16. Хогвартс помогает ♥ (1/2)

После примирительного разговора, на котором два милахи-третьекурсника уладили свои разногласия, Кормак сидел в обществе своего парня, пытаясь поднять тому настроение после неприятного известия о близнецах. Оно Гарри сильно расстроило. И, хоть блондин и старательно делал вид, что не обращает на это внимания, но ему было больно видеть, с какой горечью его возлюбленный следил за двумя именами, перемещающимися по карте.

Привычный обмен комплиментами друг другу, которыми у них теперь уже практически всегда заканчивался разговор наедине — конечно, вызывал улыбку у растрёпанного парнишки. Да и самому четверокурснику такая беседа нравилась, хоть ему всё ещё и не верилось, как этот красавчик со шрамом может в упор не замечать его недостатки. И даже более того: искренне считать некоторые из них — достоинствами. Вроде неспособности Кормака держать собственный член в узде.

Но несмотря на то, как разговор в таком ключе грел душу ему самому, нужно было сменить тему на что-то, что всё-таки позволит печальному третьекурснику отвлечься. Нужно было что-то более приземлённое. Что-то сущностное. Даже какое-то бытовое, повседневное...

— А чем завтра займёмся в Хогсмиде? — нащупал подходящую тему он.

— Да чем хочешь — тем и займись. Развлекись там за нас обоих.

— Ты что, даже идти расхотел? Да хорош хандрить! Пойдём завтра развеемся!

— Ничего я не расхотел.

— Ну а чего тогда? Пошли!

— Я не могу.

— Давай через «не могу». Главное — собраться, а там в процессе...

— Кормак, у меня нет разрешения от родителей.

«БЛЯДЬ! Опять.»

Кормак изо всех сил старался избегать этой больной темы, но всякий раз — вновь и вновь на неё натыкался. Лишь начав общаться с сиротой, понимаешь, НАСКОЛЬКО часто в нашей повседневной жизни всплывают темы семьи, дома и родителей. Ну и, конечно же, как назло — она всплыла именно сейчас.

Каждый раз, как он невольно напоминал своему бойфренду, насколько тому не повезло — блондину ничего не оставалось, кроме как виновато затыкаться в надежде, что разговор минует проблемный вопрос и просто двинется дальше. Но если это всё, на что он способен — то что он за бойфренд такой? Да уж, хорош любовничек.

Всё, нужно с этим что-то делать. Пускай, у Гарри нет родителей. Но у него теперь есть сам Кормак. И если блондин его действительно любит — то он должен помочь своему парню решить эту проблему, а не убегать от неё.

— И что, ты вот прям никак не можешь завтра выбраться в Хогсмид?

— Ну а как я это сделаю? МакГонагалл непреклонна... есть у меня, конечно, один способ пробраться втихаря. Но он не сработает. Люпин наверняка же весь периметр обвесил защитными заклятиями, которые поднимут тревогу, чуть что. После наших с тобой полётов на Клювокрыле — так точно всё обвесил.

«Что ещё за способ пробраться втихаря?... А ведь правда, как он тогда в первый раз ночью ускользнул в ванную старост? Он же сам сказал, что не знал маршрутов Филча... Надо будет спросить потом. А сейчас... О! Хорошая идея!»

— Слууушай... В Хогвартсе же полно потайных ходов. Ну, по крайней мере, старшаки так постоянно говорят.

— Думаешь, и в Хогсмид может какой-то вести? — Гарри впервые за вечер заинтересованно встрепенулся.

— Ну а почему бы и нет? Давай-ка развернём карту...

Когда она была расправлена почти целиком, занимая всю кровать настолько, что им пришлось встать с неё — Гарри неверящим взглядом уставился на неё и выпалил:

— Да тут вообще целых семь тайных проходов!

— Ну вот видишь! — Кормак почувствовал, как у него становится тепло на душе от того, что он наконец-то вместо банальных слов сочувствия смог сделать хоть что-то полезное. — Пойдём?

— Да конечно пойдём! Тут же вообще раздолье!

— Похоже, тебе сама судьба сделала рождественский подарок. Выбирай.

Гарри улыбнулся и с азартным огоньком в глазах потёр руки:

— Так, ну давай... этот ведёт в «Три Метлы» — там профессора́ точно бухать будут. Не подходит... Ну вот. В «Сладкое королевство» они вряд ли попрутся. Разве что Трелони...

