздо проще, чем внизу, где сейчас, наверно, истекает кровью тот жуткий незнакомец.

Эдмунд подбегает к большой двери и дергает ручку — она закрыта.

— Ничего страшного, изнутри замок открыть проще простого — успокаивает себя и нащупывает шпингалет. — Даже не на замок закрыто, просто шпингалет, я уже спасён. Выбегу на улицу, — Шаг за распахнутую дверь, Эдмунд оказывается на холодном крыльце — добегу до соседей, — ещё один шаг. — Скажу, что меня похитили. — Третий шаг. — Они вызовут полицию, — Четвёртый. — я покажу им дорогу до этого дома, — Пятый. — даже если они меня посадят… — Шестой… — Даже если я сяду за убийство…

Седьмой шаг. Семь — счастливое число. На свете всего семь чудес. Искусство делится на семь свободных искусств. Бог, если он есть, создал мир за семь дней.

Но ноги подсекает чужой удар и Эд с криком падает на землю лицом вниз, отворачиваясь вбок, чтобы не сломать нос.

Он в ужасе, он не понимает, что происходит, а смотреть назад слишком страшно, так что он пытается ползти по скользкой слякоти, оставшейся от ночных сугробов, но в спину с силой влетает чужая нога в тяжелой обуви и вырывает из груди хрип с кашлем.

— Какая же ты шлюха. А ведь я поверил, что не станешь сбегать. Поверил, что тебе плохо, что ты просто хочешь выпить воды. В какой момент ты пришел в себя? Надо было подмешать тебе в чай наркотиков - нет - связать тебя блять до кровавых следов, надо было переломать тебе ноги, чтобы ты даже встать без моей помощи не мог.

Сопротивляться бесполезно. Это осознание приходит как-то само, а удар по рёбрам только подтверждает правоту в заключении.

Эдмунд кашляет с каждым ударом все сильнее, изо рта вырываются болезненные стоны, парень пытается ползти и зовёт на помощь, разрывая глотку в истошном крике.

Но впереди лишь пустота и гробовая тишина. Вокруг здания — лес, ничьих крыш совсем не видно, серое небо тусклое и мрачное. Оно обещает хранить молчание, если вдруг Эд здесь умрет.

А в том, что его убьют, парень уже не сомневался. Простой кашель сменился кровавым, голос почти сорвался и теперь сиплые тихие всхлипы звучали куда более жалко, чем до этого. Сознание медленно покидает, Эд мысленно прощается с Кимберли, надеется, что Мэй простит за то, что в этом году осталась без подарка, а Гари и Эйб будут вспоминать о нем только все самое лучшее, и никогда не станут грустить о его смерти.

Может, это преступление раскроют — этого психопата непременно посадят, здесь откроют мемориал, поставят красивый памятник, как жертве преследования, забитой до смерти вдали от дома. Люди узнают, что родители Эда погибли в автокатастрофе из-за того, что какой-то тупой водила сел за руль своей фуры нетрезвым и просто не справился с управлением, узнают, как сильно Эд ненавидел алгебру и как сильно любил читать. Может, Ким напишет биографическую книгу о жизни подростка — расскажет, что сама видела, как несчастный мальчонка подвергался издевкам и постоянным звонкам.

Мэй, быть может, тоже заметят. Ее точно-точно прозовут героической женщиной, раз она спасла от приюта двух своих племянников, стойко пережив смерть глубоко любимых младших сестёр. О ней снимут документальный фильм, покажут по телевизору, а она будет там вальяжно сидеть в любимом кресле и дымить трубкой, тихим и глубоким голосом вещая историю всей своей непростой жизни.

— Эй, вставай. Эд, серьезно, поднимайся, хватит, я все равно не разжалоблюсь.

Эдмунд с усилием распахивает глаза и смотрит на мужчину, облизывает губы от крови и бросает хриплое:

— Иди нахуй.

С раздражённым вздохом мужчина хватает Эдмунда на руки так, словно он не весит и фута, закидывает на плечо и уносит обратно туда, откуда парень так отчаянно пытался сбежать, за что так дорого поплатился.

Они не идут в подвал, в ту комнату, где все было в постерах, где был тот мягкий плед со звёздами и удобный матрас на кровати.

Мужчина открывает очередную дверь — кажется, весь его дом это один сплошной лабиринт — и пытается скинуть Эдмунда, но бессознательный страх заставляет цепко обвить руки вокруг чужой шеи.

— Ты меня соблазнить пытаешься что-ли?

Саркастично подмечает и хмыкает, так неуместно шлепая Эда по заднице.

— Успокойся, я просто хочу обработать твои раны. В отличие от некоторых, меня это волнует. Отпусти меня на секунду, окей? Серьезно, отпусти уже, я не смогу ничего сделать, если не отлипнешь. Бесишь уже.

Сознание плывет и Эд не замечает, как оказывается сидящим на чем-то твёрдом — наверно, столе.

— Почему тебе не убить меня?

Сталкер взгляда не поднимает, все еще продолжает тщательно обрабатывать коленки так, будто только они и повредились. Усмехается и пожимает плечами.

— Я же не некрофил, а ты сам отлично знаешь, зачем ты здесь.

Эда передергивает, дыхание сбивается.

Он знает. Но понимать и сознавать не хочет.

— Ты ошибаешься. Я не представляю, зачем я здесь.

— Тогда ты тупица, не знаю. Я так много писал тебе о том, что вожделею тобой, должен был уже понять, не маленький.

Злится?

— Эм… Разве это не розыгрыш по телефону?

— Эдмунд, ради всего святого, просто помолчи, я и без твоих тупых расспросов жалею, что так ошибся, думая, что ты мне нравишься. Ты обычный тупой подросток, из красивого в тебе только, разве что, — Он поднимается и хватает Эда за подбородок так, что губы их почти соприкасаются. — смазливое личико. В остальном ты ничем не лучше своих тупых дружков. Когда думаю об этом, испытываю к тебе только отвращение. А ведь я правда верил, что влюблён… — Мужчина разворачивается и вытирает окровавленные руки влажным белым полотенцем, которое тут же после этого летит куда-то в сторону. — Ты специально это делаешь? Не может же быть такого, чтобы я ошибся, это даже бьет по моей самооценке.

— Что?

— Ну и почему я должен объяснять тебе все, как трехлетнему ребёнку?! Тебе мидазолам мозги вышиб, или что там? Терпеть не могу тупых! Но ты же не такой. Ты красивый, маленький, серьезный и проницательный. — Будто передразнивая свои мысли, кричит похититель — Почему ты не такой, как я описал тебя сейчас? Чего ты блять хотел, когда пытался меня убить?

— Шутишь? Да кто захочет нравиться такому конченному ублюдку!!!

— Заткнись. Просто закрой блять рот, пока я не зашил его. Поверь, мне есть чем. Я больше не хочу возиться с твоими дурацкими царапинами, вставай и пошли.

Голова так сильно кружится… Эд послушно поднимается на ноги, которые, впрочем, сразу подгибаются и он падает на пол.