4. Зловещая долина (2/2)
Гарри поднял охреневший взгляд на того, кого считал своим другом.
— Дружище, знаешь... А Гермиона частенько права. Ты иногда — и правда эгоистичная свинья. Немножко. Чуть-чуть. Если б я мог — я бы сейчас тебе врезал.
— Да что я опять такого сказал-то?!
— Серьёзно, Рон. Вот сейчас — лучше заткнись.
***</p>
На «уход» Гарри шёл в одиночестве, покинув Большой Зал последним. Самым последним. Ему нужно было проветриться, и прямо сейчас — было лучше, чтоб Рон ему на глаза не попадался. Он, конечно, его простит — уже к вечеру, наверное. Но если наглая рыжая морда будет мозолить глаза после того, как она ляпнула такое — и даже не поняла, «что в этом такого» — Гарри мог и не сдержаться, и на полном серьёзе подраться с лучшим другом.
Белоснежний зимний пейзаж, такой прекрасный, когда ты наблюдаешь его с высоты птичьего полёта — отсюда, с моста по пути к хижине Хагрида — как же давно он этого не замечал...
Ну правда: тот, кого ты вроде как называешь своим лучшим другом — узнаёт, что у него в прошлом — БУКВАЛЬНО нет ничего, за что можно было бы зацепиться, чтоб жить ради этого... а в будущем — ему ничего такого и не светит... и он узнаёт это сразу после того, как ты сам осознал любовь своей жизни... так, стоп.
Эта девушка в патронусе Рона — это, что, Гермиона была?... Вроде нет, со спины было не похоже. Не то чтобы Гарри видел её голой — но фигура совсем другая. Просто какая-то абстрактная красотка, наверное. Воплощающая особо потаённый фетиш Рона... хм... Рон тащится по танцу живота? Нашёл чего смущаться... ладно, не важно!
Твой друг узнаёт тяжёлые новости на фоне того, как ты — напротив, получаешь собственный ключик от счастья... после чего ты сам себе придумываешь надутые проблемы на ровном месте, и твоя реакция на его состояние — это: «да у тебя же всё заебись»? Гермиона права: это верх эгоизма, надо реально не видеть вообще ничего дальше своего носа!
И зимний лес, уже виднеющийся за выходом с моста, оказывается, такой живописный...
Нет, Гарри не нужна жалость Рона. Он и сам справится, как всегда... ведь справится же? Конечно справится! Всю жизнь же как-то справлялся — один, без чьей-то помощи! ... Но если так придётся и всю оставшуюся жизнь — оно вообще стоит того?
Гарри остановился посреди моста, любуясь горным пейзажем.
«Настолько дорогого, настолько желанного, настолько сокровенного человека — у тебя просто нет, — возник в памяти печальный взгляд Люпина. — И ты крайне одинок.»
А ведь и правда, кроме Рона и Гермионы — у него никого нет. Есть вся школа, которая его вроде как обожает. Но когда ему плохо — кроме этих двоих никто почему-то не рвётся составить ему компанию. Нет, они обожают не его, настоящего Гарри, со своими проблемами и переживаниями. Они обожают идеального Мальчика-Который-Выжил — фотогеничного героя с обложки «Ежедневного Пророка». У которого нет проблем. И который решит их проблемы — прямо или косвенно. Чуть что, их реакция — это: «Ну что ты ноешь», в куче различных формулировок. Конечно, само собой. Герой Гриффиндора не должен ныть, никогда. Даже в бою с василиском, когда эта зубастая зверюга может тебя вообще перекусить пополам. Ты давай там, побеждай его и возвращайся к нам — но не ной...
Есть семейство Уизли — они приняли его как родного... Но действительно ли как родного? Без приукрашивания, по честному — Гарри правда может обратиться к ним с любой проблемой, с которой он мог бы пойти к настоящим родителям? Даже с какой-то позорной бытовухой? С той, с которой к ним может обратиться Рон? Или Фред с Джорджем? ... Всё-таки, нет. Он им — как родной. Ключевое — это «как».
Нет, он не может — да и не хочет — требовать от семейства Уизли большего. Он совершенно искренне, всей душой — им безмерно благодарен за то, что они его приняли. И, главное — как приняли. Они, всей семьёй, и правда, стали для него самыми близкими, самыми дорогими людьми, которые отнеслись к нему с бескорыстной заботой и теплотой. Как к сыну. Как к брату.
Но они — всё равно не настолько близкие. В полной мере — он им не сын и не брат. Настолько близких людей, какие есть у всех остальных — у него никогда не было. И не будет.
Лёгкий зимний ветерок треплет волосы Гарри. Прекрасный вид долины внизу, с замёрзшей рекой меж двух усыпанных деревьями гор — это, пожалуй, самое приятное, что Гарри испытывал за последние несколько дней.