— Да она всегда где-то там у себя в астрале. Если что — скажешь, что ей привиделось.

— И то верно. Ну вот, тогда здесь и пойду. Встретишь меня там?

— С удовольствием, малыш...

Гарри неожиданно прильнул к своему парню и обнял его:

— Спасибо, что подсказал. Мне сейчас это было нужно. Я тебе говорил, что люблю тебя?

— Да вроде было что-то такое... Но можешь напомнить, — самодовольно ухмыльнулся блондин.

— Я тебя люблю, золотой ты мой...

— Не надо меня так называть, — голос четверокурсника резко похолодел.

— А если «золотце»?

— Тоже.

— Солнышко?

— Вот так — можно.

— Значит, теперь будешь «солнышком». Светлый ты мой, золотистый и тёплый.

— О... милота какая... Всё, кроме «золотистого»... А ты не боишься меня тут обнимать? Мы же в твоей спальне, а не в моей — вдруг зайдёт кто?

— Я на карту поглядываю. Не идёт сюда никто... но да, ты прав, — он отпустил Кормака и снова повернулся к кровати. — Просто обнять захотелось.

— Да я только за.

— Я знаю, — теперь уже настал черёд Гарри самодовольно ухмыляться. — Так, где там вход... хм... на третьем этаже... А не там ли такая уродливая статуя стоит?

— Статуя Ганхильды? — подсказал блондин.

— Какой ещё Ганхильды?

— Ну, её все Одноглазой ведьмой зовут.

— А, ну да. Вот она. А чо, это какая-то конкретная ведьма, что ли? Не просто какая-то абстрактная страшная мымра?

— Гарри, ну ты бы хоть постеснялся... Ганхильда из Горсмура — она вообще-то, герой. Представь, вот тебе после смерти сделают памятник, а тебя ученики будут обзывать «хер со шрамом»... Хотя тебя-то, конечно, никто так звать не будет, ты ж у меня красавчик... Но ты понял.

— Не знал. А что она такого сделала?

— Она была великой целительницей, изобрела лекарство от драконьей оспы. И поговаривают, что наш прошлогодний препод, Локонс, присвоил себе часть её заслуг. Ну ты бы хоть табличку там прочитал, честное слово!

— Да я в том коридоре бывал-то — всего пару раз. Чего прицепился!

— Обидно просто. Ты бы хоть каплю уважения проявил... Назвать Ганхильду — мымрой... ладно, что ты это хотя бы только при мне ляпнул...

— Да всё-всё! Понял. Имя её я всё равно не запомню, но буду теперь знать, что она там какая-то важная бабка. Прикольно... не думал, что эта статуя — это, оказывается, памятник.

— У нас все статуи — это памятники кому-то. Или чему-то. И было бы неплохо помнить великих магов. Это прошлое, конечно. Но благодаря ним магический мир сейчас процветает. Раньше, знаешь ли, были тёмные времена. Большой Драконий Мор помнишь? Вот это Ганхильда его остановила.

— Если честно, не помню.

— Да как ты... Я порой тебе поражаюсь. Вот вроде ты у меня такой весь из себя гениальный маг, а местами — ну прям балбес балбесом!

— Да я если не засну на истории магии — это уже достижение. Чтоб там запомнить что-то — это вообще без шансов.

— Ну да, Биннс умудряется даже кровавые побоища с пятиэтажными закулисными интригами так уныло рассказывать, как будто читает рецепт зелья от мозолей. И почему Дамблдор вместо него нормального препода не наймёт? Послал бы Биннса заниматься своими делами — чем там призраки занимаются.

— Не знаю. Но если бы мне историю преподавал такой мускулистый красавчик как ты — вот тогда бы я точно знал предмет.

— Подхалим. И не знал бы ты нихуя. Ты бы весь урок на меня пялился. И глазки строил, отвлекая преподавателя. И бегал бы дрочить после каждого урока.

— Может быть. Зато предмет бы любил... Слушай, а ты сам это всё откуда знаешь?

