3. (1/1)

В законах Домов прописано: всякий Благословенный будет наречен именем лишь в миг, когда его сила будет принята народом земель его. Следом сказано: ни единый Благословенный не вправе покинуть Дом свой, ежели не изгнан будет, но даже в таком случае изганника полагается предать смерти. И после сообщается: Благословенный, как и Смотритель его, да будут лишены смертных связей, сковывающих сердце и порочащих тела их, а всякий, уличенный в привязанности подобного порядка, будет предан суду — а значит, казнён без жалости.

Казуха знает законы на зубок, и именно поэтому он должен быть уже дважды как мёртв, казнён и изгнан — но он живой; он дышит на стекло окон чужеземной резиденции, зацепившись побелевшими пальцами за карниз, и ливень полощет отрепья его одежд — где-то далеко уже давным-давно догорели церемониальные платья. Неделями назад дом Красного Клёна потерял своего Благословенного — и, наверное, там уже казнили его Смотрителя, когда последний пришел в себя: сбегая, Каэдехара не отнял его жизнь (хотя мог), и лишь заставил проспаться на собственном посту. Но как же удивительно и странно: Смотритель упустил того, за кем присматривать обязан был!

Казухе открывают окно почти вечность спустя. Он улыбается этому побледневшему, но такому знакомому лицу, и с трудом забирается внутрь. Смотрительница дома Сакуры тянет его за собой по чужим коридорам, позади остаётся след влажных одежд, и резиденция, похожая на лабиринт, окончательно проглатывает гостя. А гость и не против.

Вот он ждёт у дверей, увитых глициниевыми ветвями из серебра и аметистов; Яэ шипит на него, подтыкая в бок, чтобы спрятался в темень, и негодует: из-за него её могут лишить не только места при Благословенной дома Сакуры, но и жизни. Казуха усмехается. Казуха должен быть уже дважды как мёртв, казнён и изгнан — но он живой.

Яэ втягивает его за плечо за собой, в полумрак за глициниевыми дверями; они петляют по коридорам, скупо подсвеченным странной, мерцающей травой в керамических горшках, и Каэдехара думает о том, что резиденция дома Сакуры походит на крепость. В сердце этой крепости их Благословенная.

Некогда Благословенных было две (удивительный во все времена случай!); но время, а вместе с ним и войны, оставили от Райден Макото лишь бездыханное, переломанное тело — с тех пор её сестру берегли как зеницу ока, и редкий человек мог воочию увидеть то, насколько она прекрасна. Птица, запертая в клетке.

Каэдехара Казуха познакомился с Эи на Совете Домов: Благословенные, их Смотрители и их свита представляли собравшимся результаты десятилетий. На Казуху тогда смотрели с подозрением: за последние семьдесят лет дом Красного Клёна сменил так много Благословенных, что ни у кого не было сомнений — и эта птица улетит из гнезда. Дом Красного Клёна разваливался у всех на глазах.

В то же время, дом Сакуры входил в Сильнейшую Семерку: наравне с домами Гинкго, Дуба, и другими.

Эи стояла с ветвями сакуры в руках, и на ее лице застыло выражение такой глубокой, почти бездушной отстраненности, что Каэдехаре почти стало страшно. Может быть, страшно за неё.

А теперь она встречает его в недрах своей резиденции, закутанная в церемониальные одежды, и на её лице настоящее, живое изумление — Яэ, толкающая Каэдехару вперед, все еще негодующе ворчит, но Казуха ее уже не слышит: мокрыми ладонями он касается этих светлых щёк, ледяными губами целует теплый уголок губ. Им всем быть казнёнными.

Они шагают в пропасть, из которой не вылететь. Из которой не выбраться по стенам.

Пропасть бездонную.

Но Казухе почти хочется смеяться. Он преодолел и горы, и леса, и города, лишь бы сегодня, вымокшим и досмерти уставшим, оказаться здесь; он весь в грязи, прилипли ко лбу волосы, жар кленовых листьев полыхает в глазах — но он здесь!

Прежде им случалось лишь украдкой устраивать встречи: прикрываясь стремлением установить союзнические отношения, подолгу говорили в Алом Зале — сердце дома Красного Клёна; рыжие, желтые, жаркие солнечные зайчики липли к щекам Эи, и это было до ужаса притягательно.

А в сердце ее резиденции солнце почти не проникает.

Поэтому Казуха обещает, не опуская рук от девичьих щёк: он выбьет в этих стенах дыры, он разобьёт потолок, но солнце будет здесь светить. А затем они вырвутся, взберутся по развалинам дома Сакур, и морось грибного дождя умоет их уставшие лица.

Потому что Казуха Каэдехара — свобода.

И он должен быть дважды мёртв, казнён и изгнан.

Но он здесь, от него пахнет влагой, Яэ покрепче запирает двери, Райден Эи шепчет ему на ухо: ”Вперёд”.