А если дальше — будет лишь вот так, не лучше и не хуже... Если даже преодолевая беды, встающие на твоём пути — для многих, непосильные беды — если при этом лучшее, на что ты можешь надеяться — это то же самое... Если в конечном счёте — ты всё равно можешь рассчитывать лишь на себя — ну, и ещё на Гермиону с Роном — но ведь они тоже есть в твоей жизни не всегда... то, получается, ты, и правда, одинок.
«И ты крайне одинок», — с горечью и даже какой-то жалостью повторяет любимый учитель.
В конечном счёте — ты всё равно один. У всех — кроме тебя — всегда есть кто-то. У тебя тоже есть дорогие люди. Но не всегда.
Когда — ещё до Хогвартса — Дурсли отдали тебя в тот интернат для трудных подростков, прекрасно понимая, что тебе там не место — ты мог рассчитывать только на себя. Да, ты спасся от самого тяжёлого этапа старших классов, когда пришло спасительное письмо из Хогвартса — но весь остальной многолетний ад ты пережил сам. Один.
Когда всё твоё детство, как бы ты ни старался, что бы ты ни делал, всегда был прав «любимый Дадлик» — жирная избалованная свинья — с этим ты тоже научился справляться сам. Один.
Когда у всех детей — не то чтобы тебе было позволено с кем-то общаться, да и они сами не рвались к «вонючке Поттеру», но ты знал — когда у всех детей были дни рождения, а у тебя — нет. Ты в совсем юном возрасте научился мириться с этим сам. Один.
Счастливых воспоминаний из детства — которые есть у всех — у тебя их уже никогда не будет. Не будет семейных фотографий. Не будет воспоминаний со школьного бала — ведь в вашей школе отсутствие взысканий, когда тебя хотя бы не отправляли на дежурство драить кухню за то, что «дерзишь» — уже считалось за счастье.
Нетронутый белый снег на уходящих далеко вниз чистых горных склонах чарующе поблёскивает в вечернем лунном свете. Прохладно. Но красиво.
Да, тебя всё это закалило. Да, живя у Дурслей, ты научился — не по годам — быть полностью самостоятельным. Да, возможно, именно это и сделало тебя тем самым «идеальным сыном, которого у неё никогда не было», как сказала тебе однажды, растрогавшись, Миссис Уизли.
Да, ты и сам практически уверен: что бы ещё в тебя ни швырнула жизнь — ты и с этим, как всегда, тоже научишься справляться. Сам. Один.
Как там однажды сказала Гермиона?... «Что нас не убивает — то делает сильнее?»
Если это правда — то ты уже должен быть просто охренительно... нет, ОХУИТЕЛЬНО сильным. Среди ровесников — так уж точно.
Но ты устал всегда быть сильным. Ты устал всегда быть правильным. Ты устал в конечном счёте рассчитывать только на себя — без подстраховки, которая есть у всех остальных. Ты устал быть один — независимо от того, как много людей снуют вокруг.
Ты хочешь, наконец, быть не правильным, а счастливым. Почему это по умолчанию есть у всех остальных, но не у тебя? Почему тебе, чтобы просто заполучить то же самое — нужно этого добиваться? Всегда.
«Жизнь — вообще не очень справедливая штука, Гарри...»
«Вы правы, профессор. Как всегда, правы. Вы — самый мудрый из тех, кто меня учил. Наверное, даже мудрее Дамблдора...»
Если так будет всегда... Если всю оставшуюся жизнь ты и дальше будешь мчаться, как загнанная белка в колесе... Лишь для того, чтобы твоя жизнь просто была сносной...
«Оно вообще...»
«... того стоит?»
Если ты всё равно никогда не сможешь заполучить свой собственный кусочек счастья, который рано или поздно обретут все, кого ты знаешь... а ты, как птица, случайно влетевшая в окно замка, будешь и дальше биться головой о стекло... и твоей единственной надеждой будет лишь великодушие кого-то, кто откроет для тебя это окно раньше, чем ты рухнешь оземь без сил...
Если всё это — твой лучший сценарий...
Как высоко...
ДА, ЧЁРТ ВОЗЬМИ, ЭТО ЭГОИСТИЧНО!
Ты хочешь счастья — и для себя тоже. Ты был «правильным» столько времени — сколько не был, наверное, никто и никогда, кроме, разве что, самого Годрика. Но сколько можно!
Ты уже столько сделал для мира — и магического, и маггловского.
Когда, наконец, мир сделает что-то для тебя?
Не одна миссис Уизли. Не один Дамблдор. Не МакГонагалл, не Гермиона и не Рон. А мир.
Почему, несмотря на всё то, что вроде бы всеми считается как «хорошее», что ты уже сделал, и всё то, что ты ещё сделаешь — почему тебе до сих пор приходится с боем выцарапывать из лап судьбы то, что есть у всех остальных?