Сам того не ведая, Гарри, похоже, вышел на что-то очень личное. Кормак ненадолго замялся, но, всё-таки, ответил с улыбкой:

— Да... Тут такое дело... мне папа в детстве сказки читал. А когда книжки кончились — один раз со мной дядя нянчился. И чтоб меня заткнуть — на ходу новую придумал. Папа рассказывал, что с тех пор я каждый вечер истерики закатывал, требуя, чтобы мне Тиб рассказал байку на ночь. Ну и — пришлось, куда деваться. Я не успокаивался, пока он мне новую историю не придумает. Даже когда его дома не было — он ко мне перед сном через каминную связь каждый вечер заглядывал. Так он потом со мной несколько лет и мучился, пока я не подрос. А потом, спустя годы, когда я сам на первый курс сюда поступил — я смотрю: да учебник по истории — это же дядины сказки! Лишь местами отличающиеся. Оказалось, он, когда я мелким был, сам в Хогвартсе как раз учился. Он, получается, тогда был, как мы с тобой сейчас. Лет 18-20. Хотя я его — вообще взрослым мужиком помню. И он тоже спал на уроках Биннса. А чтоб не завалить экзамен — по вечерам тупо зубрил учебник. И вот представь: сидишь ты, штудируешь домашку по истории... А тут тебя каждый вечер старший брат пилит — чтоб ты его пиздюку новую байку рассказал. Потому что я там ору, не желая ложиться спать. Ну и — то ли чтоб лишний раз мозг не напрягать, то ли чтоб самому запомнить получше — он, по факту, мне учебник и пересказывал. В художественной форме. Я как на первом курсе прочухал, что к чему — тогда сразу его на чистую воду и вывел. А он мне — говорит: «Ну а чо, тебе же нравилось.» И лыбится такой самодовольный. Уговорил меня каким-то чудом папе не рассказывать. Отец до сих пор считает, что Тиб тогда из головы несколько лет каждый вечер истории мне придумывал. И дядя в каждом споре этим папу затыкает... Блин, как он меня только уговорил не рассказывать... Он, конечно, всегда был хитрожопым... — Кормак осёкся, резко осознав, что последние несколько минут хвастается своим детством перед тем, кому «посчастливилось» вырасти без родителей. Он виновато посмотрел в глаза своему парню. — Прости... Я... Я не хотел поднимать тему... Я же... Я не...

— Да всё нормально. Охуенный у тебя дядя.

— Это да. Мне с ним повезло.

«Круто, наверное, когда тебя растили такие любящие родители. Да ещё и такие живые духом.»

— Ты с ним связь ещё поддерживаешь? Или — так, семейный ужин по праздникам?

— Да мы с ним каждую неделю списываемся! У него там что ни письмо — то очередные приключения, в которые даже наши ровесники — и по пьяни-то не ввязались бы. А у него — вон, до сих пор шило в жопе. Мне порой кажется, что он в молодости не нагулялся — вот и отрывается по сей день.

— А что, в годы учёбы — он был скромняжкой?

— Шутишь? Судя по рассказам — бабником он был похлеще меня.

— Да похлеще тебя — быть не может!

— Не хами.

— Я не хамлю. Я восхищаюсь, — он снова прижался к бойфренду и уставился на него снизу вверх влюблённым взглядом.

— Ну ладно. Буду себе каждый раз напоминать, что для тебя — это не оскорбление, а комплимент.

— Ага. Ты ж мой ёбарь-террорист...

— Ну перестань, — Кормак засмущался, что бывало ой как нечасто, и Гарри каждый раз считал это личным достижением. — Мы сейчас опять возбудимся оба. И — нет. Больший бабник, чем я — ещё как может быть. Вот возьми тот придуманный образ дамского угодника, каким меня все считают, помножь на три — и получится мой дядя Тиберий, когда учился в Хогвартсе.

— Получается, у вас целая династия этаких енотов-потаскунов?

— Вот... умеешь ты так сказать, что вроде как на хуй послал, а вроде и приятно...

— Стараюсь. А твой дядя — он ещё, поди-ка, в молодости был таким же красавцем, какой ты у меня?

— Да я как-то никогда не думал о нём в таком ключе... Хотя знаешь... Сейчас вот вспоминаю его школьные колдографии... будь он сейчас таким же — я бы сам ему дал. Хоть он мне и дядя. Это странно?

— Ты спрашиваешь меня, у которого стояк на ебущихся близнецов? Как по мне — не странно, а заманчиво. Я бы — с удовольствием посмотрел на двух Кормаков...

— Он Тиберий.

— Да пофиг. На двух МакЛаггенов, если он на тебя похож.

