Часть 5 (1/2)
Она просыпается в тюрьме, празднично одетой.
Покои ее матери в Королевской Гавани остаются такими же, как она помнит. Ее укутали в шелка материнской кровати, в те же шелка, которыми укутывалась Рейнира во время столичных штормов. Матушка всегда укладывала ее рядом с собой, успокаивала, ласково шепча на ухо, и гладила копну темных волос.
Нет более покоя.
Арракс ушёл.
Арракс ушёл.
Эймма хватается за сердце, стремясь услышать его, но не слышит. Арракс ушёл, забрав ее с собой. Рёв ее оглушителен, подобно Балериону Чёрному Ужасу, заполняя покои болью, которую она не может сдержать в себе. Ее горе — это океан, в котором она тонет. Ее горе — огонь, в котором она сгорает. Ее имя в устах смерти звучит настолько красиво, что она с радостью пойдёт к ней навстречу.
Арракс ушёл.
Но Эймма остаётся.
Заложница, понимает она, стоит ей разглядеть покои матери. Королевская Гавань ныне принадлежит фальшивому королю и фальшивым драконам. Узурпаторам, забравшим трон ее матери и ее дракона.
Эймма закрывает лицо руками и рыдает. Она — военный трофей, драконья всадница без дракона, принцесса без короны.
«Бастард. Бастард. Бастард».
Каменный пол холодит ноги. Она обходит кровать, опираясь на тумбу, и переводит дыхание. Боль пульсирует в голове, выбивая из колеи. Пытаясь ее унять, Эймма массирует голову, но чувствует засохшую кровь на затылке.
Она помнит ливень и ужас. Помнит рёв Вхагар. Помнит крики Арракса.
А потом лишь темноту.
Веларион с осторожностью покидает спальню, забирая с собой огонь, ревущий в камине, в комнату с солнечными батареями. О ней позаботились, прежде чем уложить спать. Нет более на ней одежды для верховой езды, как и клинка, висевшего на бедре. Вместо этого на ней шелковое ночное одеяние с тонким кружевом, обрамлявшим вырез на груди и подол. Ее одели как девицу, когда она — дракон, жаждущий мести.
Более нет подтверждения ее бегства из Штормового Предела, кроме боли в голове и пустоты, царившей в груди вместо сердца. Эймма подходит к камину, засматриваясь на пламя, что плещет в нем, и поднимает руки.
— Забери меня, — приказывает она огню, — прими меня в жизни подобно тому, как бы ты принял меня после смерти.
— Ты можешь обжечься, если подойдешь ближе.
Эймму обдаёт холодом от низкого голоса, столь знакомого и навязчивого. Не стоит оборачиваться, дабы узнать, кто это. Эймонд Таргариен.
Драконий убийца. Драконий убийца. Драконий убийца.
Эймонд просто пришёл полюбоваться своим трофеем.
Но Эймма Веларион — не трофей. Она — огонь во плоти, кровь старой Валирии, и в этот раз она возьмет куда больше, чем просто глаз.
Горе утраты не сравнимо с той яростью, с какой она касается огня. Пламя лижет ее руки, которые тянутся за горящим поленом. Она резко вскакивает на ноги и швыряет горящий кусок дерева Эймонду в голову.
Он пытается увернуться от огня, но Эймма хватает позолоченную тарелку, стоящую над камином, и кидает прямо в него. В этот раз она не промахивается.
Эймонд уворачивается, дабы спасти свой единственный глаз. Веларион наслаждается его неуклюжестью, хватает кочергу, подбегая к нему.
— Драконий убийца! — ее крик сопровождается ударом кочергой. Комнату заполняют стоны боли. — Драконий убийца. Драконий убийца!
Он прячет лицо в ладонях, защищаясь, и падает на пол.
— Думаешь, я не отниму ещё один глаз? — она втыкает кочергу в руки, разрезая кожу. Руки в ответ сгибаются, позволяя рассечь щеку. — Я отниму ВСЕ!