Как высоко и красиво... Особенно — отсюда, от самого края... Сразу за этими деревянными перилами...
«Нельзя!» — в голове рявкает твой собственный голос.
Что — нельзя? Почему — нельзя? Это же логично. Последовательно и логично. От начала — до конца. Вся цепочка. Ты не совершил ни единой логической ошибки. Одно вытекает из другого — а значит...
«НЕЛЬЗЯ, Я СКАЗАЛ! Назад!»
Но это же простая математика. Если прогнозируются только убытки, и притом — только увеличивающиеся — то надо выходить из сделки. Чем раньше — тем меньший урон понесёшь. Это же элементарно, как...
«НЕЛЬЗЯ. НАЗАД. СЕЙЧАС ЖЕ.»
Почему?
«Ты себе обещал.»
И что?
«И то. Второго шанса — не будет. Ты обещал...»
...
«...Ещё раз возникнет такая мысль — взять время на обдумывание, хотя бы неделю. И обсудить хоть с кем-то — пускай, и иносказательно. Как в прошлый раз, ”гипотетически философствуя”. Если есть хоть крошечный шанс, что станет лучше — оно стоит того, чтобы перетерпеть. В прошлый раз — ведь нашлось? Не передумаешь — вернуться всегда успеешь. А назад — уже нет. Вспомнил?»
Но если я не смогу вернуться — мне это уже будет без разницы. Ни хорошо, ни плохо — никак. Нулевой баланс. А если же будут только убытки... Если каждый новый день сулит лишь ещё больше несчастья...
«Ты обещал.»
Себе же обещал. Кто меня этим попрекнёт? Я сам, что ли? Тот, которому уже будет без разницы?
«ТЫ. ОБЕЩАЛ. Начинай отсчёт недели, если мы решились. И мы с кем-то поговорим об этом. НО ТЫ НЕ СДЕЛАЕШЬ ЭТОГО СЕЙЧАС.»
Ну ладно, так и быть. Неделя ничего не изменит. Вряд ли станет ещё хуже. Уйду с чистой совестью — перед самим собой. Им я уже давно ничего не должен... Так странно... Что я решился после какой-то перепалки с Роном. Я просто наконец-то всё понял... наверное.
Гарри Поттер, стоявший посреди хогвартского моста, задумчиво облокотившись о перила и наблюдая живописный пейзаж, отстранился, и сделал шаг назад.
***</p>
«Ещё и уход за этими ползучими гадами, как назло», — думал Гарри, ковыляя дальше по мосту в сторону хижины Хагрида.
Он одним ухом на обеде слышал, что на этот раз — будет какой-то гипо-что-то-там.
«Гипогликемия» — возникло в сознании слово из прошлой жизни.
Кем бы ни была эта очередная клыкастая, трёхглазая, пятилапая и шестижопая кусака — меньше всего хотелось тратить часть оставшейся недели именно на неё.
«А может, Хагрид по дружбе меня отпус...»
Едва сделав шаг с каменной ступеньки на выходе с моста, Гарри обо что-то запнулся, и грязная тропинка начала стремительно приближаться к лицу. Он рефлекторно выставил руки вперёд, но всё равно с размаху шарахнулся на землю — отчего-то, значительно больнее, чем ожидал.
«Наверное, опавшая ветка», — подумал Гарри, и начал было подниматься...
Но его втоптали в землю два больших ботинка, с силой наступившие ему прямо на лопатки. В тот же миг он испытал острую боль в правом боку и рефлекторно попытался согнуться — лишь для того, чтоб получить второй пинок прямо в солнечное сплетение.
— Отъебаться от тебя, да, Поттер?! — раздался знакомый высокомерный голос. — Долго же ты там стоял, тормоз! Я аж замёрз! Держите его крепче!
«Как знал! Надо было, всё-таки, прыгать. Очередной убыток. Всё более отрицательный баланс», — задыхаясь после очередного удара и готовясь к следующему, подумал Гарри.
— Зато сейчас согреюсь! Я тебя предупреждал, что стены за́мка такого не прощают, а? — уже запыхавшись от утомительного труда, орал Малфой. — Знай своё место, ничтожество!
«Хотя, в принципе, какая разница? Что так, что об лёд речки... А тут — я и не сам. Там, правда, было бы красивее. И сразу, не так мучительно.»
— Запомни, как себя надо вести в стенах за́мка! Это тебя полтергейст так отмудохал! Уже усвоил, или ещё надо?
— Босс, может хватит?
— Я сам решу, когда ему хватит! Ещё у кого-то есть сомнения?
«Только не по лицу...» — промелькнула последняя мысль, прежде чем Гарри потерял сознание.