— Похож немного. Волосами, там, цветом глаз...

— Ну вот. И между вами бы оказался — с ещё бо́льшим удовольствием.

— М-м-м... Я тебе так нравлюсь, что ты хочешь сразу двоих меня?

— Ага, — Гарри по-хулигански прикусил губу. — И двоих. И троих. И четверых... Хоть сразу толпу.

— Оууу... Какой ты у нас жадный... И что бы ты нам позволил с собой сделать?

— Ничего бы не позволил... Стоял бы и ждал, пока у вас не лопнет терпение, и вы сами на меня наброситесь. И сделаете всё, что хотите, безо всякого разрешения.

— Ах ты подлец... Распутник хитрожопый... Может, ко мне поднимемся?

— А может, сегодня снова в ванную старост? Мы там до отбоя ещё ни разу не бывали.

— Да я не против. Но как мы туда незаметно проскользнём?

— Есть у меня один способ... — Гарри оценивающе взглянул на возлюбленного, решаясь, готов ли он ему рассказать о семейной реликвии — том немногом, что досталось от отца.

— Кстати, да. Я тут хотел спросить...

— Погоди. Потом спросишь. Я тут кое-на-что важное решаюсь.

— На что?

— Погоди. Надо взвесить все «за» и... а похуй. Решился. Есть у меня одна вещь, которую надо держать в строжайшем секрете. Ты можешь мне пообещать, что никому о ней не расскажешь?

— Конечно.

— И сдержишь слово?

— Ну... да, наверное.

— Нет, без «наверное». Об этом — вот прям точно нельзя никому. Это даже важнее, чем мой патронус.

— Да откуда у тебя столько секретов!

— Да или нет?

Кормак призадумался. Теперь уже настал его черёд оценивать все «за» и «против», трезво решаясь дать слово, которое он точно не нарушит.

— Да, — с тяжёлым вздохом сказал он.

— Тогда... Так, один момент. Шалость удалась!...

Он коснулся палочкой карты, та очистилась от всех надписей и сама сложилась. А Гарри вытащил из-под кровати свой чемодан и, приоткрыв его, начал копаться где-то в дебрях.

Через некоторое время он выпрямился:

— Вот... — неуверенно протянул он свёрток невзрачной ткани, хоть и переливающейся тусклым серебристым отливом.

***</p>

— И ТЫ ВСЁ ЭТО ВРЕМЯ МОЛЧАЛ? — реакция Кормака была немного не такой, какой её Гарри себе представлял.

— Кормак... ну пойми, я же раньше не знал, могу ли тебе доверять... Не злись, ну пожалуйста...

— Да я не злюсь, я просто охуеваю! То, значит, ты из кармана достаёшь карту, которая может показать каждого, хоть даже самого Дамблдора, то у тебя где-то в чемодане валяется мантия-невидимка, да не простая, а та, которая даже не теряет свойств с годами...

— ... и не рвётся... — аккуратно вставил третьекурсник.

— Ебануться! Ещё и не рвётся! Не удивлюсь, если у тебя тут где-то феникс припрятан!

— Нет, феникса тут нет. У меня — обычная сова, и она не тут, а в башне... хотя погоди. Вот перо феникса...

— ТЫ, БЛЯДЬ, ПРИКАЛЫВАЕШЬСЯ? У тебя есть перо феникса? — четверокурсник уже просто вытаращил на него глаза.

— Не, ну вот в палочке...

— У ТЕБЯ ЕЩЁ И ПАЛОЧКА САМ-ЗНАШЬ-КОГО???

— Да нет у меня палочки Волан-де...

— ТЫ ЕГО ПО ИМЕНИ НАЗЫВАЕШЬ? — МакЛагген смотрел на своего парня уже с лёгким ужасом. — А с самим Годриком ты, случайно, лично не знаком?

— Да нет, ну что ты несёшь! Разве что...

— НУ КОНЕЧНО! РАЗУМЕЕТСЯ, ЕСТЬ «РАЗВЕ ЧТО»!

— Разве что, — с нажимом ответил Гарри, подчёркивая, что реальность куда проще, чем то, что там Кормак себе придумал, — один разок его меч видел...

— НУ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО! КАКАЯ МЕЛОЧЬ! Подумаешь, один разок видел меч Гриффиндора! Ещё, скажешь, в руке его держал? — Кормак в лёгкой панике расхаживал взад-вперёд по спальне.

