2. (1/1)
После яблок в карамели губы у Эи были сладкими. Ощутимо, даже если целовать украдкой, когда многочисленные жители Тэнсюкаку отворачиваются, чтобы моргнуть, а ронин-разбойник — тут как тут. Вот возвернутся, поправят очки — и только ветер толкнет по полу рыжий кленовый лист мимо них. Не дано им видеть!
Когда Казуха Каэдехара рисует белыми да черными красками по божественному лицу, за шалость в Тэнсюкаку ему приходится платить сполна — лезвие нагинаты касается его шеи, прежде чем рисунок черепа оказывается завершён. Разве не так пугают на ”Халлоин”, о котором комиссии Ясиро услужливо нашептала Путешественница?
(Каэдехару не пугает это с тех пор, как он бросил вызов молнии — но не замереть невозможно).
— Бережнее, — дразнит он.
На Рито уже вытаращились пустыми глазницами тыквы самых разных форм: ощерившись зубищами, вот-вот зарычат — и многочисленный люд счастливо соревнуется в конкурсах по вырезке самых-самых лучших узоров на тыквенных боках. Умельцы вырезают эмблемы электро, витиеватые ветви сакуры и лисьи морды.
Казуха Каэдехара пыхтел три часа, чтобы вырезать кошачью фигуру — Райден Сёгун за чирк катаны превращает свою тыкву в заготовку для салата и недоумевает, почему это ”не по канонам”.
— К ней надо было...
— Пребудь в молчании, ронин.
— ...нежнее.
Стрекочет электро.
Сёгун нависает вот прям так — в подобии костюма летучей мыши, усилиями Яэ Мико водруженном на божественное тело, и самурай шепотом просит: ”Позови _её_ ко мне”. Лукавости ему не занимать. Его пальцы пропахли тыквой, а где-то у линии подбородка осталась размазанная капля карамели.
У Райден — Райден Эи — есть тысяча и одна причина ее укусить: это не особо соответствует вечности, но и не препятствует ей нисколько — к тому же, к чему портить настроение размышлениями о скоротечности чужой жизни сейчас?
”Нежнее, — Каэдехара дразнится куда-то в божественную шею, и его одеяния призрака шуршат от соприкосновения; мерцают звезды в высоте, и кто-нибудь из прислуги может в любой момент зайти. — Мягче. Я ведь — не меч”.
Не смотря на его хищные просьбы, у пальцев Её превосходительства хватка — стальная. Казуха чувствует это где-то у собственных ребер (”а этот костюм вышел славным, согласись”), потом — на плечах; немногим позже — на лице. Оно гримом не украшено, пока на лице архонта все еще красуется рисунок черепа — правда, от нескольких секунд карамельной близости контуры красок размываются.
...Но стоит зазвучать шагам постороннего — от самурая остаётся лишь кленовый лист, и его фигура пропадает в черничных сумерках вне Тэнсюкаку.
Вот так празднуют ”Халлоин”?
Тыква, принесенная Яэ некогда, глупо вылупилась со стола: уж от чьего-чьего, но от её взгляда ронину — и его шалостям — не скрыться. Даже если очередной секретарь будет безупречно слеп к происходящему: не им догадываться, какой кленовый призрак увязался за их божеством.
Шумят за окнами роскошные фейерверки.