Гвардейцы с грохотом распахивают двери, застывая на пороге от увиденного. Маленькая принцесса в изящном ночном одеянии, держащая кочергу у шеи принца.
Эймма вскидывает голову.
— Изменники! — вопит принцесса, вонзая кочергу прямо в грудь Эймонда. Его камзол защищает от сильного удара, однако крики боли все еще доносятся до ее ушей. Она наслаждается ими. — Вы все ИЗМЕННИКИ!
Она мешкает лишь секунду, прежде чем стража помогает Эймонду подняться.
Зрачок одноглазого принца расширяется, пока он стирает кровь с лица.
— Ты сгоришь в семи преисподних! — зрение размывается слезами. — Я заберу твою жизнь, предатель. И ты СГОРИШЬ!
***</p>
Он все еще слышит ее крики, доносящиеся из покоев.
«Драконий убийца», — зовёт его.
Мать стоит, с ужасом наблюдая, как мейстер зашивает раненую щеку. Десница стоит подле неё с мрачным выражением лица.
— Зачем ты туда пошёл? — вопрошает Отто. — Тебе категорически запрещено было входить в эти покои. Ее должно было привести к Эйгону, как только она проснётся, дабы она воззрела Короля, сидящего на Железном троне. Ей должно было быть оказано уважение, которого она заслуживает как принцесса Семи Королевств. Но уж точно не стоило приветствовать ее человеку, убившему ее дракона.
Эймонд издаёт смешок.
— Уважение? Какое уважение проявляется в том, чтобы привести ее к Королю, пред которым она не преклонит колено, и к семье, узурпировавшей трон ее матери?
В глазах десницы блещет насмешка, когда он подходит ближе, смотря сверху вниз. — С ней обошлись согласно ее положению.
— Она заложница. И ныне — это дань уважения?
В ответ лишь удар по затылку.
— Заложница, пленить которую никогда не входило в наши планы, дурак, — препирается Алисент. — Заложница, чьё пребывание здесь ввергло Королевство в войну. Есть ли шансы, что Рейнира примет наши условия мира сейчас? Есть ли шансы избежать кровопролития?
— Мир помер в тот миг, когда вы посадили Эйгона на трон, — молвит Эймонд в ответ. — Не тешь себя напрасными надеждами, полагая, что мы извлечём из этого дела что-то помимо войны, начавшейся с той минуты, когда тебе вздумалось поставить свою кровь выше желания Короля.
— Замолчи, — приказывает Королева-мать. Ее широко распахнутые глаза устремляют на него свой взор. Десница отходит в сторону, стоит гневу его матери обрушиться на него. — Как ты смеешь говорить такое? Твой отец, Король, пожелал, чтобы Эйгон стал преемником. Это были его последние слова.
— Конечно, он пожелал, — смешок проскальзывает с уст Эймонда.
Алисент подрывается к нему, ногтями впиваясь в плечи и выплевывая. — Кто ты такой, дабы бросать тень сомнения на сказанные мной слова? Я — твоя мать. Я подарила тебе жизнь, вырастила. А ты приволок опасность к нашей двери. Рейнира не успокоится, пока не вернёт себе дочь.
Во взгляде Эймонда плещет чистая злоба.
— Отправьте новые условия. Передайте ей, что если она не преклонит колено, мы убьём принцессу.
Он старается не обращать внимание, как сжимается желудок при мыслях о казни Эйммы Веларион. Старается не обращать внимание на сердце, бьющееся сильнее каждый раз, когда ее отчаянные вопли заполняют зал.
— Драконий убийца, — кричит она. — Драконий убийца, драконий убийца, драконий убийца.
Алисент отшатывается с широко распахнутыми глазами. — Мы бы стали убийцами родичей, Эймонд. Это — величайший из грехов.
— Как узурпация трона? — вопрошает он. — Мы не столь разные, леди-мать. Возложив корону на голову Эйгона, ты спровоцировала войну. Я просто украл девицу.
— Принцессу, — восклицает Алисент. — Твою племянницу.