— Ну да, я им василиска...

— НУ ЕСТЕСТВЕННО, ОН ЕГО ДЕРЖАЛ! КАК ИНАЧЕ! Что ещё? Воскрешающий камень у тебя, случайно, в кармане не завалялся?

— Ну... я не уверен...

— ОН НЕ УВЕРЕН, ЕСТЬ ЛИ У НЕГО КАМЕНЬ ВОСКРЕШЕНИЯ! — Кормак начал истерически смеяться.

— Кормак, перестань! Я не знаю, умеет ли он воскрешать. Был у меня как-то раз филос...

— ФИЛОСОФСКИЙ КАМЕНЬ? — он остановился как вкопанный.

— Ну да, было дело...

— У НЕГО «КАК-ТО РАЗ» БЫЛ ФИЛОСОФСКИЙ КАМЕНЬ! Нет... Нет-нет-нет... Нет-нет-нет...

Кормак осел на пол и, прижавшись спиной к подножью Гарриной кровати как к спинке, сжался в позе эмбриона, начав покачиваться взад-вперёд. Он истерически хохотал, но на лице его застыла маска невыносимой боли, а из глаз струились слёзы.

Гарри стало по-настоящему страшно. Он подсел рядом, и осторожно положил руку на голову блондину.

— Кормак... солнце, мне кажется, у тебя нервный срыв...

— Ему «кажется»! — хохот становился всё более сумасшедшим. — И Я для НЕГО — «солнце»! — смех медленно начал превращаться в рыдания. — Нет-нет-нет, нет-нет-нет... — не переставая качаться взад-вперёд, как завороженный, он начал бить сам себя прямыми ладонями по голове. — Нет-нет-нет... только не опять... второй раз я этого не выдержу... нет-нет-нет...

Гарри схватил его за запястья, останавливая бессознательные попытки навредить самому себе:

— Кормак, перестань! Ты меня пугаешь...

— Это Я его пугаю! Убирайся! Пошёл вон из моей головы! Ну разумеется, как же ещё... и тут он подходит, и здесь, и умный, и красивый, и по характеру ангел, и мной интересуется, и подвернулся так удачно, и оставаться должен в секрете...

— Солн... Кормак, ты чего? Давай, успокойся, пожалуйста...

— Заткнись! И проваливай, я сказал!... сосредоточиться на том, что реально... сосредоточиться на том, что реально... он не настоящий, это просто фантазия...

— Да настоящий я, что ты несёшь!

— ... не слушать его, иначе будет как тогда... сосредоточиться на том, что реально...

Дверь отворилась, и в спальню с раздражённым видом зашёл сосед Гарри:

— Вы чо тут разорались!

— Симус! — в момент к нему обернулся парень со шрамом. — Бегом в медблок за Помфри!

— Да чо ты...

— ЖИВО! СЕЙЧАС ЖЕ!

Увидев взгляд однокурсника, который вселял хтонический ужас, Симус испуганно попятился обратно к двери и на ощупь схватился за дверной косяк, потеряв равновесие.

— БЕГОМ, Я СКАЗАЛ!

Этот крик заставил его опомниться, и с лестницы раздался звук мужских ботинок, спешно прыгающих вниз через несколько ступенек. Через пару секунд шум шагов прекратился, а ещё через мгновение — затихли и те несколько прыжков, за которые Симус пулей вылетел из башни.

Комнату заполняло лишь сбивчивое дыхание и уже совершенно невнятное бормотание четверокурсника, переживающего самый свой глубокий страх, с которым он надеялся больше никогда не столкнуться.

***</p>

— Что с ним? — встревоженная Гермиона бросилась навстречу мадам Помфри, вышедшей к ним из медблока.

Гарри, заметив целительницу, раньше подруги хотел было устремиться навстречу, но в последний момент себя одёрнул, понимая, как подозрительно это может выглядеть. Тем более, он был настолько растерян, что даже не мог собрать слова в простейшее предложение.

— Я не в праве вам рассказать, — отрезала лекарь. — Но как хорошо, что вы здесь. Все трое. Пойдёмте, — она указала рукой внутрь медблока, приглашая их войти внутрь. — Только будьте с ним потактичнее, хорошо? И не удивляйтесь, если какие-то его слова покажутся странными.

Через несколько мгновений они оказались перед Кормаком. Он вполоборота сидел на заправленной больничной кушетке — значительно более спокойный, чем в последний раз, когда целительница, подоспевшая вместе с Симусом в их спальню, вырубила четверокурсника каким-то пахучим снадобьем.

Троица села напротив него, на соседней кушетке. Лекарь встала между двумя этими кушетками, блокируя собой проход.

— Четверо, — неожиданно произнёс Кормак. — Хватит. Больше трёх — быть не может, — затем он устремил взгляд к Рону и решительным тоном задал вопрос: — Рон, кто такая мадам Помфри?

Рыжий третьекурсник ошарашенно перевёл взгляд на целительницу, а блондин немигающим взглядом следил за реакцией на этот вопрос.

— Отвечайте, — требовательным голосом сказала дама.

— Да вот же она, — растерянный парень указал пальцем на хранительницу больничного крыла.

Гермиона тут же опустила его руку, прошипев:

— Пальцем в людей не тыкают!

— Нет, — спокойным, но требовательным тоном продолжил блондин. — Кто такая мадам Помфри? Опиши, кто она такая. Словами.

— Ну это... как бы... мадам Помфри, — он покосился на неё, — школьная целительница. Заведует медблоком. Вот она стоит, — на сей раз он указал, кивнув в её сторону, — У неё не голове такая белая фиговина — не знаю, как она зовётся...

— Достаточно, — отрезал Кормак. — Кто такая Гермиона Грейнджер?

— Да ты вообще охренел!...

— Мистер Уизли! — пресекла его реплику лекарь. — Отвечайте. Это важно.

— Ну ладно... девушка моя. Вот она сидит. Самая умная и красивая девчонка в школе, третьекурсница на фак...

— Достаточно. Кто такой Гарри Поттер?

— Мой лучший друг, — Рон всё ещё взволнованно оглядывался на целительницу, но продолжал отвечать по существу. — И твой... ну... ты с ним тоже общаешься. Я с ним учусь вместе, на третьем курсе. И в одной спальне...

— Кто ещё его знает?

— Да все его знают.

— Как именно его все знают? Кто он для них?

— Да он вообще известный довольно. В газетах там про него пишут... В детстве победил Сам-Знаешь...

— Достаточно. Гарри, кто такой Рон Уизли?

Настал черёд Гарри отвечать. И, кажется, он начинал понимать, к чему эти вопросы.

— Мой лучший друг. Сосед по спальне. Рыжий парень. Гриффиндорец. Третьек...

— Достаточно. Кто такая Гермиона Грейнджер?

Гарри дал описание — примерно такое же, какое было и у Рона, только своими словами. Затем Кормак снова спросил про мадам Помфри и, получив ответ, обратился к Гермионе, также потребовав описать трёх других присутствующих.

Девушка давала самые чёткие ответы, и при этом, в отличие от Рона, выглядела совершенно спокойно, понимая, что здесь происходит и зачем это нужно.

Получив ответ на последний вопрос о том, кто такой Гарри Поттер — Кормак с облегчением выдохнул, немного помолчал и расплакался.

— Ребят, простите, я не... мне было надо... я должен был убедиться...

— Всё в порядке, — успокаивающим голосом ответила подруга, — мы понимаем.

— Я, вот, ничего не понял... — подал голос Рон.

— Я тебе потом объясню, — спокойно, но голосом, не допускающим пререканий ответила его девушка, — а сейчас — лучше вообще молчи.

Кормак уставился на Гарри умоляющим взглядом:

— Я не... прости, что ты это видел... я не имел в виду...

— Мистер МакЛагген, может, ещё успокоительного? — вежливо наклонилась к нему целительница.

— Нет... Я... Я щас... — он сделал глубокий вдох. Помедлил немного, собираясь с силами. И, видимо, так и не решившись, сделал ещё пару вдохов. Лишь после этого он заговорил уже более-менее ровным голосом, — ребят, простите, но... можете оставить нас с Гарри? Пожалуйста... Простите, что дёрнул вас только ради вот этого...

— Да без проблем, Кормак, — девушка встала. — Ты давай, приходи в себя. Мы за дверью, если что. Рон, пойдём.

Рыжий парень последовал за ней, крепко сжав губы, чтоб ничего не сказать ненароком. Целительница отошла в сторону, выпуская их, а затем, ещё раз окинув пациента взглядом, сама также отошла подальше — к своему столу.