— Не веди себя так, словно кровь что-то значит. Ты не коришь себя за украденную корону моей старшей сестры.
— Мы не крали. Корона принадлежит Эйгону по праву. На правах старшего сына, титул наследника всегда должен был принадлежать ему. Когда Неведомый пришёл за твоим отцом, тот понял это. Не зря толкуют, что смерть вразумляет.
— Единственный разумный средь нас — это я, — бормочет Эймонд. — Я принес нам огромное преимущество. В наших руках дочурка Рейниры. У нас заложница для обмена. Рейнира ныне лишена выбора, кроме как отречься от короны и преклонить колено, как ей было и положено сделать сразу после коронации Эйгона.
— Ты совсем не знаешь Рейниру, — вздыхает в ответ мать.
— Эймонд прав, Алисент. — вмешивается Отто. — Он заполучил для нас заложницу, но это дорого нам обойдётся. Придётся ходить по лезвию ножа, дабы Рейнира отреклась от короны. — Он перевёл взор на внука. — Ты натворил делов, Эймонд. Жених этой девицы — лорд Старк. Мы разгневали Север, Долину, а лорд Баратеон не дал ясного ответа касательно помолвки. Поговаривают, что его дочурка пришла в ярость, что мужчина, за которого она собралась замуж, украл другую женщину.
— Баратеон — трус, руководствующийся лишь амбициями. Пошлите ему золото, и гнев пройдёт.
Пронзительные крики темноволосой принцессы снова наполняют зал.
— Изменники, — кричит она, — изменники, изменники, изменники.
— Нам предстоит много сделать. Не смей пока подходить к девице. Позволь ей скорбеть по дракону, убитому тобой.
***</p>
Эймма предстаёт пред Железным троном и двором в синем.
В цвете дома Веларион… и Стронг.
Она — не дура, и прекрасно понимает, как они хотят ее оскорбить. Она — дракон, и не позволит этим мужам стать причиной ее слез.
— Принцесса Эймма из домов Таргариен и Веларион.
Двор замирает, наблюдая, как она входит в тронный зал. Высоко вздернутый подбородок, а глаза видят лишь трон, на котором должна восседать ее мать. Гвардейцы в тяжелой стальной броне следуют за ней, будто девица четырнадцати лет представляет угрозу тому, кто называет себя Королем и драконом.
Она останавливается подле дома Хайтауэр, выстроившегося вдоль помоста словно гадюки, пирующие вокруг трупа. Эймонд стоит рядом с матерью, его лицо покраснело от раны, что она нанесла. Веларион отворачивается от него. Она не будет знаться с мужчиной, вырвавшим сердце из ее груди.
— Добро пожаловать, племянница, — оглашает Эйгон с широко раскинутыми руками. Они все в порезах.
«Трон отвергает его», — думается ей.
— Какое зрелище ты представляешь после стольких тяжких дней, проведённых тобой в столице, — молвит Эйгон, его пурпурные глаза светятся радостью, впитывая ее несчастье. — Мы сожалеем, что ты пропустила мою коронацию. Быть может, лишь поэтому ты все еще не преклонила колено.
У Эйммы позвоночник из стали, а кожа выгравирована мрамором. Она не склонится пред королем шума.
— Я не вижу короля предо мной, — двор наполняется шепотками, а на лице Эйгона вспыхивает гнев. — Просто предатель, усевшийся на трон моей матери.
Ухмылка озаряет лик Короля, но как только он собирается ответить, Отто твердит вместо него. — Король Эйгон, Второй своего имени, был помазан пред всей Королевской Гаванью. Его голову обрамляет корона Завоевателя, а пояс — меч его предка, покорившего Вестерос.
— Игру в переодевание может сыграть каждый, — рассуждает Эймма. — Я перестала играть в неё в силу своего возраста, но если принц Эйгон жаждет и дальше разыгрывать фарс, то пусть играет в него на троне, не принадлежащем моей матери.
— Советую прикусить свой язычок, племянница, — рычит Эйгон в ответ.