Оказавшись наедине с Гарри, блондин сперва посмотрел ему в глаза взглядом, полным вины и ненависти к себе, а потом уставился в пол:

— Забудь всё, что я тебе там наговорил. Это был не я... Ну, не совсем я, — он начал торопливо причитать. — Я не хотел, чтоб ты меня таким видел. Я просто... это было слишком. Ты на меня так сразу вывалил... А я был не готов. Если бы ты постепенно — всё было бы нормально... Но вот так сразу... Это всё ты... — он осёкся, — Нет, это я. Не подумай, что я на тебя всё валю... Ты же тут ни при чём... — он поднял взгляд и уставился на Гарри умоляющими глазами, на которых опять наворачивались слёзы, — Пожалуйста, не бросай меня. Я исправлюсь, честно... Такого больше не повторится, я обещаю. Только не бросай...

Гарри наклонился вперёд и положил руку ему на коленку:

— Ш-ш-ш, тише. Я и не собираюсь. Ты подумал, что я — твоя галлюцинация, да?

— Я не имел в виду... Я не хотел обидеть... Это не...

— Кормак, солнце, успокойся. Во-первых, я не собираюсь тебя бросать. Во-вторых, ни на что я не обижаюсь. Я понимаю. Просто чтобы прояснить: ты решил, что я — ненастоящий?

Блондин виновато кивнул, поджав губы.

— Ладно. Но теперь — ты веришь, что я, всё-таки, реальный?

Тот кивнул ещё раз.

— Ну вот и хорошо. Если я правильно представляю, что ты чувствуешь — то тебе сейчас особенно нужна поддержка. И не только моя. Ты уже сообщил своему дяде или отцу?

— Нет. Я им не смогу объяснить, что у нас с тобой за отношения, и почему я так сорвался.

— Ты уверен? Может, им лучше быть в курсе?

— Не лучше. Это был всего лишь нервный срыв, а не рецидив. Я испугался, что это был рецидив, но это был не он. У меня их со школы не было. И не будет, я обещаю.

— Не надо обещать. Если есть такая возможность — то мне лучше быть в курсе. Чтоб быть готовым, в случае чего. А твоим родителям — тем более. Подумай хорошенько: может, всё-таки, лучше им сообщить?

— Нет, я правда в порядке. Теперь — в порядке... Просто пойми: когда выясняется, что слухи о Гарри Поттере — мало того, что не преувеличивают, а ещё и умалчивают столько всего про тебя... когда оказывается, сколько всего с тобой связано совершенно невероятного, и когда ты такой сказочный — ещё и мой парень — тут одно из двух: либо мне вот просто так повезло настолько запредельно, как не везло никому и никогда, либо... у меня опять крыша... у меня опять рецидив. Ну сам посуди, что выглядит более реальным...

— Да я понимаю-понимаю... Но я не такой идеальный, каким ты меня описал. Это просто ты меня таким видишь... Вот уж не думал, что это может стать проблемой.

— Да это не станет! Я обещаю! Такого больше не повторится!

— Кормак. Мне сколько раз повторить? Я тебя люблю. И не собираюсь тебя бросать. Но мне важно, чтобы ты честно говорил со мной об этой особенности. Для меня — это лишь особенность, не более. Но только если ты не будешь её от меня скрывать.

Блондин тяжело вздохнул.

— Ладно. Я не могу обещать, что такого больше не повторится. Но я надеюсь, что оно не повторится. И я не думаю, что ещё хоть когда-нибудь в жизни я столкнусь с чем-то настолько неправдоподобным, что окажется правдой.

— Ну а если и столкнёшься — у тебя есть я, чтобы сказать, правда это или нет.

Кормак опять расплакался, стыдливо опустив голову.

— Я тебя люблю, — сквозь слёзы простонал он, — Вот чем я тебя заслужил?

Гарри встал со своей кушетки и сел рядом с блондином, обнимая его за плечи:

— Всем заслужил, — он наклонился, ловя взгляд своего парня. — Ты мне доверяешь?

Четверокурсник кивнул.

— Тогда просто поверь: то, каким идеальным ты считаешь меня — ровно настолько же, а то и более, идеальным — я считаю тебя. Так что это ещё вопрос, кто тут кого заслужил.

— Но ты же...

— Ты мне доверяешь?

— Да.

— Тогда просто поверь. Сможешь?

— Да, — он медленно начал выпрямляться, поднимая голову.

— Кто мой идеальный парень?

— Я, если верить...

— Неправильный ответ. Ещё раз: кто мой идеальный парень?

— Я, наверное...

— Неправильный ответ. Кто мой идеальный парень?

— Я.

— Вот. Теперь правильно. Один идеальный парень заслужил другого?

— Да.

— Кормак МакЛагген — достойный партнёр Гарри Поттеру? — ему было даже как-то неловко убеждать парня своей мечты в настолько очевидных вещах.

— Да.

— Вот и хорошо. Запомни это. А если возникнут сомнения, — он понизил голос, — вспомни всё, что я позволяю тебе с собой вытворять. И вспомни, какая при этом у меня довольная физиономия. Всё? Успокоился?

— Вроде, да. Спасибо.

— Да не за что...

— Есть за что.

— Кормак, забей. Ты как вообще себя чувствуешь? Может, ночь здесь проведёшь?

— Не, лучше у себя.

— Уверен?

— Да.

— Ну ладно, пошли тогда.

Они почти синхронно встали с кровати. Заметив это, к ним подошла мадам Помфри:

— Мистер МакЛагген, я рекомендую вам провести эту ночь в больничном крыле, на всякий случай.

— Нет, у меня с больницами такие ассоциации, что лучше не надо.

— Как знаете. Вот, возьмите успокоительные травы, хотя бы, — она протянула бутылёк со снадобьем. — Пару дней — вам нужно избегать любого стресса. И если только почувствуете, что приближается что-подобное — бего́м ко мне.

— Хорошо, — он благодарно кивнул и взял лекарство.

— Постарайтесь на выходных заняться чем-нибудь приятным, милый мой. Праздники, всё-таки.

— Постараюсь, — блондин наконец-то улыбнулся.

Гарри также поблагодарил целительницу кротким поклоном, и они направились к выходу.

— Но мне всё-таки было бы полезно знать особенности твоего... состояния, — шепнул Гарри, когда они приближались к двери. — Разумеется, когда будешь готов.

— Само собой. Уж объясниться-то — я точно обязан. За то, что ты меня сразу не бросил.

— Кормак, кто мой идеальный парень?

— Понял... За то, что ты у меня такое сокровище.

— Вот, уже лучше.

***</p>

Встретившись на выходе с Роном и Гермионой, Кормак выслушал неуклюжее мычание рыжего третьекурсника, который, похоже, пытался за что-то извиниться. В ответ блондин лишь поблагодарил товарищей за понимание и сам попросил прощения за доставленные неудобства.

— Да ты чо! Вообще не вопрос! — махнул рукой Рон под соглашающийся кивок своей девушки.

Ребята вчетвером неторопливым прогулочным шагом дошли до гриффиндорской башни под неловкие разговоры на отвлечённые темы. Хотя во второй половине пути беседа была уже вполне настоящей: трое из них делились планами на выходные в Хогсмиде, пока Гарри лишь молча слушал, то и дело поглядывая на Кормака. Вроде бы, тот, и правда, уже вполне пришёл в себя, и был искренне увлечён темой, а не просто делал вид.

Оказавшись в башне, Гермиона с Роном, взявшись за руки, сели у камина в гостиной, в которую потихоньку подтягивались ученики. А Гарри — проводил Кормака в его спальню.

— Я посижу тут с тобой, ты не против? — сказал третьекурсник, оказавшись внутри и закрыв за собой дверь.

— Да я сам тебя хотел попросить остаться. Я же объясниться должен...

— Солнце, слушай. Мне не надо, чтоб ты отчитывался передо мной, потому, что «должен». Мне надо, чтоб ты сделал это тогда, когда будешь готов.

— Я готов.

— Уверен?

— Да. Ну а когда ещё?

— Тебе от этого разговора сейчас хуже не станет?

— Мне будет хуже, если я буду носить это в себе. Так что — давай, садись на любую свободную кровать. Скинь там хлам, если мешает.

— Это не хлам, — Гарри сел на соседнюю кровать, беря с неё брошенный джемпер. — Это твоя одежда. Я буду сидеть и её нюхать.

— Да как хочешь. Только хотя бы носки не нюхай, если наткнёшься.