— Ты вправду думаешь, что, надев корону Завоевателя, ты стал Королём? Вправду думаешь, что розыгрыш дешевого фарса даёт тебе право восседать на троне? — вопрошает принцесса, склонив голову набок.
— Король Визерис назвал Эйгона своим наследник пред смертью, — оглашает Алисент под кивок придворных. Под кивок соучастников измены. — Это было его последнее желание.
Эймма жаждет сжечь эту женщину дотла.
— Есть ли свидетели сея воли? — принцесса прищуривает глаза. — Где приказ, провозглашающий это? Будь у Короля стремление провозгласить нового преемника перед смертью, разве не счёл бы он нужным позвать писаря, дабы утвердить свое желание?
Королева щурит свои карие глаза.
— Более того, если Король считал Эйгона подходящим для трона, стал бы он ждать двадцать лет, чтобы назвать его своим преемником?
Эймма чувствует, как Алисент Хайтауэр подавляет свой гнев.
— Как мне помнится, никакого объявления не было. Моя матушка оставалась наследницей трона до смерти Короля. Скажите, что я упускаю, Королева Алисент? Ведь все, что я вижу, — это измена.
Она обводит взглядом двор.
— Помнит ли двор наказание за государственную измену? — голос Эйммы разносится средь придворных. — Вы можете притворяться и впредь, но боги запомнят это предательство таким, коим оно и является на самом деле. Как и я.
Ответное молчание услаждает Эймму.
Но счастье не длится долго, Отто Хайтауэр вмешивается, неся свои слова.
— Прекрасная речь, принцесса. Позор, что вас сбили с истинного пути слова вашей леди-матери. Эйгон — Король, он милостив в своём величии. Он позабудет те оскорбления, что вы нанесли ему сегодня, и подарит вам прощение, ведь вы — его родня.
— Нет мне нужды в его прощении, — объявляет Эймма, шагая вперёд. Замечает краем глаза, как королевские гвардейцы обнажают сталь. — Будь он Королем, как уверяет в этом всех остальных, он бы предал меня мечу за те слова, что я наговорила ему.
Так что вперед: убейте меня и покончите с этим.
***</p>
«Убейте меня и покончите с этим».
Эймонд взирает на принцессу у подножия Железного трона. На принцессу, молящую о смерти с оскалом на лице.
«Убейте меня и покончите с этим».
Тронный зал более не полон шума. Двор нем от потрясения.
Он наблюдает, как на лице новоиспечённого Короля расплывается улыбка. Сердце Эймонда начинает биться сильнее, а грудь сдавливает от боли.
Нет. Нет. Нет.
Рука ныне покоится на рукояти меча, а он выступает вперёд, становясь подле Короля. Брат его не мог ее убить. Эймонд этого не допустит. Он не мог этого допустить. Убейте меня, убейте меня, убейте меня.
Представляет мертвые медные глаза и безжизненный труп, от которого холодит за версту. Дышит ртом, чтобы унять боль.
Его мать прерывает его.
— Король милостив, принцесса Эймма, — заявляет Алисент с фальшивой улыбкой на устах. — Мы не желаем кровопролития сегодня.
Тёмные глаза принцессы наблюдают за Королевой, медленно чернея от гнева. — Король не может говорить за себя? Или его мать все еще властвует над ним?
— Моя мать не властвует ни над кем, — рявкает Эйгон в ответ. — Я сам себе хозяин.
— Немощное и жалкое подобие мужчины, — выплевывает Эймма. — Младенцы владеют большей силой.
Смеётся над Королем, словно это игра. Подстрекает своими словами, не заботясь о дальнейшей судьбе.
Эймонду хочется взять ее за руку и сбежать за сотню лиг отсюда. Он хочет снова спрятать ее.
Крик Эйгона раздаётся по залу.
— Замолчи, наглая сука!
Тело принца дергается от оскорбления, в груди вспыхивает гнев. В Эймонде бурлит ярость, а Эймма смеется от восторга.